День расплаты - Хиггинс Джек

Он откинулся обратно на спинку кресла, и Берри живо произнес:

— Так вот он, майор Воген, старый лорд Пэлси собственной персоной.

До этого момента я находил Берри довольно приятным в обращении, несмотря на его поступки, но такую грубую выходку трудно было принять. Тем более, что тот, о ком он так говорил, был ему близким родственником.

В комнате на столике стоял серебряный канделябр с полудюжиной свечей. Берри достал спички и зажег свечи, одну за другой, а потом направился к двери, которую мужчина в шерстяном жакете услужливо открыл перед ним.

Берри обернулся, чтобы еще раз взглянуть на дядю.

— Хочу, чтобы вы догадались: кто будет наследником, когда его не станет, Воген? — Он язвительно засмеялся. — Бог мой, можете представить, как я буду занимать место в палате лордов? И какие при этом открываются интересные возможности? Например, буду сидеть в лондонском Тауэре, а не в какой-нибудь тюрьме на Крамлин-роуд, если они поймают меня.

Я ни слова не сказал, молча следуя за ним. Мы спустились по лестнице в холл. Это была странная процессия: мы переходили из одной комнаты в другую, Дули шел за нами по пятам, единственным освещением были мерцающие свечи в канделябре. В их неровном свете поблескивала серебряная и стеклянная посуда, полированная мебель. Одно за другим выплывали лица давно ушедших людей на портретах в красиво украшенных золоченых рамах. А он беспрерывно говорил.

Мы остановились около портрета плотного мужчины в охотничьем костюме восемнадцатого века.

— Это человек, с которого все началось, Франциск Первый, как я его называю. Первые двадцать лет жизни провел, копаясь на крошечном картофельном поле. Поймал удачу за хвост на Барбадосе, торгуя рабами и сахаром. Его плантация там называлась Испанской Головой. Разбогатев, он вернулся домой, переменил религию, купил звание пэра и начал вести жизнь ирландского протестантского джентльмена.

— А ваш отец, кем он был?

— Тут вы меня поймали, — ответил он. — Он был актером, который бежал впереди своего таланта на целых полмили, что повышало его склонность к горячительным напиткам, и он сумел дожить только до зрелого возраста и скончался в сорок лет.

— Он был католик?

— Хотите — верьте, хотите — нет, Воген, но я не первый протестант, который желает объединения Ирландии. — Он поднял канделябр повыше и осветил картину, на которой был изображен человек почти в полный рост. — Вот еще один. Вулф Тоун. Он все это начал. Самый любимый из моих родственников. Франциск Четвертый. К своему двадцатитрехлетию он успел убить трех человек на дуэлях и поиметь связь со всеми привлекательными женщинами графства. Ему пришлось удрать в Америку.

Берри с видимым удовольствием вспоминал это.

— Что же с ним случилось?

— Убит под местечком Шилоу во время гражданской войны в Америке.

— На чьей стороне?

— А как вы думаете? Грей — южанин, он сам закрыл ему глаза и потом написал письмо его матери, которое я читал.

Мы повернули обратно и медленно двинулись к вестибюлю. Я сказал ему:

— Когда я наблюдаю все это, то не вижу никакого смысла.

— В чем именно?

— В вашей теперешней активности.

— Но я люблю борьбу. — Он пожал плечами. — В Корее не было бы так плохо, если бы там все делалось не столь хладнокровно. А жизнь чертовски скучна, вы не думаете?

— Многие люди сочтут это за недостаточное оправдание.

— Мои мотивы не имеют значения, Воген. Я служу своему делу.

Мы дошли до вестибюля, он поставил канделябр на стол и вынул наручники. Я протянул ему запястья. Он сказал:

— Тридцать лет назад, если бы я делал то же самое, что делаю теперь, в рядах французского или норвежского Сопротивления, то считался бы сейчас национальным героем. Странно, как могут меняться взгляды со временем.

— Только не мои, — ответил я.

Он пристально посмотрел на меня:

— А вы во что верите, Воген?

— Ни во что. Просто не могу себе позволить.

— Вот такой человек мне по сердцу.

Он повернулся к Дули и сделал движение вниз большим пальцем:

— Отведи его вниз, к остальным.

