— Скоро, доченька, скоро. — По радио начали передавать последние известия. — Ложись спать и спи крепко-крепко. А папа прилетит, подарки нам привезет. Ты чего хочешь?
Аленка закусила палец, задумалась.
— Знаешь чего, мамуля? Мороженое. Какое мы в Москве ели. И много-много, чтоб бабуле с дедушкой повезти. У них зубиков нет, они будут язычком лизать. Правда?
— Правда, доченька. Только не довезет папа из Москвы мороженое, растает оно. А вот на будущий год полетим в отпуск, тогда снова будем есть разного-разного, какое тебе понравится.
Наталья помогла дочери переодеться и уложила ее в постель. Стала читать сказку про Конька-горбунка.
— А когда папа покатает нас на своем самолете? — спросила вдруг Аленка.
— Когда-нибудь покатает. Быстрее бы он возвращался, — вздохнула Наталья, чувствуя, как воспоминание о муже отдалось в душе тоской. Надо завтра сходить к Марине, спросить у Валентина, когда Николай собирается возвращаться…
4
Установка нового радиолокационного оборудования на бомбардировщике затягивалась — то с настройкой не ладилось, то какие-то другие недоработки выявлялись, и Николай, придя на завод и проторчав вместе со штурманами и специалистами около самолета часа четыре, уходил в гостиницу. Капитан Мальцев и старший лейтенант Светиков — Николай пожелал взять их в экипаж — оставались до конца рабочей смены; с этим новым оборудованием им придется повозиться, потому они не спускали глаз с авиаспециалистов, учились у них исправлять неожиданные «сюрпризы» и возвращались в гостиницу уставшими до изнеможения.
Здесь, в небольшом городке, раскинувшемся в средней полосе на берегу быстроводной речушки, осень хозяйничала полновластно: то дул промозглый ветер, то сыпал дождь со снегом. Ясных дней почти не было, и Николай беспокоился, как бы не засесть на заводском аэродроме надолго. Его тянуло домой, он скучал по дочурке, по Наталье, хотелось быстрее их увидеть. Успокаивал себя тем, что свободное время использовал для более глубокого изучения новой техники — в отряде такой возможности не представится, — а техника была поистине самая совершенная: позволяла с далеких расстояний наводить ракету на цель и уничтожать ее, не заходя в зону действия противовоздушной обороны противника. И хотя наведение ракет, работа с новой радиолокационной системой — дело штурманов, Николай считал своим долгом знать все то, что подвластно подчиненным.
Наконец радиолокационная станция была отлажена, самолет принят, документация подписана. Но в последний момент Николай узнал, что взлетать придется не с заводского аэродрома, где не позволяла ограниченная взлетно-посадочная полоса, а с соседнего, расположенного почти в сотне километров. А чтобы переправить самолет на соседний аэродром, надо разобрать его, погрузить на железнодорожную платформу, перевезти, а там снова собрать… Снова придется налаживать, отсрочивать. Потребуется еще недели две, не менее.
Николай пошел к директору завода.
— Разрешите, Александр Васильевич, перегнать самолет своим ходом? — попросил он.
— Вы забыли, каких размеров наша полоса? — холодно посмотрел на него директор.
— Не забыл, — выдержал взгляд Николай. — Тысяча четыреста метров, а нашему самолету, по летно-техническим данным и по моим расчетам, требуется гораздо менее. Ко всему, я ничего лишнего брать не буду, даже экипаж сокращу до минимума — возьму только второго летчика.
Директор подумал. Он успел убедиться в дотошности и скрупулезности этого капитана, проверившего на самолете чуть ли не каждую заклепку и заставившего инженерно-технический состав завода работать до седьмого пота, пока до ювелирной точности не был отлажен каждый агрегат, до стерильной чистоты не наведен порядок в кабинах. И все же директор предостерег:
— По курсу взлета — ни единой площадки, и если двигатель откажет…
— Вытянут остальные три, — вставил Николай.
— Хорошо, я посоветуюсь с конструктором, — сдался директор.
На другой день было получено «добро».
И все-таки Николай волновался: теоретические расчеты нередко отличаются от практических. И самолеты, несмотря на то что делаются по единой технологии, одними станками, отличаются друг от друга «характерами», как братья и сестры из одной семьи, — одни послушные и резвые, другие строптивые, тяжелые на подъем.
