Тюрьма особого назначения - Горшков Валерий Сергеевич

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76

Глава 6

– Вы… действительно… священник?

– Что? – Я не ожидал, что человек, завороженно смотрящий на мой крест, так быстро «оттает». Он зашевелился.

– Я спрашиваю – вы настоящий священник или один из них, специально переодетый?

– Я самый настоящий священник. Меня зовут отец Павел. Еще позавчера я крестил новорожденных детей в храме Святой Троицы в Санкт-Петербурге.

– Да?! Тогда, если вы настоящий, то скажите мне, что говорится в Евангелии от Матфея, стих шестой, псалом пятнадцатый?

Я заметил, с какой неприкрытой надеждой смотрит на меня этот дрожащий то ли от холода, вызванного большой потерей крови, то ли от страха обмануться в своих надеждах, изможденный и уставший человек.

– «А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших». Так?

Я подошел ближе и опустился на край кровати. Какое-то время зэк со страхом смотрел на меня, покусывая потрескавшиеся синие губы, а потом громко вздохнул и пробормотал:

– Не может быть… Нет… Не может такого быть…

– Я ошибся?

– Нет, нет! Просто… – Он весь как-то сжался, подогнув острые колени к груди, а потом вдруг опустил на них голову и опять тихо заскулил. Потом немного успокоился и прошептал: – Просто я уже не верил, что они действительно… Что вы… Что вы все-таки приедете в это страшное место! Вы пришли, чтобы мне помочь, да? – Заключенный поднял голову и затравленно посмотрел мне прямо в глаза. – Тогда вы должны знать, что я не убивал!.. Я не убивал ни одной из тех женщин, за которых меня осудили на смертную казнь!.. Я невиновен!

Какое-то время мы оба молчали, глядя друг другу прямо в глаза и, видимо, пытаясь прочесть в них что-то особенное. В глазах зэка я, однако, увидел лишь животный страх, а он наверняка прочел в моих недоверие. Я тяжело вздохнул и медленно покачал головой:

– Нехорошо, сын мой, начинать беседу со священником с обмана.

– Значит, и вы… отец Павел, – мгновенно сникнув, пробормотал себе под нос зэк. – Мне никто не верит! Никто! С той самой минуты, как я выбежал из этих проклятых кустов!

Что-то горячее моментально взорвалось у меня в голове. Сердце учащенно забилось. Я еще не успел полностью сообразить, что же в словах этого немощного, жалкого убийцы так сильно задело мою душу, как память мгновенно включила свой кинопроектор. Я снова видел Вику, лежащую на белой каталке в морге Центра судебно-медицинской экспертизы, ее неестественно белое, словно перепачканное мелом, лицо…

– Как… твоя фамилия? – произнес я глухим голосом, инстинктивно сжав кулаки.

– Заключенный номер сто двадцать один! – с вызовом и неприкрытой злостью выплюнул в меня зэк. – У меня нет фамилии! Есть только номер! – Неожиданно он расслабился и снова тихо пробормотал: – Но я не убивал! Никого не убивал! Скажите, отец Павел, за что мне такие муки, а?! Почему Бог, который должен быть милосердным и справедливым, позволяет, чтобы невинные люди шли на муки вместо настоящих подонков?!

Зэк снова замолчал, сжав искусанные до крови губы и закрыв глаза. А я, все еще ошарашенный возникшей у меня в голове догадкой, продолжал разглядывать его желтое дряблое лицо. И чем больше я всматривался в него, тем сильнее убеждался, что вижу перед собой именно того выродка, который несколько лет назад так вероломно и беспощадно уничтожил мою любовь, мое счастье, мое будущее… За время пребывания в тюрьме он страшно похудел и постарел как минимум вдвое. Но все-таки это был именно он. Приговоренный к смертной казни убийца и насильник Скопцов, на счету которого семь загубленных жизней. Видимо, адвокату Зубову в конце концов удалось добиться того, чтобы расстрел этого изувера заменили на пожизненное заключение.

Господи, за что ты так наказываешь меня?! Ты всегда и везде учишь нас прощать наших обидчиков, но подумай, как я могу простить этого монстра, который погубил мою маленькую, беззащитную Вику и нашего неродившегося ребенка!

