Лидия перевернула очередной лист фотоальбома:
— Жень, а, правда, что Вы с Сашкой учились в одном классе?
Евгения слегка поколебалась:
— Только два года, 9-й и 10-й. Мы на севере раньше жили.
— А у вас тогда ничего не было?
Евгении, похоже, воспоминания из юности доставляли удовольствие. Но все же, она еще явно смущалась при новых знакомствах. Ответила неопределенно:
— Ну, он такой смешной тогда был.
Лидия только подбросила с лукавой улыбочкой:
— А если честно: записочки друг другу писали?
— Ну, я замечала его, конечно. Но, мы ж еще маленькие были…
— Ой, ой, ой… А ща взрослые такие стали…
Евгения неожиданно смутилась еще больше:
— Ну, он же такой смешной тогда был.
Лидия открыла лист с общей фотографией выпускников.
— О! И здесь он на тебя уставился… А тебе с длинными лучше. И зачем такую красоту было срезать, Женя?..
— Ну, теть Лид, это ж сассон, модно же.
Лидия оживилась:
— Ой, какая старая фотография. Смотри, это Сашка твой Богданчика на репетицию привел.
Евгения не любила особого внимания к собственной персоне. Потому охотно переключилась на Сашкиного брата.
— Это Ваш?
— Это Данко мой, маленький еще — четыре года всего было.
— Саня столько рассказывает о нем…
— А шкода была… Мальчики тогда ему барабан дали. А чтобы не мешал, палочки спрятали. Так он в эту гитару вцепился и всю репетицию им сорвал. Гля, как рыдает. Это, как раз, Сашка попробовал ту гитару отобрать. Ага… Попробуй у него отбери чего нибудь. Гля, какие сопли распустил. Ха…ара…актер…
О том, что случилось дальше Женя жалела всю свою оставшуюся жизнь. Но кто же мог знать?.. Чтобы получше рассмотреть пожелтевшее фото, она придвинулась поближе и так неловко протянула руку. Альбом качнулся и из-под его обложки выпала другая фотография.
Женя успела подхватить ее на лету. Она еще так обрадовалась, что сумела поймать этот листок и исправить свою неловкость:
— Ой, а это кто?
— Это?.. Это Богданчик мой… Тоже… А у нас такой нету. Что это?
Горячая волна ужаса обожгла Лидию. Только сейчас Женя начала понимать, что произошло. На фото, своей белозубой сияющей улыбкой на черном от сажи и загара лице, красовался на фоне залитых солнечным светом горящих дувалов Богдан Белоград. В правой руке он держал автомат. Ствол его упирался в затылок стоящему на коленях человеку в чалме.
Алексей будто почувствовал перемену настроения у жены — замер в дверях.
"Я приглашаю Вас на праздник, Где будет все для нас двоих…" Магнитофон рвал динамики последним хитом Примы.
— Саня, выключи его!
— Леша, что это?.. Это же не Армения, Леша? Саша, это не Армения!.. Вы меня обманывали?.. Да?.. Вы обманывали меня?.. Как же вы?..
Сердце, казалось, подкатило к горлу и перекрыло доступ воздуха в легкие. Комната в глазах у Матери поплыла по кругу… Пожелтевшая от жары и пота фотография ее сына выскользнула из руки и, словно пожухлый осенний лист, качнувшись в воздухе, легла на пол.
"Таких смешных и очень разных, Я приглашаю Вас на праздник…"
Глава шестая
Двенадцатая машина остановилась на дороге в полукилометре от развалин. Больше стрелку спрятаться было негде. На всю округу только этот десяток безжизненных домов портил пейзаж. Кузнецов согнал пехоту с борта и приказал наводчику расстрелять кишлак. Уже через десять минут, все было кончено — руины дымились черными клубами. Оставалось только прочесать эти развалины. Хотя ротный уже не сомневался, что после расстрела из трех стволов, в этих горящих дувалах и паучка живого не найдешь, пехоту на прочесывание он все же отправил. Причем, с обеих машин на дороге. Сам же, вместе с замполитом, отправился на пост.
На четвертой машине уже "рвали духа". Бойцы уже «пересчитали» пленному все ребра и выкачали несчастного в пыли. Кузнецов едва успел остановить разъяренных бойцов окриком:
— Хальт! — ротный никогда не терял чувства юмора.
