Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел

Издалека донёсся ружейный выстрел, но никто не обратил на него внимания.

— … сейчас, друзья мои, пишется история. Всё пройдёт, и вот кто будет задним числом в эти вот, смутные сейчас времена, «назначен героем» одному богу ведомо. Может быть и этот… Витька Хронов.

— Сейчас вопрос не в том, кто через годы «будет назначен героем», сейчас вопрос в том, чтобы именно сейчас выжить! — постарался вернуть старика на землю теперь уже сам Владимир; и снова:

- Пётр Иванович! Вадим! Я опять к тому же вопросу: нужно, необходимо объединяться! И создавать силу, альтернативную Витькиной «дружине». Громосеев, и вообще Местная Администрация, судя по всему, кинули нас на произвол судьбы, вон уже и на убийства никто не приезжает, люди пропадают!.. Историю пишут выжившие! Вешая всех собак на тех, кто умер. Надо объединяться и переселяться в компактное место проживания, чтобы, случись чего, совместно оказать сопротивление. Иначе нас тут поодиночке-то передушат! Тот же Хронов с подпевалами. А Громосееву, или кому там, потом так и «объяснят»: что всё хорошо и правильно, что так и должно быть, что «справились с бунтовщиками и бандитами» и так далее… понимаете? Сами «историю и напишут»! А он согласится, ибо без вариантов. Ну?..

Вадим скривился:

— Меня ни Витька, ни его сопляки не колышут! И пусть попробуют сунуться!..

Прервав его тираду, там же, вдалеке, вновь ударили выстрелы — два дуплетом, потом ещё один. Вадим замолк, прислушался. Было тихо. Скрипнула дверь, в комнату заглянула встревоженная родственница Петра Ивановича, встретилась с ним взглядом, и, увидев что тот невозмутим, успокоенно скрылась опять за дверью.

— Витькины дураки развлекаются… — проворчал хозяин дома.

— … Так вот. Я и говорю. Щас я тебе всё брошу, вернее оставлю весь дом этому уроду недоделанному, что у меня в доме живёт, и убегу «спасаться» да «на пригорок». Так ты себе это представляешь??

— Вадим, Вадим… — начал снова Владимир, — Ты о девчонках, о жене подумай! Ведь, если историю вспомнить, сколько народу в ту же, вот только что упомянутую гражданскую войну погибло только потому, что боялись от своего хозяйства оторваться! А у тебя — ну дом, ну какое там «хозяйство»?? Всё можно перетащить; вот сейчас Вовчик с Катькой у батюшки, оговаривают переезд… Переберёмся все, а? Там пригорок, удобное в стратегическом плане место, стены каменные; помещений хватает; сейчас, пока дожди совсем не начались и до холодов время есть, можно всё восстановить успеть! Отец Андрей один там по сути, мужиков мало… а мы бы обосновались там.

Снова отдалённо стукнул выстрел. Владимир уже встревоженно взглянул в окно. Это вроде как…

Вадим в продолжении всей речи Владимира только темнел лицом, явно собираясь высказаться резко против; а Пётр Иванович, напротив, опять по сути поддержал:

— Ну правильно, в общем-то. В войну так вот, колхозами, и выживали. И с топливом. С обогревом проще, если все вместе будут. И с готовкой пищи. Там и колодец есть. Перебирайтесь. Вадим — и тебе советую.

— А вы, Пётр Иванович?? — вскинулся Владимир.

— Я-то?.. Нет, Володя. Стар я уже для таких изменений обстановки. Привык я здесь. Врос, можно сказать. Я… да и кому я, старик, и на что сдался? Я останусь. Со своими, они ведь тоже не поймут зачем из тёплого родного дома да в чужие стены, в необжитые. Не поймут и не одобрят. А вы — перебирайтесь; правильно это — колхозом-то, способнее так будет.

— Ты, «американец»… — начал Вадим в свою очередь, и Владимир сразу понял, что ничего кроме ругачки не выйдет из этого разговора; впрочем как всегда, когда он пытался о чём-то серьёзном говорить с Вадимом.

Как-то так пошло, что Вадим заранее считал только себя во всём правым, а любые предложения, исходящие от Владимира, хоть бы и дельные, принимал в штыки. По его пониманию будущий зять должен бы только работать на благо, выполнять указания «опытного Вадима», и ни в коем случае не иметь своего мнения, а хуже всего ещё и пытаться настоять на этом своём, априори ошибочном, мнении. В чём бы оно не заключалось. А теперь ещё и эти сплетни насчёт его и Мэгги…

Он не ошибся.

