— Глеб! — еще раз позвала она.
Лес молчал. Ольга медленно приблизилась к палатке, присела у входа, сдвинула в сторону полог и заглянула внутрь. Смятый спальник, сваленные в бесформенную кучу старые дачные свитера — должно быть, Глеб использовал их в качестве подушки… Ольга почувствовала, как горлу подкатывает комок, и, борясь с измучившим ее чувством, быстро выпрямилась и обошла палатку. Примус, пристроенный в глубине прогнившего пня, был теплым. Рядом лежала кучка картофельных очистков…
Ольга чуть не вскрикнула. Кто-то крепко схватил ее сзади за плечи. Она обернулась. Глеб, сжимая ее плечи, испуганно смотрел по сторонам.
— Я чуть инфаркт не получила! — сказала Ольга.
— Тихо! — шепнул Глеб. — В лесу все очень хорошо слышно… Никто за тобой не следил?
Ей показалось, что она перестает узнавать Глеба, что это другой человек, чем-то внешне похожий на Глеба. В его спутавшихся волосах застряли сухие листья и хвойные иголки. Полные настороженного внимания глаза отсвечивали нездоровым блеском. Лицо казалось темным, грязным от щетины. Воротник свитера пообтрепался и засалился. Ольга обратила внимание, что у Глеба появилась новая привычка — он стал грызть ногти.
— Ну, как ты здесь? — спросила она, мучительно выбирая правильный тон общения. Ей очень хотелось придать разговору легкий оттенок юмора. — Вспомнил пионерское детство, как ходил в походы и разжигал костры?
Глеб не понял ее или же, скорее, не услышал. Он продолжал крутить во все стороны головой, по-звериному замирая и прислушиваясь к малейшим шорохам.
— Ты всегда обращай внимание на людей, которые едут с тобой рядом в электричке, — шептал он, покусывая грязный кончик ногтя. — А когда идешь по лесу, то вдруг останавливайся и прячься за стволом. Заставляй того, кто следит, выдать себя… Тссс…
Он приложил палец к губам и застыл, глядя на черное пятно кустов.
— Ты чего? — спросила Ольга.
— По-моему, там кто-то стоит, — одними губами произнес Глеб.
Ольга долго пялилась на кусты, но ничего не заметила.
— Тебе показалось, Глеб. У тебя обострилось воображение.
Она принялась выкладывать продукты.
— Не мерзнешь ночью?
— Когда как, — односложно ответил Глеб, продолжая оглядывать склоны оврага.
Ольга искоса наблюдала за ним. «Как он опустился! — с ужасом подумала она. — Грязный, запуганный человечишка… Кажется, он даже похудел».
— Вот, посмотри, я взяла тебе на пробу десять пакетиков быстрого приготовления, — сказала Ольга и принялась подробно объяснять, чтобы отвлечь Глеба от грустных мыслей и самой отвлечься: — Подогреешь в кружке воду и высыпешь содержимое в кипяток. Помешаешь ложкой, и через пять минут блюдо готово. Здесь и картошка с грибами, и рис с курицей…
Тут она заметила, что Глеб вовсе не слушает ее, а смотрит широко раскрытыми глазами куда-то в сторону. Ольга замолчала, обернулась.
— Ты что, Глеб?
— Тихо… — прошептал он. — Там кто-то стоит… Около березы…
— Да это куст можжевельника.
— Нет, это человек.
Глаза Глеба наполнялись суеверным страхом. Губы дрожали. Он часто дышал и судорожно сглатывал.
— Тебе мерещится, Глеб.
— Нет-нет… Сходи проверь…
Ольга кинула пакеты на землю, сходила к березе, вернулась.
— Это можжевельник, — сказала она и сжала в своих ладонях холодную руку Глеба. — Расслабься, успокойся. Кто тебя найдет в такой глуши?
— Тебе легко сказать «расслабься», — произнес Глеб. — Не уверен, что ты расслабилась бы, окажись на моем месте…
Ольга взялась приготовить обед. От Глеба трудно было добиться вразумительного ответа, какое блюдо он предпочитает, и Ольга приготовила картофельное пюре с бараниной. Они ели из одной миски. Вспомнив о сюрпризе, Ольга вынула из сумки маленькую бутылочку коньяка, разлила в пластиковые стаканчики по глотку.
— Чтобы все наконец встало на свои места, — сказала Ольга и выпила.
Она видела — Глеб не совсем понял, что она имела в виду, но уточнять не стал. Тоже выпил, поперхнулся, закашлялся.