Солдаты остепенились. С надменно-брезгливой миной на лице Кузнецов продолжил:
— Вас ист льо…ос?
Бойцы еще не успели дух перевести. Кузнецов указал пальцем на полуживого афганца и скорчил удивление:
— Вас ист дас?
Первым пришел в себя Белоград. Он то еще на перекате душу отвел:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить…
Но ротный, казалось, был настроен повеселиться еще. Все с тем же напускным удивлением он ткнул пальцем в сержанта и, акцентируя на «ист», снова изрек:
— Вас ист дас?
Дан ненадолго растерялся в замешательстве. Затем, сам не зная отчего, он подыграл командиру:
— Дас ист — сержант Белоград!..
С неизменной иронией Кузнецов перебил сержанта:
— Да…а? Осталось лычки на пузо пришить и сержант будет.
Богдан, как выбрался из воды, так и стоял перед командиром — в мокрых штанах и по голый торс. Ротный умел заставить своих подчиненных чувствовать себя нашкодившими школярами.
Кузнецов заметил в руках Мамедова пиджак афганца и, присаживаясь за стол, попросил абсолютно непринужденно:
— Гебен зи мир, битте, дизес фигню.
Мамедов с готовностью положил пиджак на стол, перед ротным. Кузнецов деловито заворчал:
— На полчаса оставить нельзя… Старостенок! На пост!
Старый одним броском взлетел на башню.
— И чё за войну вы тут устроили?.. Халилов?!
Старший стрелок с готовностью принялся докладывать, стараясь не упускать подробностей:
— Если б не Мамай, хана бы нам всем, товарищ старший лейтенант. Мы… искупаться хотели… Мы еще и до спуска не добрались, а этот из-за камня как рванет. И гранату нам под ноги. А сам в воду. Так Рустам, пока граната летела… ногой ее как заметелит и на меня как прыгнет… А потом… Короче, Рустам сверху меня накрыл, а граната в воде разорвалась. А потом…
Кузнецов даже пожалел, что зацепил именно Халилова. Ротного слегка раздражала его говорливость:
— Хватит! Идем его сюда… Старый! Доложи комбату и свяжись с машинами. Пусть с интервалом в километр стоят над нами, на дороге. И пусть прочешут весь сектор. Все, что шевелится, сюда! Этот клоповник давно уже надо было с землей сравнять, — распорядился ротный.
Белоград толкнул стволом запуганного, оглушенного взрывом афганца ближе к нетесаному столу под чинарой. Из правого уха у пленного текла тоненькая, на глазах подсыхающая струйка крови. По всему было видать, под водой взрывом его и оглушило.
На нем уже живого места не было. Но Орхан не чувствовал боли ни в сломанных ребрах ни в отбитых почках. Перед ним стояли разъяренные враги. И он не знал, что было лучше — остаться на дне Кабула или пройти через мясорубку шурави. Он только понимал, что все еще только начинается. Страх овладел им безраздельно, заглушая все реакции тела на боль. Только в голове стоял непрекращающийся звон.
Комбата, большого любителя порыбачить, на месте не оказалось. За ним послали. Ротный сам только полгода как прибыл в бригаду и фарси знал еще слабовато. Выходило, что в командирском отделении Кузнецов был самым «молодым». Из всех только замполит в этом деле чего-то смыслил. Старший лейтенант Белинский уже третий месяц замену ждал. Только давний залет его бойцов с мародерством отбросил его дембель на неопределенное время. Кроме того, его специально обучали местным обычаям и навыкам общения с аборигенами. Познания же солдат заканчивались на уровне процедуры «купи-продай».
Афганец, хотя его никто и не спрашивал, тоненько заныл:
— Дост… Дост…
Ну, это все знали — «друг» на фарси.
— Все вы друзья, когда вам гранату в жопу суют, — в тон ему запищал ротный.
Разъяренные бойцы стояли рядом с пленным. Никто даже не ухмыльнулся. Только присутствие командиров мешало им разорвать пленного на куски.
Прекрасно понимая, что ничего от афганца он сейчас не добьется, и все равно придется ждать комбата с переводчиком, ротный не мог просто закрыть его в десанте и не поиграть в немцев и партизан. Тем более, что время все равно девать некуда, а бойцы только и ждали, когда их с «поводков» отвяжут. А этим лучше спустить пар, иначе душман не дождется и комбата. Да и обыскать-то его нужно.
