Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123

Все захлопали, а сидевший в числе делегатов вице-спикер Госдумы тоже замахал Кириллу рукой, и Кирилл улыбнулся и сел между ним и Комиссаровым.

Кирилл краем глаза наблюдал, как в зал один за другим заходят друзья Джамалудина. Они растекались по помещению и обнимались со знакомыми.

Ташов между тем поднялся на сцену и нашел за занавесом руководителя ансамбля. Ташов наклонился к нему и сказал по-аварски:

– Быстро увези детей.

Шамиль Атакаев поднял голову. Ему было девяносто три года, и он многое повидал на своем веку. В сорок первом году он пошел в армию добровольцем и попал в плен вместе с эшелоном, который ехал к пункту сбора. Шамиль зарезал трех немцев и бежал к своим, и он думал, что в соответствии с горскими обычаями его наградят за этот подвиг. Чтобы доказать, что подвиг имел место, он даже прихватил с собой голову старшего немца. А Шамиля посадили в лагерь и держали там следующие двадцать пять лет.

Этот случай произвел большое впечатление на Шамиля и научил его опасаться непредсказуемого образа мыслей русских.

– Что? – сказал Шамиль.

– Увози детей. Сию секунду.

Шамиль взглянул в глаза молодого спортсмена и больше не задал ни одного вопроса. Спустя две минуты танец остановился, и Ташов молча смотрел, как дети через кулисы выходят в коридор.

Те м временем Комиссаров поднялся с места. С орденами на камуфляже и водкой в руках он выглядел, как настоящий боевой генерал.

– Мне очень приятно, – сказал Комиссаров, – что мы собрались здесь все вместе, в удивительном городе в сердце Кавказских гор, но мне особенно приятно видеть моего доброго друга Джамалудина. Я хотел бы сказать о нем несколько слов. Джамалудин не любит, когда о нем много говорят, и в этом он похож на нас, на тех, кто защищает Россию от врагов внешних и внутренних и избегает публичности. Джамалудин, как и я – воин. Он прошел через все войны Кавказа за последние пятнадцать лет. Он воевал в Абхазии и Чечне, он был среди тех, кто дал отпор чеченцам, вторгшимся в эту республику, и он вместе с офицерами «Альфы» первым ворвался в роддом здесь, в Бештое, после той страшной трагедии, которая никогда не перестанет кровоточить в наших сердцах. И все это время Джамалудин Кемиров сражался на стороне России. Я хочу выпить за моего друга, потому что пока такие, как Джамалудин, вместе с Россией, наши позиции на Кавказе незыблемы.

Все подняли стаканы и выпили за Джамалудина, а сам Джамалудин поднял бокал с водой.

Кирилл вдруг заметил полковника Аргунова. То т вошел в зал и принялся ходить по стенке. Он чрезвычайно напоминал кота, встревоженного мышиным запахом. Детей на сцене уже не было. Они куда-то делись в продолжении спича Комиссарова.

Между тем Джамалудин выпил воду и пошел вокруг стола. Кирилл смотрел, как худощавый, в черном свитере и черных брюках человек обнимается и шутит с кем-то из кавказцев, и вдруг вспомнил одну историю, которая случилась в горах.

Это было на третий день. Они сделали привал и расседлали лошадей, и так как рядом был склон с сошедшим снегом, они пустили лошадей пощипать траву. Где-то через полчаса Кирилл забежал за горку отлить, и тут он увидел, что несколько лошадей щиплют траву совсем рядом, а перед ними играет большая серая собака.

Сначала Кирилл решил, что это волк, но потом он подумал, что это собака, потому что она вела себя довольно дружелюбно: каталась по сухой траве и виляла хвостом, а потом она легла на брюхо и так поползла к лошадям. Лошади тоже никак на нее не реагировали, а Кирилл полагал, что лошади боятся волков. Одна из лошадей, красивая, лоснящаяся трехлетка, нерешительно переступила ногами и пошла к собаке, а собака снова стала кататься по траве, и лошадь подошла еще ближе.

А потом собака с невероятной скоростью взлетела в воздух.

Сухо щелкнул выстрел, и собака грохнулась на мокрую траву, в полуметре от копыт, кобылка отчаянно заржала и бросилась прочь. Кирилл оглянулся и увидел Джамалудина. То т стоял с «макаровым» в руке, и его лицо было красным от гнева.

