Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел

— Да, похолодало… Ну так — январь скоро.

— Да, январь…

— Раздевайтесь, Андрей Викторыч, располагайтесь.

— Угу. Нет, верхнее сниму, а в валенках побуду — зябко. Ноги по ночам ломит, крутит в суставах… Нет ничего лучше валенок на этот случай. У тебя, Вовчик, не крутит по ночам суставы, нет?..

— Да нет, не замечал.

— Молодой потому што. У меня в твоём возрасте тоже… не знал, што это такое — «артрит», думал что-то из спиртных напитков, типа «Агдама», хе-хе. Ничооо, вот состаришься…

— Дай бог, Андрей Викторович, ваши бы слова да богу в уши — «состаришься». Тут… могут не дать состариться.

— А? Ты о чём? А, про этих… — сняв верхнюю одежду и оставшись в толстой суконной куртке на молнии и стёганых штанах, Отец Андрей расположился рядом с печкой, на скрипнувшем под его немалым весом табурете, — Ничегооо… Даст Бог, обойдётся. Вот как в этот раз.

— Второй раз так не прошелестим… — Вовчик, видимо от усталости за день, был полон пессимизма. Даже не столько пессимизма, сколько был утомлён постоянной и ежедневной своей демонстрацией уверенности «что всё будет хорошо». Так нужно, да. Но сейчас хотелось расслабиться; хотелось, чтобы его самого убедили, что «всё будет хорошо». Просто так. Да он сам мог привести множество доводов как за то, что «всё обойдётся», так и за то, что эту зиму община не переживёт. Во всяком случае, в своём нынешнем составе.

Отец Андрей покосился, понимающе кивнул:

— Чо, накатило? Ничо-ничо. Пройдёт. Как совсем плохо — пойди, остограммься своей очищенной — тебе-то никто слова не скажет; знают, что не злоупотребишь. Эта… укрепи дух, да. Раз молитвой пренебрегаешь… — это уже осуждающе.

— Да не, обойдусь. Я всё думаю… Гришкина банда съехала, но по весне-то наверняка вернутся. Или раньше. И второй раз мы серьёзный штурм не выдержим…

— Зачем мы им?.. — эти же мысли мучили и Отца Андрея, но он старался не поддаваться негативу. Тем более что поделать с этим ничего было нельзя. Оставалось пока только молиться и надеяться на лучшее.

— Ну, зачем, зачем… Вот мальчишки докладывали, что две большие машины приезжали, что-то вроде как грузили — у погребов и общего амбара. Что это было? — мы не знаем. Может быть, как обещали, собирали прод-налог? Или типа продразвёрстки? Но почему только в деревню, почему к нам не сунулись? Мы ведь с Регионами не воюем, это с Гришкиной бандой у нас стычка была. Загадка… Я поручил тем, кто меняться с деревенскими ходит, разузнать — но пока глухо. Может, следующими на раскулачивание мы будем — а ждут просто силовой поддержки.

— Да. Может и так быть…

— Опять же, насколько я Гришку знаю, не простит он того унижения. Ну, когда я их «поясом шахида» пугнул.

— Да, лихо, лихо, Бог помог прогнать…

— Не простит; обязательно захочет посчитаться; а Громосеева теперь нет…

— Господь не даст и на этот раз.

— Да, дай-то Бог… — как-то непроизвольно вырвалось и у Вовчика.

— Вот! — услышав такое от него, тут же оживился и Отец Андрей, — Вот! Молись! Молись, Володимир, чтобы укрепил Господь, чтобы защитил от…

Ну да, ну да, опять началась… пропаганда! — подумал Вовчик, — Надо же, вырвалось. Ну, с кем поведёшься, оно понятно. Сколько уж раз со священником вели дебаты на эту тему — и про Бога, и про креститься. Никак не оставлял своих надежд повернуть Вовчика к вере Отец Андрей; хотя сам сейчас, вроде бы, и не мог эти… таинства исполнять. Но на Вовчика регулярно наезжал — во всяком случае, эти душеспасительные беседы Вовчик именно так и воспринимал.

— Опять вы, Андрей Викторович! Ну не начинайте снова, аа??

— Не понимаю я, сын мой, почему ты супротивничаешь! Вот, все наши отроковицы пришли к вере, и — спроси их! — укрепляет их Господь! После молитвы и работа спорится, и ссор не бывает, и надежда в сердцах зажглась!.. Надо и тебе креститься, нехорошо!..

