Этот хирург – мясник. Это метафорическое утверждение того, что мы имеем дело с некомпетентным врачом, который может зарезать пациента. Казалось бы, все как у Лакоффа: двойное соответствие. Но все же это не вполне так.
Лакофф сказал бы, что скотобойня проецируется на операционную, животное – на человека, а мясной нож – на скальпель. Но мы привносим нечто новое: понятие некомпетентности. Мясник может быть хорошим профессионалом, а хирург хоть и долго учился, но его профессионализм в нашей метафоре явно поставлен под сомнение. Более того, это и есть цель и суть метафоры: некомпетентный хирург подобен мяснику: он нечувствительно подменяет задачу, свойственную хирургу (вылечить пациента), задачей мясника – умертвить и разделать животное.
В новом пространстве средства и цели мясника смешиваются с пространством хирургии, и получается описание катастрофически грубой и опасной деятельности плохого врача.
Именно такое понимание метафоры как творческого акта по установлению соответствий предполагает возможность свободного ассоциирования, достраивания несуществующих возможностей.
Например, в реальности мясники не разделывают пациентов, но мы можем себе это вообразить. Хирург пользуется скальпелем и специальными инструментами, но мы можем представить, как он орудует мясным ножом и заспиртовывает органы, вынимая их из тела.
Можно сказать, что каждый, кто пользуется даже устоявшейся метафорой, в каком-то смысле ее автор. Для использования метафоры, если она произносится не автоматически стереотипно, а осмысленно, каждому нужно творческое воображение. Так метафора становится открытой для дополнений и интерпретаций.
Именно такое понимание особенно интересно для разговора о метафорах в терапии и коучинге, где метафора становится пространством диалога.
Метафора в терапии и коучинге
Неудивительно, что разговорная терапия рано обратила внимание на метафоры – как лингвистические, так и концептуальные. Можно сказать, процесс практического использования метафоры для лечения разговорами шел параллельно развитию понимания метафоры как таковой.
Разные терапевтические системы разработали разные метафорические словари. Есть свой словарь у Фрейда. Например, он использует сексуальную символику как инструмент для понимания сновидений, фантазий и ассоциаций. Юнг говорил об анимусе и аниме. Богат гастрономическими метафорами словарь гештальтистов. Многим знакомы такие понятия, как поток и вброшенность, привнесенные экзистенциальными психологами. Все это разные способы описания человеческого опыта, и мы акцентируем внимание на разных его гранях.
Однако в пространстве какой бы традиции (или вне ее) мы ни находились, есть важнейшая особенность терапевтической метафоры: она высоко индивидуальна. Она возникает в диалоге с клиентом, и ее жизнь непосредственно привязана не к человеческому опыту вообще, а к опыту конкретного клиента и конкретного терапевта или коуча.
Представьте, что несколько людей говорят, метафорически описывая свои переживания: «Я не могу это переварить». Но каждый из них будет иметь в виду очень особенные, свои, индивидуальные чувства и ощущения. В этом смысле терапевтическое понимание метафоры, конечно, гораздо ближе к Фоконье, чем к Лакоффу. В метафору вторгаются личные воспоминания, ассоциации, личный строй чувств – и знакомая картинка неожиданно чуть смещается, становясь неузнаваемой.
Если попросить говорящих подробнее рассказать о том, что они имеют в виду, один, скорее, опишет свои чувства так: «Эта ситуация камнем лежит во мне, я не могу ее переварить, она застыла там, и я все время чувствую внутри ее тяжесть». Другой скажет: «Я не могу переварить эту ситуацию – это значит, что она несъедобная, я не могу вообще понять, разъяснить ее, как бы разобраться в ней».
Совсем иное понимание, правда? Метафора та же, да не та.
У каждого из нас своя модель мира, которая включает наши ощущения, чувства, концепции, языки выражения и много чего еще. Все эти модели работают по похожим, но неодинаковым сложным правилам. Восприятие двух людей может быть ближе друг к другу, чем восприятие человека и летучей мыши, но факт остается фактом: существуют и некоторые различия, причем не столько физиологические, сколько привнесенные нашим индивидуальным жизненным опытом.
Вот почему нам так трудно понять друг друга на уровне концепций. Договориться о терминах буквально невозможно: нет двух одинаковых депрессий, под одиночеством или восторгом каждый понимает настолько свое, что чем дольше люди пытаются разговаривать в общепринятых терминах, тем дальше они уходят от какой бы то ни было общей реальности. При этом они могут вовсе не замечать отдаления друг от друга: кажется, что если слова общие, то и значат они (как метафоры у Лакоффа) одно и то же. Обобщенное слово-концепт служит своего рода псевдометафорой: как только она начинает жить своей жизнью в нашем разговоре, оттенки смыслов в разговоре неизбежно разбегаются в разные стороны.
Метафорический язык в этом смысле дает некоторую надежду на восстановление понимания – именно потому, что он не прикидывается общим. Вот почему при использовании явных метафор мы обязательно должны помнить: хотя метафоры (по Лакоффу) универсальны, они (по Фоконье) всегда продукт смешивания нескольких смысловых полей и сильно зависят от индивидуального восприятия.
Когда я или мой клиент используем метафоры, стоит помнить, что у нас нет единого ключа к соответствию метафоры какому-либо состоянию или ситуации. Наши метафорические пространства могут только смешиваться, а наши понимания – сближаться, но идентичными они не будут никогда. Чтобы наши ошибки во взаимопонимании и восприятии не были слишком серьезными, а разрыв не достиг полного непонимания, терапевтические метафоры должны обязательно и постоянно сверяться с актуальной реальностью – моей и клиента.
Конечно, модели мира могут быть похожими, если, например, мы с клиентом живем в одной социальной среде. Этим можно пользоваться, но доверять этому на сто процентов не следует.
Во-первых, не надо считать метафору явлением истины и полагаться на нее как на некую притчу, объясняющую смысл происходящего. Метафора может быть приблизительной или вообще неверной и все же служить важным целям в сессии.
И, во-вторых, самое главное – это постоянная сверка наших полей, возвращение метафоры к реальности общения с клиентом, установление истинных координат того места, где мы вместе с клиентом находимся (в концептуальном смысле).
Я настаиваю: любая метафора должна быть с GPS, то есть должна постоянно апдейтить координаты, иначе взаимодействие заблудится и вместо помощи получится нечто туманное и неточное, разочаровывающее или просто бесполезное.
GPS-метафора
Каждый метафорический элемент информации, который выдает клиент, терапевт понимает и интерпретирует относительно собственной модели мира.
Я. Вы не любите ни этой скуки, ни апатии.
Клиент (К). С одной стороны, не люблю, а с другой – люблю. Я как Маяковский: на всем, что сделано, ставлю nihil. С одной стороны, скучно, а с другой – я это делаю всегда.
Это как процесс совместного приготовления пищи: клиент добавляет свою интерпретацию в то, как он относится к своей скуке и апатии. (Ранее он также упоминал пустоту и черную пелену.)
Дальнейшая работа будет учитывать куда более завершенную и точную карту описания чувств клиента. Этот поиск и учет могут вестись до самого конца сессии, и часто именно они помогают клиенту находить слова.
К. Я хожу по кругу, ищу ошибки.
Я. Вы занимаетесь самоедством…
К. Вот точно, самоедством.
Я. …с которым связана пружина потери доверия к себе.
К. И к другим, соответственно. То ли здесь обманут, то ли там.
