Рекламный трюк - Антонов Антон Станиславович

Поэтому на совещании у губернатора было принято компромиссное решение: дать Седову и его фонду карт-бланш, срочно зарегистрировать этот фонд и поддержать его официально, подключить к этому делу прессу, сделать взнос самим — а дальше пускай Артем сам трясет толстосумов и собирает пожертвования.

Но тут объявилось послание похитителей, где на сбор денег давалось всего три дня. И время уже пошло.

— Нереально, — сказал Артем, едва услышав о новом сроке.

И что самое главное, выхода не было — буквально никакого. Попросить у похитителей еще одну отсрочку? Смешно. После попытки большого обмана, которая закончилась побоищем в Русакове, их надо было благодарить за то, что они дали хотя бы эти три дня. Другие давно бы уже грохнули жертву, закопали в укромном месте и, признав дело завершившимся неудачно, занялись бы чем-нибудь еще. Например, ограблениями банков. Или похищениями политических деятелей. А то и террористическими актами по заказам экстремистских группировок. Судя по тому, что похитители сумели сделать за последние дни, все указанные отрасли преступной деятельности в равной мере подошли бы им, и любая могла принести немалый успех.

Но похитители предпочли идти до конца и дали еще три дня. Наверное, им нужно было подготовиться к приему денег. Как показала предыдущая попытка, не такое это простое дело.

Но первые же звонки Седова богатым людям с просьбой дать деньги на выкуп, показали, насколько безнадежна попытка собрать три миллиона долларов за три дня, даже имея поддержку властей и сочувствие со стороны общественного мнения.

Продюсер Квадратов, один из первых, к кому обратился Артем, выразился яснее ясного:

— Десять тысяч баксов. Бери или отваливай.

Директор одного из московских телеканалов ответил на ту же самую просьбу более пространно и вежливо, но суть была та же:

— Я могу выделить вам десять тысяч долларов из собственных денег. Средства фирмы я трогать не вправе, даже для столь благого дела.

По сравнению с предыдущей стадией — когда Артема отфутболивали без лишних разговоров, не давая ни рубля и выражаясь порой грубо, в стиле: «А ты кто такой?», — это был прогресс. Десять тысяч долларов — большие деньги, а сто тысяч, которые Артему удалось собрать за один день — деньги огромные, но все же неизмеримо малые по сравнению с требуемой суммой.

Все просто — после бесчисленных афер периода дикого капитализма люди в России перестали верить в благие намерения. А богатые люди склонны доверять ближнему еще меньше, чем все остальные — ведь они сами привыкли обманывать, хитрить и проворачивать сомнительные дела. «Не обманешь — не продашь», — таков закон российского бизнеса. Впрочем, не только российского — но ситуация в России осложняется тем, что капитализм в ней и по сию пору далеко не домашний, и неизвестно, когда таким станет и станет ли вообще. И если отказать в пожертвовании на благое дело совсем уж неудобно, то богатый россиянин старается отделаться суммой, для него незначительной. Так обыкновенный прохожий кладет сотню рублей в шляпу нищего — но тысячу уже пожалеет. Или тот же прохожий купит за тысячу в ларьке ни на что не нужную безделушку, но десять тысяч на что-то подобное уже не потратит.

У богатых людей другой масштаб цифр — но суть та же самая.

Ах, если бы в запас было не три дня, а хотя бы две недели! Ах, если бы не были потеряны предыдущие дни, когда все думали, что никакого похищения нет и все происходящее — обыкновенный рекламный трюк! Тогда можно было раскрутить дело спасения Яны Ружевич на манер всероссийского шоу. В этом случае многие богатые люди почли бы за честь принять участие в этом действе и не поскупились бы на пожертвования. Еще бы — такая реклама!

Но не было времени на раскрутку и не было человека, который послужил бы этому делу своим именем. А Седов — ну, кто такой Седов?

Конечно, у Яны были друзья. И конечно, они согласились помочь. Но у друзей было слишком мало денег. Больше, чем у простых российских граждан, но меньше, чем нужно для спасения Яны.

Да и потом, они ведь тоже не знали, кто такой Седов. А вдруг аферист? Тот факт, что его поддерживает местная власть, еще ни о чем не говорит — разве мало у нас аферистов при власти?