— Ну вот опять!.. — Вовчик был непреклонен, — Опять начинаете. Не «к вере они пришли», а заагитировали вы их, Андрей Викторович! Со мной не надо так! — я ж вам говорил, я в Мувске раньше, ещё на первом курсе, сетевым маркетингом увлёкся. Всерьёз занимался, хоть и недолго. Так вот — все эти фишки: вовлечение, рекрутирование, работа с возражениями, речёвки-кричалки, которые у вас заменены коллективными молитвами, я хорошо знаю. Очень всё похоже, Отец Андрей, очень! — оно и неудивительно — ведь всё «по человеку» работает, и там, и у вас, — а у человеков одни и те же «кнопочки», психологические. Что там, что здесь: аудиальное, визуальное восприятие; у вас ещё обонятельный канал задействован для влияния — ну, когда вы этот, ладан в кадиле… Всё для воздействия на психику — там для подписания контракта, — а у вас для крещения и соблюдения этих… обрядов. Но всё одно — вовлечение. Вы меня поймите, — неинтересно мне это, вижу я это… Как бы сказать…

Вовчик пощёлкал пальцами, подбирая выражения. Очень хотелось понятно и необидно объяснить священнику, который, конечно же и без сомнения, движимый самыми лучшими побуждениями… Объяснить, что для себя он давно вывел: что вера, религия — это элемент самоуспокоения и аутогенной тренировки, которой Вовчик также был не чужд. Что спокойствие после молитвы не Господь посылает, а психика так срабатывает — удаётся психику уговорить, убедить, что не один ты, не одинокая букашка в этом холодном мире; что есть кто-то или что-то, большое, доброе и мудрое; заботящееся о тебе, и не даст тебя в обиду, прикроет крылом своим… или как там Отец Андрей в проповедях формулирует: «десницей своей». Страшно букашке-человечку, одинок он на свете; хочется ощущать себя под могучей защитой; тем более что взамен-то не так много и надо: креститься, молиться, соблюдать эти… заповеди.

Впрочем, насчёт соблюдения заповедей, девчонки как-то удачно совмещают «не прелюбодействуй» с частыми посещениями по ночам его, Вовчика. Даже единогласно отстояли как-то на собрании его право на единоличную отдельную комнатку с печкой — «для уединения и хотя бы минимального командирского комфорта» — за что им, конечно, большое мерси… Как совмещают? — да, наверное, исповедуются регулярно. Вот, Отцу Андрею. Ну а он, надо отдать ему должное, очевидно входит в положение, и грехи эти им отпускает…

— … я ж понимаю всю нужность и полезность вашего дела. Что очень многое тут, в общине, на вере и религии строится. Отдаю должное: очень это полезно, очень! Сплачивает; сглаживает углы характеров, взаимоотношений — потому что не просто «вместе выживающие» тут, а «братья и сёстры». Опять же — единоначалие, без которого в выживании совсем никак: один над всеми командир — Господь Бог, и вы — транслятор его. Ну извините, извините, неправильно выразился — не транслятор, а… посредник. Так точнее. И проповеди, как сеансы коллективного внушения, и индивидуальные молитвы как самовнушение — всё это очень полезно!..

— Ну так!.. — Отец Андрей опять оживился, — Раз отдаёшь отчёт в полезности, то и?..

— Не, не надо мне, Андрей Викторович! Вы извините за цинизм, но вижу я просто всё это… технологию эту. И если впишусь в неё — то буду знать, что веры-то во мне нет, а одно только сознание целесообразности. А я так не хочу, и не могу. Обман это будет… Всё равно как если бы хирург рассказывал, что не сердце по кровеносной системе кровь прокачивает, а некая божественная сила.

— Ээээх!.. — Отец Андрей укоризненно вздохнул, — Вот ведь. Валишь ты всё в кучу. Сердце, кровь, божественное. А противопоставлять не надо — сердце кровь качает, сердце. А в сердце — Бог!

Вовчик тоже вздохнул. Вот ведь… Ну не мог и не хотел он так-то вот, чисто сознательно, без истинной веры, креститься; считал это каким-то обманом, что ли. Знал, что множество людей не заморачивались такими нюансами: крестились, били поклоны, носили крестики и целовали иконы; тут же с совершенно детской непосредственностью грешили, и опять молились, просто бездумно произнося заученные речевые обороты; клеили бумажные иконки на торпеды автомашин… Он так не мог. Он, как ни странно, до сих пор не крестился потому, что, будучи убеждённым атеистом, тем не менее очень серьёзно относился к вопросу веры. Не хотел, как бы это сказать, профанации. Типа этой самой бумажной иконки на торпеде автомобиля. Не раз уже это Отцу Андрею объяснял — вроде как понимал, а вот поди ж ты — постоянно новые заходы делает.