– Надо открыть шлюзы, понимаешь?
Гулям смущенно пожал плечами:
– Я не знаю, не умею…
И он повернулся, чтобы уйти.
– Погоди, – остановил я его. – Вот лебедка, ручки, надо поднять затворы. Крути здесь, понял?
Гулям по-прежнему стоял, не двигаясь. Худшие подозрения полезли мне в голову.
– Ну, чего стоишь?
– Там есть мина! – Он тревожно оглянулся. – Надо смотреть, потом пускать вода.
– Егор! – крикнул я. – Он говорит, тут есть мины. – Горелый подошел к нам, вслед за ним – Калита.
– Спускайся вниз! – приказал он сержанту.
Калита сел на край проема, глянул вниз, где журчала вода, сдерживаемая металлическим языком затвора. Потом осторожно полез вниз.
– Ни черта не видно, дайте фонарик.
Я быстро вытащил из сумки фонарь, бросил Калите.
– Поаккуратней, Андрей. – Горелый впервые назвал его по имени, потом метнул взгляд на Гуляма: – А твой братец плохо стреляет. С трех шагов не попал. Вот видишь, только чуть-чуть задел.
Он приподнял рукав и показал забинтованное место.
– Зачем так говоришь? Мой брат – дукандор…
Он заметно побледнел. Я следил за каждым его движением.
– Он уже не дукандор, – хладнокровно поправил Горелый. – Я отправил его к Аллаху. За то, что плохо стреляет.
– Есть! – послышался голос из бетонной ямы.
Мы машинально повернулись, и в этот момент Горелый быстро выхватил из кобуры Гуляма пистолет.
– Дай пистолет!
– Если я ошибся, верну и даже извинюсь. А пока стой тихо…
Я принял у Калиты тяжелую пластмассовую мину, потом помог выбраться и ему самому.
– Камни поставили, – возбужденно сообщил он. – Затвор поднимаешь – срабатывает взрыватель.
– Проводков не заметил? – спросил Горелый.
– Заметил. Обрезал…
– Молодец… А теперь бери наши автоматы и стереги этого гуся. Если побежит, стреляй без предупреждения.
Лицо Калиты вытянулось от изумления.
– Это духовский шпион, ясно?
– Ясно-о…
– Командор, зачем так говоришь? Командор! – Гулям попытался ухватить его за рукав.
– Стоять!
Толпа на берегу зароптала. Люди осторожно потянулись на плотину.
– Назад! – рявкнул Горелый. – Майн! Майн! – и показал вниз, под плотину.
Люди нерешительно остановились.
– Давай, Олег, по тросам вниз!
Он спустился первым, проверил щупом дно, после чего ступил в воду.
– Командор! Командор! – вдруг заорал сверху Гулям.
– Чего тебе? – раздраженно прикрикнул Горелый.
– Командор, уходи! Взрыв будет! Сейчас взрыв. Душман взрыв будет.
– А-а, – протянул он и снова стал аккуратно обследовать дно.
– Егор, он правду говорит! – всполошился я.
– Спокойно! – пророкотал он. – Здесь что-то есть… У самой подошвы поставили… Грамотно, ничего не скажешь.
– Командор! – стонал наверху Гулям.
– Заткни этого дурака!
– Горелый, он неспроста!
– Командор!!!
– Тихо! Уже полчаса, как провода обрезали.
– Чего ж ты молчишь?
Горелый опустился в воду, прямо на колени, и руками стал обшаривать дно. Через гребень лилась вода.
– Есть! – Он вырвал из грязи огромный цилиндр и не знал, куда его поставить. – Извини, – сдавленно пробормотал он, – хотел посмотреть, как эта сволочь себя поведет.
Я осторожно приблизился к Горелому, и мы вдвоем, с кряхтеньем и сопеньем пристроили находку на уступе плотины.
– Надо бы еще поковыряться, – пробормотал Горелый и вдруг повалился в воду.
Я запомнил страшный крик с берега.
В следующий момент на меня что-то обрушилось, массивный удар свалил меня в воду, я еле выкарабкался, увидев мимолетно, что это прыгнул Гулям. Жаль, что не было автомата… Афганцы распластались на земле, щелкали затворами, вразнобой стреляя по убегавшему в сторону скал Гуляму.
Я бросился к Горелому, вытащил его из воды, взвалил на спину и поволок, моля афганского бога, чтобы не подорваться на последней мине.
