«Вот и приплыли», — в ужасе подумал Кузнецов, имея в виду, что сейчас Димарик вскинет пулемёт и «свистанёт» по убегающей зверине со всей пролетарской ненавистью. Но этого не случилось. Маркитанов, конечно же, поднял оружие и даже провёл стволом вслед убегающему зверю, но стрелять не стал, даже и не собирался…
Невысокая сопка, точнее, даже не сопка, а скорее бугор, оказалась идеальным местом для устройства засады. Мысли о том, что это была не просто возвышенность, а древний, поросший деревьями курган, к Кузнецову придут позже, гораздо позже, а тогда он неторопливо обошёл занятые позиции и, оставшись довольным своими бойцами, принялся внимательно разглядывать окружающую местность. Слева, начинаясь от самого подножия, росли густые, почти не просматривавшиеся заросли лещины. Справа лежала ровная, насыщенная влагой низменность, постепенно переходящая в довольно пологий склон тянувшегося с севера на юг хребта, а прямо, если как следует присмотреться, проглядывалась вилявшая среди деревьев старая дорога. Некогда ездившие здесь грузовики оставили колею, но заросшая молодым подлеском, в метрах пятидесяти от кургана, она сливалась с окружающим ландшафтом и исчезала. Затем появлялась снова и, убегая вдаль, окончательно терялась за стволами деревьев. Тем временем бойцы принялись устанавливать мины. Понаблюдав за их действиями какое-то время, Олег удовлетворённо качнул головой и вернулся к обустраивающим дневку радистам.
— Есин, давай на фишку*! — сержант Маркитанов едва дождался возвращения устанавливавших мину бойцов. Завтрак, хотя весьма плотный, был уже давно поглощен и израсходован до последней калории, и его желудок нещадно просил есть. — Красный, садись хавать, следующая очередь твоя.
— Угу, — рядовой Краснов не заставлял себя ждать.
Кушал Димарик неспешно. Прислонившись спиной к дереву, он расстегнул разгрузку и, оглянувшись, (нет ли поблизости командира?), снял её на землю. Затем вынул продукты и бутылку с водой. Оглянувшись второй раз, достал газовую горелку. Поставил на неё тщательно вымытую тарелку из нержавейки и, налив в посудину воды, зажёг огонь, вытащил из полиэтиленового пакета пачку «Роллтона» и, тщательно размяв его, высыпал в приготовленную посуду. Вдохнув аромат закипающей вермишели, взял из того же пакета брикет липунца (горохового концентрата), размял его с ещё большей тщательностью, чем вермишель и, помешивая ложкой, высыпал в уже вовсю кипевшее варево. Специи от «Роллтона» он запихал обратно в пакет, а уже почти готовое блюдо от души сдобрил высококалорийным майонезом. Размешал, зачерпнул немного в ложку, попробовал, зажмурился от удовольствия и проглотил. Оставшись довольным, достал из нагрудного кармана универсальный нож и, преобразовав его в плоскогубцы, снял тарелку с огня. Теперь наступила очередь кофе. Димарик на Б/З пил только «кофе с молоком», чаще всего подслащивая его почему-то армейским концентратом чая. Напиток Маркитанов готовил так же, как и «основное блюдо», то есть неспешно. Неспешно достал и налил в кружку воды, неспешно поставил её на огонь, неспешно кипятил, словно бы специально для этого прикрутив горелку. Наконец, когда вода вскипела, он перекрыл газ и поставил кружку рядом с тарелкой. Убрав складной нож, высыпал в кипяток пакетик кофе и следом, даже не размяв, чай-концентрат. Спрятал в рюкзак горелку и стал медленно размешивать свое кофейно-чайное «варево». Наконец, решив, что сахар растворился, он облизнул ложку, достал сухие хлебцы-галеты и, поставив на колени уже слегка остудившуюся тарелку, принялся кушать. Внезапно в траве что-то мелькнуло и тут же исчезло. Димарик заинтересованно уставился в привлёкшее его внимание место, и тотчас из-под прошлогоднего осеннего листа выглянула остренькая мордочка. Маленькие глаза-бусинки зыркнули во все стороны, и небольшая серенькая мышка шмыгнула в направлении пахнувшего едой пакета. Димарик не стал дожидаться, когда плутовка влезет в его продукты, и почти без замаха, тщательно прицелившись, бросил серой плутовке кусочек галеты. Та дернулась, словно от удара, остановилась, в задумчивости пошевелила усами и, наконец, решившись, схватила предложенное и умчалась в обратном направлении. Через несколько секунд она появилась снова. На это раз мышка добежала только для того места, где обнаружила брошенный кусочек галеты и, застыв на месте, села на задние лапки. Сержант едва не рассмеялся, разглядывая её уморительную мордочку. Ну, чисто старушка на пенсии, на скамеечке сидит… Отломив на этот раз почти половину «печенья», он вновь осторожно бросил его рядом с мышью. Та повела носом, принюхиваясь, пригнулась, вытянув шею, определилась с направлением движения, и буквально скользнув между травинок, в доли секунды оказалась подле вожделенного хлебца. Маркитанов думал, что она тотчас смоется и даже потянулся к ложке, чтобы продолжить прерванное занятие, но наглая мышь, совсем оборзев, ухватила зубами один край угощения, села, обхватила его лапками и принялась есть.