— Ты вроде всё правильно говоришь; только вот бы тебе не умствовать, не теории «нащёт культуры» разводить, и не щеголять заграничным поганым образованием! А слушать, что тебе умные люди говорят! Я вот что говорю! А я говорю: не-хер там, «на пригорке», де-лать! Нехер!..

Вдалеке несколько раз как-то торопливо и неуверенно стукнуло в подвешенное железо. Теперь уже все оглянулись в сторону окна, прислушались. Но продолжения не было. Так, несколько торопливых ударов железом по железу, и всё. И далеко, скорее всего именно «на пригорке»… Можно бы было считать, что балуются кто-то из городских, дуреющих от безделья в деревне подростков, если бы не предшествующие этому выстрелы.

Пётр Иванович встал.

— Да вы посидите тут. Я выйду, выгляну.

Когда он вышел, Вадим вдруг резко поменял тему разговора:

— Вот что, Владимир. Я, конечно, всё понимаю: молодой мужик, кровь играет и всё такое. Сам такой был. Опять же у наших, у моих в смысле, предков… ну ладно. Но вот что я тебе скажу! — он придвинулся, потянувшись через стол, глаза его зло блеснули, — Такие фортели могут пройти с кем угодно, но не с моей дочкой! Ты, малай, жениться собирался, а сам…

Распахнулась дверь во двор, куда только что вышел хозяин дома, заглянул встревоженный Пётр Иванович:

— Вадим! Там твоя младшая бежит! Что-то случилось…

И Вадим, и Владимир вскочили из-за стола. Как-то сразу стало ясно, что и недавние выстрелы в отдалении, и торопливые удары по набатной железяке были не случайны.

— Вовчик!.. — выдохнул Владимир.

— Хорошо хоть мои дома… — ясно прочиталось в лице Вадима.

Мимо Петра Ивановича в комнату ворвалась запыхавшаяся Зулька.

— Папа! Вовка!.. Там… ффуу… сейчас… — она согнулась, сделав несколько коротких вдохов-выдохов; выпрямилась и выпалила:

— Там… «на пригорке»… чурки на наших напали! В церкви! Много! Убили кого-то! А там наши!..

— Откуда знаешь?? — рявкнул Вадим.

— Аделька… прибежала! Она… там была! В натуре убили кого-то… стреляли! Она сейчас к Витьке, к пацанам из дружины побежала, а я — к вам! Папа!..

Владимир, чуть не сбив с ног девушку, метнулся к двери и исчез во дворе.

— Ты вот что… — быстро соображая, сказал Вадим дочери, — Ты это… ты давай домой, и с сестрой, с матерью запритесь там! А мы сейчас подумаем что…

— Папа! Там ведь сейчас девчонки! С Катькой! И Вовчик! Время! Гулька твоё ружьё взяла, и с мамой туда побежали!..

Вадим от неожиданности аж сел, у него мгновенно подкосились ноги. Но только на мгновение. Тут же он вскочил, и выразился грубо и непечатно. Владимира уже не было в комнате.

— Моё ружьё возьми — и быстро туда! — вывел его из мгновенного замешательства возглас старика, — На! Патронташ! Там картечь-шестёрка!..

Последнюю фразу старик выкрикнул в спину уже бегущему по двору Вадиму. В одной руке тот сжимал ружьё старика, в другой был старенький полностью снаряжённый патронташ.

Часто забили в набат возле деревенской конторы.

Старик прислонился плечом к дверному косяку.

— Ну, началось в колхозе утро…

БОЙНЯ В ЦЕРКВИ — 1

— Ты, Кать, что ножик носишь постоянно — молодец, но ведь и точить надо! Дай-ка… Ну. Я так и думал — неточенный… режущая кромка замята — ты что, консерву им открывала?.. Давай поточу.

Вовчик достал из бокового набедренного «инструментного» кармана штанов алмазный надфилёк с облитой красной пластмассой рукояткой и принялся править лезвие Катькиного ножа.

Они сидели за столом в «келье» Отца Андрея, куда их отправил подождать его сам священник, сейчас занятый чем-то неотложным. Хотя они и сообщили батюшке, что и их дело не терпит отлагательств, но для того в данный момент нашлось явно что-то более нужное, и потому они сидели в тесной коморке, для которой вполне подходило определение «келья» уже полчаса, слыша только зычный голос Отца Андрея со двора, где тот громогласно командовал своей немногочисленной паствой.