Опер против «святых отцов» - Черкасов Владимир

Взглянул на него отечески Кость.

— Знаешь, чем пессимист от оптимиста отличается? Пессимист по поводу стакана, налитого до середины, всегда говорит, что он наполовину пуст. А оптимист — что стаканчик-то наполовину полон. Ну что о покойничках и исчезнувших думать? Прикинем, как выражаются матерые, хер к носу: откуда бы снова ниточку клубка потянуть.

— Да-да, прикинем, товарищ капитан, это самое к самому носу, — ехидно подхватил Топков.

— И упремся, товарищ лейтенант, в Вована, — невозмутимо заключил Кострецов. — Зря, что ли, ты его логово выследил?

— А это мысль! — блеснул стеклами очков Гена.

— Навалом как действий, так и мыслей, сынок, — самодовольно прищурился Сергей и закурил новую сигарету. — На «хвост» Вовану теперь сяду я. Он за авторитета у востряковских? На шикарной «БМВ» ездит? Так должно же что-то вокруг него происходить.

— Причем с Маришей он встречался.

— И это — на моем прикинутом носяре, Гена. А ты займешься Белокрыловым.

— Ну, ты хватил, — снова недоверчиво произнес лейтенант. — Займешься! Ищи теперь такую рыбину в московском омуте. Или что-то ты на заметку взял, когда квартиру генерала отслеживал? Или чего-то в ней раскопал, когда после исчезновения хозяина осматривал?

— Нет, господин студент, идеи плещут из твоих же исследований. Я свои наколки всегда сразу стараюсь до дна вычерпать. Помню, что, вникая в убийство Ячменева, ты мне много бумаг приносил. И было в них что-то по официальному сотрудничеству генерала с Феогеном. Вот и пошарь в этих сведениях. Глядишь, и выплывет направление, по которому Белокрылова снова можно шукать.

— Попробую.

— Требуется не спускать с крючка две воюющие стороны. Я теперь налягу на востряковских, ты — на бывших Феогеновых. Прицелимся свежими глазами на новые для каждого площадки. Сейчас самый накал нашего розыска. У банд потери, с учетом первых трупов Пинюхина и Ячменева, — по четверо. И та, и другая рать с цепи спустились. Скоро подойдет время оставшихся у них в живых подсекать. А пока промерим создавшиеся глубины.

— Потери-то у свор численно равные, но неравноценные, Сергей. Убийство Феогена — крупнейший урон церковному клану, на который тот работал вместе с Ячменевым, Белокрыловым. В этом ключе связка епископ Артемий Екиманов — востряковские команду Феогена, возможно, напрочь вырубила. Раз архимандрита нет, может отойти от дел и Белокрылов.

— Это почему же?

— Хозяин Феоген приказал долго жить.

Кость сплюнул.

— Эх, Гена, если бы мафиозные структуры только такими середнячками, как архимандрит да Вован, заканчивались. Бах! бах! — пулей конкурентов, щелк! щелк! — милицейскими наручниками: и конец структуре. Увы, всегда над промежуточными звеньями верхние царят. Те всегда в тени, их зацепить — наше оперское счастье. Можешь не сомневаться: пал гнилой смертью архимандрит Шкуркин, новый церковный пахан его работу продолжит. И опять понадобится спецбригада генерала, иначе его клану востряковские житья не дадут. Вот почему я приказываю тебе кротом рыть по Белокрылову.

— Вовремя мы востряковских с епископом Артемием вычислили, — задумчиво проговорил Топков. — Хоть в этом направлении более или менее ясно.

— Скажи спасибо Марише, — сказал капитан, все же скрывая от лейтенанта-гуманиста, что он ее на «наркоту поставил». — В той стороне действительно четко проглядывается. Думаю, что Артемий — высшая шишка в церковном клане, дальше шупать не придется. Так что сейчас же еду заниматься Вованом, только зайду в морг, проведаю Сверчка.

— Любишь ты это заведение.

— Эхма, и не нужна нам денег тьма! — Кость подмигнул. — Для истинного опера, сынок, это и зоопарк, и лаборатория. Учись, пока меня не застрелили. Я наказал обязательно все три пули из Сверчка извлечь и экспертам их показать.

— Уважаешь баллистику?

— Очень. А в данном случае — потому, что хочу успехи ворошиловского стрелка, попа Феогена, изучить. Все завидую ему: как хладнокровно такого бандюгу припечатал. Я ж со Сверчком сталкивался, но сам в него не сумел попасть.

