Зона зла - Щелоков Александр Александрович

Эксперт-криминалист, прибывший на место происшествия, обнаружил в машине множество отпечатков. Некоторые из них оказались удивительно четкими. Их удалось идентифицировать. Все три человека, оставившие в машине следы, числились в картотеке Главного управления внутренних дел.

Водитель, которого задержали вместе с машиной, был известен милиции как удачливый угонщик автотранспорта Мигунов, по кличке Лопоухий. Справа от водительского места обильно наследил Чика – Арсений Рыбаков, рецидивист, находившийся в розыске. Его подозревали в нескольких разбойных нападениях на отделения сберегательного банка и обменные пункты валюты. Два налета сопровождались убийствами.

Третий подельник располагался на заднем сиденье. Его отпечатки обильно испятнали две пол-литровые банки из-под пива «Скол-специаль». Он их выдул прямо в машине и бросил на заднюю панель. Это был Губан – один из заправил казанской уголовной группировки, рэкетир и убийца. Судя по всему, выстрел сержанта Постникова задел и его.

На резиновом коврике у заднего сиденья сыщики обнаружили две стреляные гильзы от револьвера типа «наган». Должно быть, Губан успел перезарядить барабан, не обращая внимания на то, что оставляет улики.

Лопоухий поначалу упорно отрицал связь с пассажирами. Он говорил, что те заставили его везти их, угрожая оружием.

Однако методика следствия в этот раз оказалась решительной и жесткой.

В короткий срок Лопоухому доказали, что документы на имя Игнатия Васильевича Свиридова, которые он предъявил, – фальшивка. Что машина краденая и номера на ней перебиты. А сам он – Тихон Мигунов, прекрасно известен розыску и теперь ко всему будет обвиняться в соучастии убийства двух милиционеров. Лопоухий понял – лучше дать показания.

Основываясь на полученных от него сведениях, полковник Корнилов давал указания:

– Трубин, ваши люди на месте? Держите их в минутной готовности. Лисицын, тряси свою агентуру. Тряси всех подряд. Чика и Губан фигуры неординарные. Их знают не только казанцы. Ищи связи. Из Москвы они сейчас бежать побоятся. Попробуют залечь в нору. Постарайся докопаться до адресов.

– Понял.

Своих людей Корнилов знал не первый день. Они понимали друг друга с полуслова.

И даже в разговорах не считали нужным оригинальничать; многословью предпочитали лаконичность. В их делах красноречие ничего не решало. Куда важнее было умение думать, искать и распутывать следы, которые преступники старались скрыть, запутать, затереть.

К трем часам ночи подполковник Лисицын уже располагал тремя адресами домов, где могли залечь преступники. Сразу подозрительные места обложили специалисты наружного наблюдения. Каждый участник операции знал всю ее опасность и непредсказуемость.

Если бандиты открыли огонь на поражение по людям, которые собирались только проверить у них документы, то они наверняка будут стрелять в тех, кто пришел их арестовать.

В четыре тридцать наружник, наблюдавший за домом, где могла располагаться одна из квартир, нанятых в Москве Губаном, увидел, как во двор въехал «Форд-Таурус» с погашенными фарами. Из машины вышли двое. Они прошли к подъезду, не подавая признаков беспокойства, не оглядываясь. Однако оба в одинаковой манере держали правые руки в карманах курток.

Во дворе было сумрачно, и разглядеть лиц приехавших наружник не смог. Только на глаз прикинул габариты приехавших – рост и вес.

Подойти ближе, а тем более проследовать в подъезд, возможности не имелось: автомашина как остановилась, так и стояла у дома.

И только когда в окнах квартиры на пятом этаже загорелся свет, водитель включил фары и задним ходом выехал со двора.

Трубин с командой прибыл в указанное ему место в пять сорок пять.

– Юра, – Трубин у нижней двери лифта объяснял Демину его задачу, – сделай все, чтобы в вас не стреляли…

В это время в подъезде появился высокий чин из Министерства внутренних дел полковник Зорин. В правоохранительные органы он пришел с партийной работы, чрезвычайно гордился тем, что защитил диссертацию и носил звание кандидата философских наук. За годы преобразований в общественном строе Зорин диалектически изменился. Если раньше он при любом удобном случае говорил: «Мы, марксисты», то теперь гордо произносил: «Мы, последовательные демократы…»

От Зорина пахло дорогим одеколоном. Выезжая на место происшествия, он успел побриться, испил горячего кофе, был бодр и свеж, как огурчик с грядки.