Известный певец Лев Коренев, один из «птенцов гнезда Горыныча» и личный друг Яны Ружевич, вроде бы, собрался помочь Седову и взять на себя публичную часть мероприятий по сбору средств. Коренева знают все и в обмане не заподозрят. Но пока он приступит к делу, пока богатые жертвователи раскачаются да пока деньги поступят на счет, три дня пройдут. А на отсрочку надеяться нечего. Раньше надо было думать.

— Десять тысяч баксов. Бери или отваливай.

Десять тысяч долларов. Огромные деньги!

Или сотенка в шляпу нищего?

51

В Глебовке Олег Коваль нарвался на какую-то совсем глухую бабку, которой пришлось во весь голос орать на ухо три ключевых слова: «хутор», «фермеры» и «Шмелевы». В итоге Олег выяснил, что слова «фермеры» бабка не знает, поскольку оглохла еще до начала перестройки, что со Шмелевыми она не знакома и что у них в деревне таких нет, а также что хуторов по соседству с Глебовкой «в раньшие времена» было видимо-невидимо.

«Раньшие времена» Коваля не интересовали, и он отправился искать кого-нибудь еще. И нашел-таки другую бабку — не глухую и в своем уме. Бабки, очевидно, составляли основное население деревни. Во всяком случае ни сейчас, ни потом Коваль так и не увидел в деревне ни одного человека мужского пола и никого, моложе семидесяти лет.

Вторая бабка сумела, наконец, вразумительно ответить на вопрос визитера:

— А вот по этой дороге и будет ихний хутор. Там еще пруд Русалочий. Старики говорили, нечистая сила там водится. Да эти хуторские сами, что нечистая сила. Девка у них срамная, все гольем ходит, равно русалка какая. Но худого про них не скажу. Парень у них работящий, сено мне помогал косить.

— А всего их там сколько?

— Так двое и есть. Парень и девка. Ну, разве гости иногда приезжают. В прошлом годе кино у них, что ли, снимали — так одно время много народу было, носились по лесам, как черти. А сейчас редко приезжают.

— На днях никто к ним не приезжал?

— А как же, приехал один. Он, видать, и посейчас там, потому что не уезжал еще.

Окрыленный Коваль уселся в машину и показал шоферу нужную дорогу.

Слава Богу, было относительно сухо. В более сырые времена на этой дороге вязли трактора, а в более сухую по соседству с регулярностью, достойной лучшего применения, горели леса. А сейчас дорога находилась в таком состоянии, когда грузовики могли проехать по ней без труда, но на легковушке соваться на эту дорогу было рискованно. Однако водитель, нанятый Олегом, все-таки рискнул, потому что в противном случае седок пригрозил значительным снижением гонорара.

Дорога, длиной километра в три, принесла машине и тем, кто находился в ней, немало тяжких испытаний. Но в конце пути их ждала замечательная награда. Навстречу гостям вышла миловидная невысокая девушка в коротковатых потертых джинсах с кожаными заплатами на коленях и без ничего выше и ниже этих джинсов.

Шофер с открытым ртом вышел из машины первым, а Коваль только начинал вылезать, когда увидел, как некто во все лопатки улепетывает от хутора через луг к лесу.

Недолго думая, Олег перепрыгнул на водительское место и нажал на газ.

Рот шофера открылся еще шире, а глаза заметались от одного объекта к другому. Он никак не мог решить, то ли гнаться за своей машиной и бить морду пассажиру, если удастся догнать, то ли заводить знакомство с полуголой девицей, в глазах которой не видно ни капли стыдливости, а в отношении машины положиться на судьбу и Бога и надеяться, что пассажир не угонит «тачку» навсегда и не угробит ее на здешних колдобинах…

Толик Гусев не успел добежать до зоны, непроходимой для легкового автомобиля. Коваль догнал его в нескольких метрах от полосы кустарника, выскочил из машины и в стремительном броске достал беглеца. Он сбил Толика с ног, заломил ему руки за спину и затолкал в машину. Все это время (примерно секунды три) Толик громко и замысловато матерился и сумел произнести довольно много неприличных слов. Кроме того он пытался кусаться, но это ему тоже не помогло.