И вот наступает Он — последний день уходящего года, 31 декабря. С утра суета. Все бегают, что-то спрашивают, уточняют, дорабатывают, допекают. Какие там душманы! Не до них. Воздух кажется наполненным тревожным и в то же время торжественным ожиданием. Но вот в небо взметнулась сигнальная ракета — это Сахалин! Старт дан! Новый год зашагал по Великому Советскому Союзу! Еще ракета — Чита! Ракета — Новосибирск! Ракета — Урал… Волгоград… Воронеж… Напряжение нарастает. До боя курантов остаются считаные минуты. Кто-то, не выдерживая, вскакивает из-за стола, хватает автомат и с криком: «Больше не могу терпеть!» — пытается выбежать во двор, но повисает на крепких руках товарищей: «Крепись, браток, уже скоро». Нарушитель спокойствия смиренно опускает голову, тихо всхлипывает.
И вот, наконец, голос Родины: «С Новым годом! Дорогие товарищи! С Новым 1986 годом! Ура!».
Оглушительное, протяжное, троекратное «У-Р-А! У-Р-А! У-Р-А!» звучит со всех сторон. В небо взлетают сотни, тысячи, сотни тысяч трассирующих пуль, снарядов, ракет.
УРА! — заработали «Ураганы». УРА! — вторят им «Грады» и «Гиацинты». Небо горит! Стоит сплошной оглушительный гул, сопровождаемый немыслимыми фейерверками. В такие моменты понимаешь: народ, который так умеет встречать Новый год, — непобедим. Канонада медленно затихает. Первая, официальная, часть встречи Нового года закончена. Автоматы ставим у стены. О ствол можно прикуривать.
Садимся за стол. Наливаем в стаканы.
— За Новый 1986 год, за родных и близких, за друзей! За наших соседей! За нас!
Кто-то с грустью произносит:
— Еще целый год служить.
Чудак! Радоваться нужно. Остался всего один год из трех. И действительно, чего грустить? Новый год! Неофициальная часть праздника, как и положено, продолжается до самого утра.
Вот и наступил 1986 год! Кажется, только прибыл, а прошло уже больше трех месяцев. До замены оставалось всего восемьсот девяносто четыре дня.
Часть 2 «В Багдаде все спокойно». 1986 год
Глава 1
Муслим
Не судите слишком строго.
Уповаем мы на бога.
На удачу и в сто крат
На себя и автомат!
А в пути и где-то между
Скромною живем надеждой.
Скромной и на всех одной,
Что вернемся мы домой!
Так не надо к нам уж строго.
Ходим мы, как все, под богом,
А возможность… во стократ…
Не подвел бы автомат!!!.. [163]
Январь начался относительно спокойно. Душманы постреливали, мы отвечали. Тоска…
Покончив в горотделе с делами, выехал в Управление. В мошаверке было безлюдно, только в углу комнаты с автоматом в руках мирно дремал советник начальника политотдела Петр Сергеевич. Он по профессии — военный связист. К оперативной работе отношения не имел. Языком не владел, за исключением нескольких фраз, типа «хубасти? джурасти?» [164] Как он оказался в нашей оперативной группе? Трудно объяснить — как и многое, что происходило в Афганистане.
В политотделе из афганцев по-русски почти никто не говорил. Было интересно наблюдать за общением Сергеевича с подсоветными. Афганец на языке дари в течение тридцати минут добросовестно выкладывал ему всю имеющуюся информацию. Выслушав доклад, Петр Сергеевич по-русски давал необходимые рекомендации. Удивительным было то, что оба прекрасно понимали друг друга.
— В дуканы рванем? — проговорил вошедший в мошаверку Женька-борода.
Сергеевич, приоткрыв правый глаз, безразлично посмотрел на него.
— Понятно, — сказал Женька. — А ты? — обратился ко мне.
Я пожал плечами. Особого желания у меня не было. В декабре в Кабуле по дуканам вдоволь набегался, но по Кандагару мы по одному не ходили.
— Поехали, — говорю я, беря в руки автомат.