Последние слова Трубина Демину насторожили Зорина. Он сразу понял, что имел в виду командир, и вмешался в разговор.

– Будут бандиты стрелять или не успеют, их надо брать живыми. – Зорин шевельнул языком во рту так, что щека вздулась бугром и тут же опала. Закончил с торжественной интонацией народного депутата, произносящего речь с думской трибуны: – В интересах закона и правосудия…

– Живыми я их брать не стану.

Демин не желал скрывать свое настроение и влез в разговор полковников. Зря влез, поскольку писк подчиненных в подобных обстоятельствах начальство не приучено слышать.

Зорин на возражения низших чинов всегда реагировал с нескрываемым раздражением.

– Как вас там? Демин? Так вот, вы будете работать, как приказано. Пойдете и возьмете живыми.

Демин стал демонстративно с треском отдирать липучки лямок бронежилета.

– Вот мой бюстгальтер, берите! Надевайте и – вперед! Хватайте, тащите их в суд. Короче, как хотите, а я пошел к едрене Фене! Рапорт получите завтра.

Трубин усмехнулся и посмотрел на Зорина, чуть прищурив глаза. Без очков вдаль он видел плоховато, хотя старался очки не носить.

– Кончай дрочиться, полковник. Ты же никого сам брать не пойдешь, верно? Не барское это дело. Вот и оставь его специалистам. Они сделают, как умеют.

– Но твой Демин…

– Демин, между прочим, хорошо знал Вострухина. Он был его другом.

– Вострухин такой же гражданин, как и другие. Этим все сказано.

– Нет, не все. Он был милиционером. Не помахивал портфельчиком и не ходил в офис с теплой стенкой. Он работал на улице. Каждый день рисковал, не зная, получит пулю из-за угла или в упор. И вот это случилось.

– Он знал, на что шел, когда поступал в милицию. – Зорин несколько остыл и возражал лениво, так, словно перед ним стоял милиционер-новичок, а не опытный, знавший дело полковник. – Он же слыхал песню «Наша служба и опасна и трудна»?

– Да, она трудна и опасна, но каждый сегодня в нас видит ментов, а не защитников порядка. Мент лезет под огонь, а живет на одну зарплату. И то, что нас перестали уважать, не самое страшное. Куда хуже, что слова «вор в законе» или «крутой» сегодня даже мальчишки произносят с придыханием, а «мент» выговаривают пренебрежительно. Еще страшней, что нам бросают вызов за вызовом, а мы делаем вид, будто ничего не происходит. Ну, убили в год триста милиционеров, что случилось? Так? А ведь вы – начальство, такие же менты. Только под пули сами лезть не спешите. Убивают других – нормально. Боевые потери. Произнесем речь над открытым гробом, положим венок на могилу, пообещаем «спи, дорогой товарищ, мы тебя не забудем». Так? Потом возьмем сволочь и передадим дело судье. А тот сам дрожит от страха. С одной стороны, боится мести преступников. С другой – гнева законодателя. Вон сколько вы все трещите, что смертная казнь – варварство. Весь демократизм направлен на защиту преступника. А гражданина ухлопали – хрен с ним, его не вернуть…

– Выговорился? – Зорин вынул из кармана золоченую зажигалку и стал крутить в пальцах, то высекая огонь, то гася его. – Наше дело, Трубин, выполнять законы, а не критиковать законодателей.

– Вот так и живем. Не критикуем. Молчим. А вы, отцы порядка, посоветовали бы тем, кто принимает законы, поработать у нас. Помочь поддерживать порядок хотя бы недельку в году. Получить пару пуль в пузо, а затем, закрывая глаза, предложить отдать убийцу под самый гуманный суд…

– Ладно, Трубин, кончай треп. – Зорин устало махнул рукой. – Делай, как хочешь. Отвечать тебе.

Затевать скандал Зорин испугался, однако случившееся решил запомнить. Люди мелочные всегда злопамятны.