Зэк зашевелился, открыл глаза и спросил:

– Отец Павел, скажите, может, все это просто хорошо придуманная сказка? Может, нет никакого Бога и никогда не было, а все эти заповеди – просто плод больного воображения самоустранившегося от жестокой борьбы за жизнь отшельника, которого такие же, как он сам, неудачники после его смерти провозгласили мессией, а? Ударят по правой щеке – подставь левую! Проще верблюду пройти через угольное ушко, чем богатому попасть в рай! Значит, человек, который всю жизнь работал, должен все отдать бездельникам? Возлюби врага своего как себя самого… Прямо какой-то мазохизм! А чего стоит только: «Каждому воздастся по делам его»?! Почему же тогда в жизни все происходит наоборот? Самые отъявленные негодяи и убийцы спокойно гуляют на свободе, жрут, пьют, лопаются от удовольствий, а рядовые честные люди вынуждены прозябать в нищете или, как я, отвечать за то, чего они никогда в жизни не совершали?

Нечеловеческим усилием воли я заставил себя разжать словно налившиеся сталью кулаки и поднять правую руку для того, чтобы перекреститься.

– Значит, твоя фамилия Скопцов? Тот, кто изнасиловал и убил семь женщин, в том числе и одну беременную? – Я с трудом подбирал слова, пытаясь держать себя в руках. Достаточно было одной язвительной реплики, одного неосторожного движения зэка, чтобы я позабыл и о своем сане священника, и обо всем остальном на свете. С неприятным ощущением в душе я понял, что вот уже много лет ничего так не желал, как лично расквитаться с подонком за то зло, что он принес в мою жизнь. Я понимал, что для меня наступил тот самый переломный момент, о котором меня давно предупреждал отец Сергий, еще задолго до того, как я подошел к нему и завел разговор о с трудом сдерживаемой антипатии к посещающим наш храм бандитам. Тогда мой духовный наставник сказал, что не здоровые нуждаются во враче, но больные, и я не мог с ним не согласиться. Я всеми силами старался побороть в себе то постоянно гнетущее чувство брезгливости, когда видел в храме бритоголовых отморозков, ставящих свечи Николаю Угоднику. Время шло, и мне стало казаться, что я излечился от этой «болезни» неприятия. Выходит, я лишь загнал ее в глубь себя…

– А-а, так, значит, вы уже слышали о моем деле?! – с дрожью в голосе протянул Скопцов, и я увидел, как на его тощей шее несколько раз дернулся кадык. – Да, действительно, трудно поверить, что человек, которого так опутали со всех сторон уликами, на самом деле ничего подобного не совершал. Будь я следователем или судьей, то сам бы ни за что не усомнился, что передо мной и есть тот самый маньяк-насильник, смерти которого так желал тогда весь Питер! Я слышал, что до тех пор, пока не поймали настоящего Чикатило, нескольких человек поставили к стенке в полной уверенности, что каждый из них и есть тот самый неуловимый убийца… Что потом, после поимки настоящего маньяка, сказали менты родственникам расстрелянных?! «Извините, мы ошиблись»? – Скопцов заскрипел зубами и замотал головой. – Неужели мне придется до конца дней жить в этом каменном мешке, каждую минуту проклиная тот роковой момент, когда я захотел справить нужду в кустах Покровского парка! Если бы вы знали, отец Павел, какая это мука!

Что-то странное шевельнулось у меня внутри. Что-то, после чего я почувствовал слабое, отдаленное подобие облегчения. Я даже сам испугался этого чувства. Господи, неужели я начинаю верить этому кровавому изуверу?

– Стало быть, ты… невиновен? – чуть шевеля губами, произнес я, сильно сжав правой рукой висящий на груди крест.

– А кого теперь это интересует? – так же тихо прошептал Скопцов, снова опуская голову на поджатые к животу колени. – Меня все предали… И друзья, и родственники. Все! – Он приподнял лицо и посмотрел на меня. – Знаете, отец Павел, как страшно я жалею о том, что позволил адвокату написать прошение о помиловании. Лучше бы меня расстреляли. Это куда гуманнее, чем сидеть здесь и годами ждать смерти, моля, чтобы она наступила как можно быстрее!..

– Самый большой грех – разочарование в Господе нашем, – произнес я, стараясь не глядеть на сидящего рядом со мной зэка. – Если мы говорим, что имеем общение с Богом, а сами ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине. Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он простит нам их и очистит нас от всякой неправды…

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76