Димарик завороженно глядел на маленького зверька, не шевелясь и почти не дыша, боясь спугнуть это маленькое недоразумение. Наконец мышь насытилась или, возможно, всё же что-то её насторожило, но она, отпустив ставший совсем маленьким кусочек галеты, развернулась и, сделав несколько коротких скачков, исчезла среди травы и корневищ молодой поросли. Всё время следивший за ней Маркитанов попытался отыскать взглядом норку или какое-либо другое место, куда могла спрятаться мышка, но, так и не углядев, глубоко вздохнул и приступил к трапезе…
Остаток дня Димарик провёл в мучительном ожидании ужина… Так было всегда, когда группа, прекращая поиск, садились на засаду. И лишь после того, как сержант съедал банку тушёнки, выпивал ещё одну полную кружку кофе, он чувствовал себя человеком. С удовольствием вдыхая свежеющий в наступающем вечере воздух, Маркитанов сменился с поста охранения и, разложив «продуктовую лавку», стал есть… Настроение у Димарика было благостное, поэтому спустя тридцать минут, насытившийся и довольный, он, тщательно вытерев салфетками посуду и убрав всё вынутое в рюкзак, завалился спать.
Снился ему отчий дом, небольшая чистая речка, протекавшая прямо у села под горой, соседская девчонка. Нет, не подруга, так, девчонка, и всё. Снился председатель, почему-то с палкой гонявшийся по полю за зайцами, снились родители, смахивающие слезы, когда он уходил на свою первую войну. Снилось ещё что-то сладко-щемяще-радостное и одновременно горькое. Снилось… Пока его не разбудил толчок в бок.
— Смена, — тихо сказал Краснов и тут же, уверенный, что сержант проснулся, беззвучно вернулся на своё место. Маркитанов открыл глаза, расстегнул молнию трофейного спальника и, сонно позёвывая, сел. Ночная прохлада тот час же окутала согревшегося в спальнике сержанта, заставив поёжиться и, потянувшись, передёрнуть плечами.
— У-ух, — выдохнул он и, начиная мелко подрагивать, встал на ноги. Несколько раз присев, Маркитанов почувствовал, как начало уходить сонное оцепенение, а вместе с ним таяли и исчезали покрывшие спину мурашки. Закончив приседать, он опустился на землю и несколько раз отжался — сонливость и дрожь исчезли окончательно, уступив место благостному расположению духа и приятному разбегающемуся по телу теплу. — У-ух, — повторил он снова, и, подхватив «Пёченег», неслышно скользнул к расположившемуся за огромным поваленным деревом Краснову.
— Что-нибудь видел? — скорее проформы ради, а не потому, что рассчитывал получить какую-либо информацию, спросил Димарик.
— Не-а, — было слышно, как хрустнуло в позвонках у Краснова, когда он отрицательно помотал головой. — Кабаны только возились неподалёку. А так ти-ши-на…
— Понял, — буркнул Димарик и, отсылая Краснова спасть, махнул рукой. — Иди…
Ночь обещала быть прохладной, но не холодной. Маркитанов лег на расстеленный коврик, укрылся плащ-палаткой и, не торопливо разглядывая в БН свой сектор наблюдения, предался размышлениям. Уже далеко за полночь он, наконец-то вспомнив о смене, взглянул на часы: время его дежурства давно закончилось. «Пора будить Есина», — решил он и, кинув взгляд на спящего неподалеку бойца, всей грудью втянул влажный ночной воздух. Спать не хотелось. Димарик еще раз покосился на мирно посапывающего разведчика, затем поднял глаза к небу, словно спрашивая у него совета, и вновь взял в руки бинокль.