Потом они лежали в палатке, прислушиваясь к шуму ветра в обнаженных кронах деревьев. Глеб лег на бок, поджал ноги к животу и уткнулся лицом ей в живот. Дыхание его было ровным и тихим. Наверное, он уснул, может быть, впервые за последнее время глубоко, доверившись Ольге, положившись на открывшееся в нем инстинктивное сыновнее чувство защищенности и тепла, которое может дать только женщина. И она боялась пошевелиться, стараясь продлить его счастье, которое ей ничего не стоило, но для него было всем.
Он всхлипнул, проснувшись, поменял позу, причмокнул губами и опустил руку ей на живот.
— А ты не поправилась, Олюшка? — невнятно произнес он.
— С какой хорошей жизни? — делано отшутилась Ольга, привставая и убирая руку Глеба.
Он заглядывал ей в глаза.
— А мне показалось…
— Тебе показалось, — перебила его Ольга и взглянула на часы.
— Я же чувствую, Оля! — настаивал Глеб.
Она выбралась из палатки, зябко поежилась. Дно оврага окутал туман. Темнело, и лес вокруг наполнился невыразительными рыхлыми тенями.
— Оля! — позвал Глеб.
Он стоял за ее спиной. Она чувствовала, что его зацепило, что теперь он не отвяжется.
— Ну что? — с набухающим раздражением спросила она. — Что ты от меня хочешь?
— Правду.
— Какую правду? Какую еще правду, господи! Да вся правда заключается только в том, что ты зашел в тупик, что дальше так нельзя, что ты уже на человека перестал быть похож!
Она выпалила это на одном дыхании и тотчас прикусила язык.
— А что ты предлагаешь? — тихо, надломленным голосом спросил Глеб.
— Пойти в милицию. Во всем признаться. Покаяться.
— Но меня же не простят, Оля. Меня посадят в тюрьму. Ты представляешь меня в тюрьме? Камера, уголовники, нары, параша… Я умру там на второй день.
— А здесь ты разве не умираешь? Здесь тебе лучше?
— Здесь я хотя бы вижу тебя.
— И долго ты собираешься здесь жить и смотреть на меня?
— Не знаю… — со злостью ответил он. — Если тебе надоело ходить сюда и не терпится засадить меня за решетку, то можешь настучать на меня ментам. Иди доноси, я не обижусь. Иди же! Скатертью дорога! Проваливай!
Ольга подхватила сумку и бегом устремилась по склону вверх.
* * *
«Я устала от лжи, — думала она. — Меня уже тошнит от нее. Я пропиталась ею насквозь. Во мне не осталось места для нормальных человеческих чувств…»
Она ходила по комнате от окна к двери и обратно. Сергей лежал на диване и, нажимая кнопки пульта, просматривал телевизионные программы. Кажется, уже пошел по третьему кругу. Телевизор то рекламировал таблетки от грусти, то пел «Муси-пуси», то торопливой скороговоркой обещал дождь со снегом…
— Прекрати! — не выдержала Ольга и выдернула вилку из розетки.
Сергей оставался внешне спокойным. Положил пульт на журнальный столик и взял газету. Ольга вырвала ее из его рук.
— Сергей, прошу тебя, не молчи!
— А что ты хочешь, чтобы я сказал?
— Ты хочешь меня о чем-то спросить…
— Нет, не хочу. Я жду, когда ты сама расскажешь.
Она порывисто придвинула к себе стул, села на него и, чуть подавшись вперед, сказала:
— Дима Новиков в следственном изоляторе. На него заведено уголовное дело за организацию массовых беспорядков… Но ведь ты знал об этом?
— Узнал час назад, когда соединил перекусанные провода.
— Я берегла твои нервы, Сережа!
— И впустую тратила очень дорогое время. Ему срочно нужен адвокат. Нужны ребята, которые подтвердят его алиби. И организовать все это могу только я.
Он дал ей ключи, написал доверенность и объяснил, где находится гараж. Через час Ольга подкатила к дому на Сергеевой серебристой «Нексии».
* * *
— Перестраивайся в левый ряд и за светофором сворачивай.
Сергей сидел рядом с Ольгой и показывал дорогу. Стемнело. Встречный поток машин напоминал вытекающую из жерла вулкана лаву. Ослепительные огни фар дробились в дождевых каплях, облепивших стекла, и казалось, что машина увязла в звездах. Милицейская машина, пронзительно сигналя и разбрызгивая во все стороны сине-оранжевые пучки света, неслась по встречной полосе. Ольга уступила ей дорогу и на всякий случай притормозила.