Садимся в «Машку» и пять минут спустя в дукане, склонившись над витриной, разглядываем всякую мишуру.
— Санек! За спиной…
Женек даже не прошептал, а выдохнул эти слова.
Крепче сжимая в руке автомат, скольжу вдоль витрины. Оборачиваюсь и вижу крепкого, гладко выбритого афганца лет тридцати, воткнувшего Женьке в бок зажигалку, будто пистолет.
Встретившись с моим взглядом, широко улыбнувшись, афганец приложил указательный палец к своим губам — тихо, мол, это я так шучу.
У меня спина вспотела. Женька — парень резкий: приложится — мало не покажется.
— Жень! Кажется, это твои друзья шалят? — шепчу ему.
Он оборачивается и попадает в объятия стоящего у него за спиной афганца.
— Здорово, Борода. — Афганец дружески хлопает его по спине.
— Здорово, здорово, Сашка! — как всегда громко смеется Женька. — Ну, у тебя и шуточки! Какими судьбами в Кандагаре? Да, познакомься. — Он рукой показывает на меня. — Твой тезка, с сентября в нашей группе. Так какими судьбами?
— Проездом, из Спинбульдака. [165] — Афганец крепко пожимает мне руку. — Муслим в гости вас приглашает. Передай Игорю Митрофановичу. Что-то я его в Управлении не видел?
— Он в Москве, в отпуске. В середине февраля должен подъехать.
— В середине февраля? Годится. Мы с Муслимом завтра улетаем в Кабул недельки на две-три. До встречи в феврале.
Попрощавшись с нами, афганец убежал. По-русски он говорил вполне прилично.
— Кто это был? — спрашиваю Женьку.
— Это? Сашка. Его действительно так зовут. Сотрудник УМГБ. Муслима Исмата охраняет. Не столько охраняет, сколько за ним присматривает. Про Муслима слышал?
— Немного, — я пожал плечами. — А подробнее?
— Подробнее? Можно…
И Женька рассказал мне о Муслиме Исмате, что знал сам, что слышал от других.
Муслим Исматулло! В обиходе — Уездный царь, Кандагарский принц, Батька Махно. Все эти прозвища характеризуют его как нельзя лучше, но больше, конечно, подходит «Батька Махно». Пуштун. Из знатного племени дуррани. [166] До Саурской революции [167] учился в Москве в военно-инженерной академии им. В. В. Куйбышева. На втором курсе попал под следствие. Темное дело — то ли наркотики, то ли девушки легкого поведения. А может, все вместе? По делу проходили около ста девчат, но ни одна против него не дала показания. Может, потому, что у каждой был перстенек, подаренный Муслимом…
— Сильный мужчина, — заметил я.
— А то! После революции, — продолжил Евгений, — он ушел в жесткую оппозицию. Много хлопот доставлял кабульскому руководству, и в Кандагаре «каскадерам» пришлось за ним побегать. Хитрый, зараза, да и в наших академиях хорошо учат. Неплохо владеет русским языком. В результате оперативной разработки (шеф с Тахиром вели дело под кодовым названием «Беркут») Муслима месяцев шесть назад привлекли на нашу сторону. Высшим руководством ему присвоено звание «генерал». К нам относится хорошо, хотя понятие «хорошо» применительно к нему относительное. Как был «Махно», так им и остался. Его бойцы малиши, [168] форменные головорезы. Ну, это так, вкратце, скоро сам с ним познакомишься. Пора в Управление…
В мошаверке по-прежнему мирно дремал Петр Сергеевич.
— Сергеевич! — позвал его Женька.
Тишина.
— Петр Сергеевич! — громче повторил он. — Не спи, замерзнешь!
— Чего надо? — Сергеевич приоткрыл глаза.
— Обед будет? Что-то есть охота.
— Обед им подавай, — проворчал он. — Обед заработать нужно. — Сергеевич хотел добавить еще что-то, но, посмотрев на нас, ответил: — Не будет обеда! У Поликарповича какие-то срочные дела в бригаде, через полчаса отбываем.