Результаты баллистической экспертизы Кострецова горячо порадовали: пули в голове Сверчка оказались из одного ствола, свинец в груди — из другого. А главное, пули, извлеченные из черепа, определили уже фигурировавшее в этом розыске оружие. Это был пистолет «Беретта», из которого убили Пинюхина. Капитан торжествовал: Ракита пристрелил и Сверчка!

Странным было только то, что такой опытный диверсант, как Ракита, продолжал палить из пушки, с которой охотился на Пинюхина. Но зато это давало все основания для его ареста. Свидетелем по пинюхинскому убийству был Черч, а пули, выпущенные около Мясницкой и на Арбате в Сверчка, закольцовывали два убийства, прямо указывая на их исполнителя.

Еще раз в этот день потер свои железные клешни Кость, сел на «жигуль» и отправился к жилищу Вована. Опер уже знал, что во двор выходят два окна большой бригадирской квартиры. Опер припарковал машину, достал из «бардачка» бинокль и двинулся в дом напротив Вованова поискать точку для наблюдения.

Войдя туда, капитан пристроился у окна на лестничной площадке и нацелил бинокль в стекла Вовановой квартиры. Темнело, и там зажегся свет.

«Вот катит, так катит!» — воскликнул про себя Кость, когда разглядел Маришку, хлопочущую на кухне.

Он еще понаблюдал, чтобы убедиться: нет ли дома хозяина или еще кого-нибудь. Потом быстро сбежал вниз, чтобы преподнести сюрпризик своей стукачке.

Кострецов перебежал двор и поднялся к квартире. Резко позвонил в нее трижды.

Глазка в дверях не было, и Мариша спросила изнутри:

— Кто?

— Дед Пихто и бабка с автоматом! — гаркнул опер. — Открывай пошустрее, Мариша, а то хозяин может появиться.

Мариша распахнула дверь и обессиленно привалилась к ее косяку.

— Узнала меня по голосу? — весело осведомился Кострецов. — Похвально. Где поговорим? Может, без напряга во дворе? У меня там «жигуленок».

— Сейчас выйду, — едва ли не плачущим голосом произнесла девушка.

Опер спустился вниз, сел в машину. Вскоре прибежала и села рядом Мариша.

— Удивляешься, что и здесь я тебя вычислил? — осведомился Кость.

— Чего на легавость легавого удивляться? — хмуро парировала она.

— Ну, тогда к делу. Что на Феогеновой хате произошло?

Стала излагать Мариша, не подозревая, какую инсценировку разыграл после ее ухода из квартиры Вован:

— Сверчок ко мне туда завалился. А потом стрелок генерала Белокрылова заскакивает. Начали они друг в дружку пулять. Сверчок — трупом, а тот рану в ноге перевязал и слинял.

— Опиши мне подробно белокрыловского человека.

Мариша описала приметы Ракиты, на что капитан с удовлетворением покивал головой. Теперь этому спецбригадовцу была полная хана — появился свидетель и по второму его убийству. Опер спросил:

— Что за проблемы у этого Сросшегося?

— Не уладил он что-то с Белокрылом. Новый заныр генерала пытал.

— Зачем?

— А зачем ребята с пушками чужие адреса ищут?

— Это твое соображение или он так заявил?

Мариша усмехнулась.

— Такой, как он, лишнего не скажет.

— Дала ты ему адрес генерала?

— Да что вы все ко мне с этим Белокрылом привязались? — полыхнула глазищами Маришка. — Откуда у меня может быть его новый адрес? Его, наверное, не знал и Феоген, царствие ему небесное.

— Жалеешь друга сердечного?

Ухмыльнулась Маришка.

— Скажешь тоже. Ты ж при нашей первой встрече смикитил, что подсадная я архимандриту от востряковских.

— Ну да, чего о Шкуркине сожалеть, когда ты после его завала сразу богатой стала.

— На что намекаешь?

— Тайник-то в квартире Феогена на много потянул? — пока не упоминая о втором тайнике, спросил капитан.

— Не знаю ни о каком тайнике.

— Да? — прищурился опер, закуривая. — Кто ж его выгреб?

— А тот, видать, кто Феогена мочканул.

— О том стрелке ты, конечно, тоже не знаешь?

Мариша постаралась как можно простосердечнее распахнуть очи, потому что Вована сдать была неспособна.