Кажется, Егор уже успел нахлебаться воды, дышал тяжело, с присвистом и хлюпаньем, на груди у него расплылось красное пятно. Он открыл глаза и произнес всего лишь одно слово:
– Переиграл…
А к плотине уже мчались танки и бронетранспортеры. Поочередно ухнули пушки, меня обдало горячей волной, заложило уши. Земля вздрогнула. На той стороне, на скалах, вспыхнул разрыв, другой. Потом тяжело заработали крупнокалиберные пулеметы. Посыпались камни, начался обвал. Потом, кажется, появился комбат, потому что огонь прекратился и вновь наступила тишина.
Вика плакала и перевязывала Горелого.
– Егорушка, ну как же тебя так, Егорушка?
– Егор Петрович… – еле слышно поправил Горелый и мутно посмотрел на меня: – Слышь, Олег, я этого гада давно заприметил… Помнишь, с рацией стоял? С ХАДом говорил! Дураков нашел… Она хоть и японская, чуешь, а дальность связи не того… Духам нас продавал… Они все про нас знали… С самого начала… С Танькой он устроил – понял зачем? Чтоб задержать колонну! – Он перевел дыхание и закрыл глаза.
– Помолчи, Егорушка, тебе нельзя говорить, – умоляла Вика. – Надо отвезти его к колонне.
Появился комбат.
– Я вызвал «вертушки». Обещали скоро быть. Как он?
– Прекрасно… – просипел Горелый.
– А где Гулям?
– Ушел, гад…
– Эх вы, растяпы… – ругнулся комбат.
Подошел Калита, он морщился и сжимал ладонью окровавленную правую руку.
– Если бы меня духи не задели, не ушел бы, товарищ майор.
– Иди, перевязывай, – буркнул Сычев, потом добавил задумчиво: – Я давно подозревал, что он на духов работает.
Мы погрузили Егора на трансмиссию танка, рядом уже хлопотал наш фельдшер, бормотал что-то жизнерадостное, разумеется, адресуясь к раненому.
Но я знал, что ранение весьма хреновое. Перевязали и Калиту, к счастью, пуля прошла сквозь мякоть.
Потом мы нашли проводок, который предварительно обрезал Горелый, по нему вышли к еще одному взрывному устройству, я с трудом допер его до берега и окончательно вывозился в грязи. Что говорить, подготовлено все было на совесть: изоляция, герметичность – не подвело бы…
На берегу собралась уже целая толпа афганцев. Они запрудили плотину и оба берега, боязливо и с восхищением рассматривали мины. Ахмад что-то возбужденно говорил, показывал в мою сторону, старцы важно кивали головами, а пацаны дружно галдели.
Ко мне подошел солдат-таджик и сказал, что Ахмад просит разрешения открыть затворы шлюзов.
– Давай, чего ждать. – Я недоуменно пожал плечами.
Потом открыли шлюзы, хлынула вода. Всеобщий экстаз достиг апогея. Я стоял грязный, мокрый и думал о том, что афганцы не меньше нас обожают торжественные мероприятия.
Запруженная река уже не грозила смыть все на своем пути. Мы сделали свое дело – и снова пора было в путь.
Горелый долго выздоравливал, еле выжил, потому что получил обширное заражение крови. После ранения он уехал в Союз, в Дальневосточный округ. А перед этим он ненадолго приехал в часть и увез с собой Вику. Вскоре я получил приглашение на свадьбу. Разумеется, меня не отпустили. Комбат заменился, через некоторое время уехала и Татьяна. После своих приключений она заметно поправилась, в характере ее появилось степенное самодовольство. В Союзе она отыскала Сычева, развела его с законной женой и заняла ее место. Говорят, у Сычева из-за этого были большие неприятности. Он чуть не вылетел из партии, и спасли его только афганские заслуги.
Я написал письмо родителям Усманова в далекий узбекский кишлак. Никогда не занимался таким делом и впервые понял, как трудно приходилось Горелому. Ничего не врал, не приукрашивал, написал все, как было: про бой, разминирование, обстрел.
Погиб начальник штаба Кизилов – как раз за день, как прибыл новый командир батальона. Попали в засаду, и он полез под огнем за раненым бойцом. Снайпер попал ему в затылок, пуля вошла как раз под каску. Кто-то сказал: сам виноват. Но разве можно винить человека, погибшего в бою?
Калита подлечился и вскоре уволился в запас, дембельнулся. Уехал – и так и не получил ни одной награды. Хотя дважды представляли на орден. Прислал письмо: собирается работать в милиции.