Он взял канделябр и пошел наверх. Я стоял, наблюдая за ним, но тут Дули ткнул меня дулом «стерлинга» в спину и заставил двинуться к двери.

Когда меня привели в подвал, Бинни спал на железной койке, повернув голову немного набок. Рот у него был приоткрыт. Когда дверь захлопнулась, он беспокойно задвигался, но не проснулся. Генерал приложил палец к губам, подошел к парню, чтобы убедиться, что он спит, потом приблизился к столу, и мы оба сели.

— Хорошенькое дело! — сказал он. — Что там было?

Я все подробно ему рассказал, потому что мне казалось очень важным то, что сказал мне Берри, так как это проливало свет и на него самого.

Когда я закончил рассказ, генерал кивнул:

— То, что он требует, чтобы вы поехали в Обан, не лишено смысла. Помимо всего прочего, он считает вас связанным с крупнейшим покупателем оружия и уверен, что вы не побежите в полицию.

— Он сказал, что встретится со мной позже, чтобы обговорить все в деталях. Что мне ему ответить?

— Вы, конечно, примете его предложения, все до единого.

— А что будет с вами?

— Бог знает. Что, вы думаете, он сделает, если вы сообщите в штаб, где я нахожусь, и они пошлют отряд коммандос вызволить меня отсюда?

— Он использует вас как заложника. Начнет торговаться.

— А если ничего не получится, и даже наверняка провалится из-за теперешнего курса правительства, которое не одобряет такой шантаж, то что будет тогда?

— Пустят вам пулю в голову.

— Абсолютно точно.

Снова загремели засовы, дверь с грохотом отворилась, что заставило Бинни проснуться и вскочить на ноги. Он стоял, немного покачиваясь и протирая глаза тыльной стороной ладони.

Это был снова Дули, но на этот раз с двумя людьми.

— Всем выходить, — хрипло сказал один из них.

Мы прошли тем же путем, что и раньше, снова через зеленую дверь в прихожую, потом поднялись по мраморной лестнице на главную площадку и свернули в коридор. Мы остановились перед другой двойной дверью, Дули открыл ее и ввел нас.

Эта комната была похожа на ту, где я видел старика, только не было кровати. Она была прекрасно обставлена мебелью в стиле Регентства. Нора Мэрфи сидела на стуле у огня, сложив руки на коленях. Берри стоял рядом, положив руки на спинку стула.

— Прекрасно, мы все здесь, можно начинать. Скажу вам, джентльмены, доктор Мэрфи немного упряма. У нее есть информация, которая мне очень нужна, но она хочет сохранить ее для себя, что глупо. — Он положил руку на ее плечо: — Попытаемся еще раз? Что случилось с золотом. Нора? Где он спрятал его?

— Пойдите к черту, — хрипло ответила она. — Даже если бы я знала, то вы были бы последним человеком на свете, которому я это сказала бы.

— Как жаль! — Он кивнул Дули и сказал медленно, произнося слова так, чтобы он мог понять по движению губ: — Подойди и подержи ее.

Дули закинул «стерлинг» за плечо и подошел к стулу сзади. Нора попыталась подняться, но он усадил ее обратно, грубо завел ее руки назад и крепко держал.

Берри склонился к огню. Когда он обернулся, в руках у него оказалась кочерга, конец которой раскалился докрасна. Бинни издал отчаянный крик, сделал шаг вперед и получил удар прикладом «стерлинга» в печень.

Он упал на одно колено, а Берри хладнокровно сказал:

— Если кто-нибудь из них шевельнется, всадите ему пулю. — Он повернулся к Hope, схватил ее за волосы, повернул к себе лицом и приблизил кочергу к ее лицу. — Спрашиваю еще раз, Нора: где золото?

— Не знаю, — ответила она. — Вы понапрасну теряете время. Это ничего не даст.

Он прикоснулся концом кочерги к ее щеке; показался дымок, запахло жженым мясом. Она дико закричала и потеряла сознание.

Бинни с трудом попытался подняться на ноги и умоляющим жестом протянул руку:

— Она говорит правду. Никто, кроме Коротышки, не знает, где золото. Даже она. Он так хотел.