Двойная игра - Пендлтон Дон

Унылая серая громада моста была окутана утренним туманом. Плавный изгиб сооружения едва вырисовывался сквозь стену мороси и рваной мглы. При въезде на мост застыли в ожидании три автомобиля. В каждой машине сидело по три человека. Водитель невероятных размеров черного лимузина нетерпеливо барабанил пальцами по рулю. Дон Элбрайт, самый молодой из сотрудников Берлинского отделения ЦРУ, изнемогал от бездействия. Ему было двадцать шесть лет, но выглядел он гораздо моложе. И первая порция шпионской романтики, о которой он грезил так долго, пока что доставляла ему не больше удовольствия, чем топтание на автобусной остановке.

Напарник Элбрайта был на тридцать лет старше. Его темное лицо, иссеченное шрамами и морщинами, являло собой летопись его похождений, а грубая кожа напоминала стертые подошвы лакированных ботинок. Ральф Коллингсуорт знал что есть что и кто есть кто в этом мире. Возможно, это была одна из причин, по которым он занимал должность заместителя начальника Берлинского отделения. Коллингсуорт раскинулся на заднем сиденье рядом с толстым человеком, который изо всех сил старался подавить улыбку на одутловатом лице.

Прикурив от дешевой пластиковой зажигалки, Элбрайт повернулся вполоборота к сидящим сзади. Он держал сигарету в правой руке, стряхивая пепел в открытое окно. При этом туман оседал на его рукаве в виде крошечных водяных капель.

— Где же они, черт подери? Уже десять минут седьмого. Я-то надеялся, что все пройдет гладко, — обеспокоенно произнес Элбрайт.

— Не бери в голову, — сказал Коллингсуорт, стараясь успокоить молодого коллегу и не выдать при этом собственного беспокойства, зарождавшегося в глубине его души. — Знакомые штучки. Я уже был однажды на подобном торжестве, на этом же самом месте, но только сделка тогда была покрупнее.

Элбрайт вопросительно посмотрел на своего шефа.

— Абель — Пауэрс, — пояснил Коллингсуорт. — Вскоре после того, как они выстроили эту чертову стену. Мы прождали тогда полчаса, пока, наконец, не появились русские.

— КГБ живет по своим часам. Они приходят тогда когда им вздумается, преимущественно ночью, — заметил толстяк. По-английски он говорил с сильным акцентом.

Элбрайт пригляделся к болгарину и впервые заметил, что тот сильно нервничает, несмотря на улыбку, которая время от времени появлялась на его рыхлой физиономии. Это было странным. Ведь, в конце концов, этот человек ехал домой после четырех лет, проведенных в американской тюрьме. Элбрайт не знал, была ли эта нервозность характерной для толстого болгарина или его соотечественники, находившиеся в двух других машинах, вели себя так же.

Туман внезапно сменился проливным дождем. Элбрайт выкинул окурок и поднял стекло, оставив лишь небольшой проем, достаточный для проникновения в салон свежего воздуха.

— Проклятье, — пробормотал Коллингсуорт себе под нос. — Почему в такие моменты всегда идет дождь? Донни, почисти стекло, я ни черта не вижу.

Элбрайт щелкнул выключателем, и "дворники" торопливо забегали по лобовому стеклу.

— Как там? — спросил он болгарина, вглядываясь в бетонные нагромождения на противоположном берегу.

— Там, здесь... Какая разница? Немцы, они и в Африке немцы, — ответил тот, ухмыльнувшись. — Возможно, на Западе больше разнообразия. В конце концов, мне на это наплевать, я еду в Болгарию.

— Не слишком-то радуйся, приятель, — угрюмо произнес Коллингсуорт, — твои друзья из КГБ зададут тебе не одну сотню вопросов, прежде чем ты окажешься дома.

— А мне-то чего бояться? Я ничего такого не сделал, чтобы они стали меня беспокоить! — выкрикнул толстяк.

Эти слова прозвучали словно мольба о помощи, Никто не ответил, и в салоне воцарилась тишина. Напряжение нарастало.

Сзади хлопнула дверь. Элбрайт опустил стекло и высунулся наружу. Дождь, начавшийся так внезапно несколько минут назад, похоже, начинал стихать. Эндрю Маклинток, водитель среднего автомобиля, торопливо приближался к машине Коллингсуорта, обеими руками поддерживая поднятый воротник шикарного плаща. Элбрайт открыл дверь и перебрался на соседнее сиденье, уступая место Маклинтоку. Тот проскользнул в салон, тихо закрыв за собой дверь. В глазах Элбрайта этот человек в своем шикарном плаще с поднятым воротником и шляпе, надвинутой на брови, выглядел персонажем бондианы — настоящий американский шпион. Однако Маклинток вовсе не был шпионом. Он состоял в должности аналитика, постоянно возившегося с горами всевозможных бумаг. В это слякотное утро он был здесь всего лишь в качестве водителя, и его лицо красноречиво говорило о том, что в такую погоду он с большим удовольствием обнимал бы подушку и видел седьмой сон. Маклинтоку исполнился всего тридцать один год, но у него уже проглядывала изрядная лысина, а лицо его было бледное, почти белое, словно лист протокола, с какими он возился у себя в кабинете.

Маклинток рассеянно кивнул Элбрайту и повернулся к Коллингсуорту, очки его начали запотевать в тепле салона. Прежде чем он открыл рот, вопрос уже был отпечатан, как на бумаге, на его лице. Коллингсуорт, умудренный долгими годами службы в разведуправлении, массой рядовых, ничем не примечательных заданий и командировок, которые больше походили на прогулки по этажам супермаркета и разглядывание витрин, нежели на деятельность служащего разведывательного управления США, ответил Маклинтоку, не дожидаясь, пока тот задаст вопрос вслух:

— Я не имею ни малейшего понятия, где эти молодчики, но тем не менее не вижу повода для беспокойства. Терпение — вот наш козырь. Это как если бы вы встречали тетушку Милли на железнодорожной станции. Иногда поезд задерживается. Так что вооружитесь терпением и возвращайтесь в свою машину — двух агентов ЦРУ вполне достаточно для развлечения этого толстого джентльмена. — Коллингсуорт небрежным жестом указал на болгарина. Тот нервно осклабился.

Элбрайт хотел что-то сказать, но, взглянув на своего наставника, промолчал. Коллингсуорт имел весьма раздраженный вид, а его легковоспламеняющийся характер был хорошо известен всему персоналу Берлинского отделения. Ходили даже слухи, что веди он себя более сдержанно, его продвижение по службе было бы гораздо стремительнее.