К счастью, этот ракетоносец оказался легким в управлении, быстрым, летучим: оторвался от взлетно-посадочной волосы, не пробежав и три ее четверти.
На соседнем аэродроме Николай забрал остальных членов экипажа, дозаправил самолет топливом и, проверив еще раз работу нового оборудования, взял курс домой.
5
Наталья собиралась на прогулку, когда пришла Марина и весело потребовала:
— Танцуй, хорошую новость сообщу.
— Николай летит? — догадалась Наталья и с благодарностью обняла подругу.
— А чего ты обрадовалась? Ты же говорила, что не любишь его, — подтрунивала Марина. — И может, он ко мне спешит, а не к тебе: как-никак, мы мое двадцатипятилетие, с ним отмечали, на брудершафт пили. А может, и еще кое-что было.
У Натальи заныло от ревности сердце: может, и в самом деле было? Наверное, она очень расстроилась, потому что Марина посмотрела на нее удивленно и рассмеялась:
— Вот так-то, дорогая, бросать мужей. Успокойся, теперь верю — любишь, но предупреждаю, если еще раз оставишь, я за себя не ручаюсь.
— А своего не боишься потерять? — парировала Наталья.
— Не боюсь. Во-первых, я его одного оставлять не собираюсь, во-вторых, он у меня однолюб и никаким чарам не поддается.
— Какие же мы, женщины, эгоистки, — грустно призналась Наталья. — На чужих заримся, а своего упустить боимся. — И спохватилась: — Во сколько прилетает?
Марина посмотрела на часы.
— Запросился на двенадцать. Так что поторопись, подружка, с обедом. И нас не забудь пригласить…
В половине двенадцатого Наталья с Аленкой были уже около проходной аэродрома. После непродолжительного похолодания снова установилась солнечная, теплая погода, в воздухе плавала серебристая паутина — будто тонкие нити хлопка свились и поплыли над землей, цепляясь за одежду, прилипая к лицу, рукам, щекоча ноздри и губы, и Наталья, боясь размазать губную помаду (в последнее время она заметила, что на лице появились бледноватые пятна и губы утратили прежнюю яркость, стала прибегать к косметике), легонько провела по лицу рукой, помассировала кожу в уголках глаз — там тоже наметились паутинки морщинок, — внимательно осмотрела себя в зеркальце. Да, сильно она сдала за это лето. Не зря говорится: «От хорошей жизни русы кудри вьются, от тоски-печали русые секутся». Сколько пережила она в этом году! Теперь все будто бы уладилось, а на душе все равно неспокойно, и что-то гнетет ее, тревожит. Не дай бог, что случится с Николаем. Особенно здесь, в Кызыл-Буруне: испытание новой техники, риск, риск…
Она посмотрела на часы: половина двенадцатого. И чего она так разволновалась: ведь он запросился на двенадцать, еще целых полчаса.
Чтобы как-то скоротать время, Наталья повела дочь вдоль ограды, где после осенних дождей и потепления кое-где появились зеленые побеги, напоминающие кактусы, — с толстыми стеблями, утыканными колючками. Это, конечно, были не цветы, но довольно симпатичные растения, Наталья, обломив нижние шипы, чтобы не наколоться, сорвала несколько штук и сложила в пучок. Получился незамысловатый, но довольно оригинальный букет. Если бы еще маленький цветочек.
Они прошли вдоль ограды, и Наталья увидела выбившийся из песка ярко-оранжевый колокольчик. Нагнулась и вскрикнула от резкой боли в животе, будто подававшее признаки жизни существо перевернулось там и ударило чем-то острым. Она еле удержалась, чтобы не упасть, легонько оперлась об Аленку и замерла. Постояли немного. Боль утихла. Но стоило ей пошевелиться, в животе снова дернулось, кольнуло.
А Аленка тянула ее уже к калитке.
— Пойдем, мамочка, опоздаем.
«Что же это со мной?» — встревожилась Наталья. Когда она ждала первого ребенка, такого не случалось. Разве только перед самыми родами. А теперь до них еще пять месяцев.