– Ты чего не стрелял? – сказал Джамалудин, – это ж волк.

– А почему же лошадь его не боялась? – возмутился Кирилл.

– А потому что дура, – ответил Джамалудин, – она сидит на ферме с собаками, а волков она никогда не видела. Вот когда трехлетки идут в горы, это самое паршивое, что они принимают волков за собак.

– И легко ему задрать лошадь? – удивленно спросил Кирилл. Лошадь казалась очень большой, а волк, растекшийся по земле, был намного меньше.

– Эге! – ответил горец, – проще простого. У него же пасть не как у собаки, у него же пасть раскрывается на сто градусов. Подлетит под брюхо, рванет кишки – и все.

И Джамалудин подошел к волку и сунул ствол ему в рот, чтобы продемонстрировать, как у волка раскрывается пасть.

Кирилл сидел в актовом зале, затерявшемся в горах на высоте две тысячи метров, и смотрел, как Джамалудин обнимается с гостями, – в точности как тот волк катался на спине перед кобылами, подбираясь все ближе и ближе. «Вы что, не видите, что это не собака? Что это волк? Что у него пасть распахивается на сто градусов?» – хотелось закричать Кириллу, но он, конечно, ничего такого не закричал. Потому что если Джамалудин был волком, а делегация – глупыми кобылками, которые выросли на ферме и не могли отличить кавказского волка от кавказской овчарки, то кем же тогда был он, Кирилл?

Между тем в актовом зале выпили второй тост, и третий, и потом Федор Комиссаров поднялся и сказал, что следующий тост должен говорить Джамалудин.

Джамалудин взял в руки бокал и встал. Он казался не очень высоким и даже скорее хрупким, в черных брюках и черном, чуть мешковатом свитере, скрывавшем засунутый в карман брюк пистолет, но от всей его фигуры исходила та спокойная уверенность в себе, которая когда-то так поразила Кирилла девять лет назад, в роскошно обставленном кабинете на двадцать седьмом этаже.

– Я хочу рассказать вам один случай, который был в Абхазии, – негромко сказал Джамалудин своим удивительно отчетливым, почти лишенным акцента голосом, и почему-то полупьяные уже гости замолчали и начали его слушать. – Та м рядом с нашим блиндажом был сарай с поросятами. Не знаю, чьи они были, потому что их хозяева убежали, но это были очень смешные поросята. Они каждое утро бегали в камыши есть, а вечером сами возвращались в сарайчик. Когда мы оборудовали блиндаж, наш окоп перекрыл им путь, и я приказал сделать для них досочку. Утром мы клали доску, и они бежали туда, а вечером мы ее снова клали, чтобы они могли вернуться обратно. Если бы это были барашки, мы бы их, конечно, съели, но у меня в отряде не ели свинину, и я подумал: пусть бегают.

Джамалудин замолчал.

– Так про поросят, – вежливо улыбаясь, сказал Комиссаров.

– Да, – сказал Джамалудин, – вот так они бегали туда-сюда, а потом мы попытались прорваться к морю. Мы дошли до моря, но нас там перестреляли, и мы вернулись обратно. На следующий день мы все-таки заняли грузинские окопы, и когда мы их заняли, я снова увидел этих поросят. Они бегали по пляжу и жрали трупы наших товарищей.

Джамалудин помолчал и сказал:

– Из этого я сделал вывод, что никогда не надо помогать свиньям.

Аргунов, у стены, нахмурился. Почти вся охрана была в городе, с вице-премьером. В старой крепости на десять пензенских омоновцев и четырех сотрудников ФСО приходились пятнадцать людей Джамалудина. Аргунов не планировал такое соотношение.

– Я рад, – сказал Джамалудин, – что ты упомянул роддом. Вы тогда сказали, что все террористы мертвы, но все знают, что это не так. Пятнадцать тварей ушли из роддома, и я поклялся убить их той смертью, которую они заслуживают. Я рад, что ты назвал меня старым знакомым. Сегодня день знакомств. И я привел к тебе еще одного знакомого.

Дверь зала распахнулась.

В ее проеме стоял Асхаб Хасанов.

Асхаб был очень бледен и по-прежнему бос. На нем был грубый синий свитер, и боец в камуфляже держал его за скованные впереди руки.

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123