Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Эрл стоял перед скульптурой, опираясь на трость и пытаясь не обращать внимания на боль, которую не смогло усмирить огромное количество аспирина. Он находился у подножия ступенек, на тридцать футов ниже насеста бронзовой птицы, а за спиной у него бурлила оживленная улица Малекон. Если бы он лишь чуть-чуть повернул голову направо, то за плечом увидел бы на вершине зеленого холма сверкающие башни-близнецы отеля «Насьональ», самое красивое здание современной Гаваны, окруженное зелеными садами.
– Эрл, вы знаете, что это такое? – спросил Роджер.
Разве не должны были они сейчас ехать в аэропорт? Разве Эрла не поджидал «констеллейшн» компании «Эр Кубана», вылетавший рейсом в 6.05 в Нью-Йорк, где нужно было пересесть на рейс 10.15 в Сент-Луис, там переночевать в гостинице и в 8.30 утра вылететь в Литл-Рок, чтобы в три часа дня уже оказаться в городке Блу-Ай, штат Арканзас, дома, с женой и ребенком?
– Конечно, я знаю, что это такое, – ответил Эрл.
Бронзовая птица на двух столбах была памятником кораблю ВМФ США «Мэн» [42]; от него остались две пушки, вмурованные в бетонный фундамент монумента, да несколько медных слов на мемориальной доске, обращенной к пустынному морю, над которым висело горячее солнце. Само судно взорвалось в какой-нибудь полумиле от этого места, но ничто в море не напоминало о том, что оно вообще когда-либо существовало.
– Эрл, вы знаете, сколько народу здесь погибло?
– Нет. Человек сто?
– Триста шестьдесят два, в один момент. Бац – и все, никого нет.
– Я запомню, – ответил Эрл и поглядел на часы. – Нам пора ехать. У меня самолет.
– Еще одна остановка, Эрл, – сказал Роджер. – Никаких лекций, никакой болтовни, никаких гип-гип-ура и патриотических поучений со стороны людей, к которым вы должны относиться как к мальчишкам, потому что они не сделали и одной десятой того, что смогли вы. Но все же остановимся еще в одном месте. Это совсем рядом.
Роджер помахал рукой, подъехал автомобиль, и Эрл взгромоздился на заднее сиденье, стараясь не сгибать раненую ногу. От непривычного напряжения при ходьбе с проклятущей тростью у него вдобавок разболелись голова и плечо.
– Вам дали какое-нибудь обезболивающее?
– Я принимаю аспирин. Не хочу ничего более сильного. К хорошему слишком быстро привыкаешь. Впрочем, поначалу в этом нет ничего плохого. Плохо становится потом.
– Могу поспорить, что вы могли бы рассказать множество увлекательных историй.
– Я не рассказываю историй, мистер Эванс.
– Я знаю, Эрл. Это всего лишь фигура речи.
Автомобиль пробирался через плотный поток машин, из которых чуть ли не каждая, судя по виду, была сделана еще в тридцатые годы. Мужчины носили соломенные шляпы и льняные костюмы, а женщины с обнаженными плечами щеголяли на высоких каблуках. В ушах гремел испанский язык в его наиболее экстравагантном варианте, косые солнечные лучи пробивались сквозь пальмовые листья, облака пыли, крики и сливавшиеся в сплошной вой сигналы автомобилей. Дети на тротуарах продавали лотерейные билеты, бананы, кофе, вырезанные из дерева фигурки и родных сестер. Но очень скоро автомобиль въехал в какие-то ворота и оказался в саду, где среди темно-зеленой травы росли хорошо ухоженные деревья, а за садом находился дворец или, по крайней мере, особняк. Рядом с дверями красного дерева Эрл увидел начищенную медную доску и понял, куда попал.
Они поднялись по лестнице. Конечно, внутри было безлюдно. Этот дом не был объектом туристского бума да и самих кубинцев тоже не интересовал. Его существование свидетельствовало только о своего рода национальном тщеславии и было посвящено отнюдь не кубинской нации.
МУЗЕЙ ИСПАНО-АМЕРИКАНСКОЙ ВОЙНЫ
Внутри было тихо, как в церкви, и явственно ощущалось присутствие призраков. За стеклом стояли манекены без лиц, одетые в форменные костюмы цвета хаки, с лихо заломленными на бок шляпами, что должно было свидетельствовать об энергичности, храбрости и готовности исполнить свой долг. Мундиры были украшены золотыми кантами и галунами, ноги защищены крагами, а на поясах с гнездами для патронов крест-накрест висели кавалерийские кобуры с огромными откидными клапанами.
Опираясь на трость, Эрл шел по залу мимо стендов и витрин, где были выставлены медали, карты, сделанный из папье-маше макет холма близ Сантьяго, на котором краской и флажками обозначалось расположение войск: синим были отмечены позиции американцев, а красным – испанцев. Кухонные принадлежности, заголовки газет, карманные ножи, компасы – все это, чистое, блестящее или аккуратно расправленное, лежало под стеклом, покрытым довольно толстым слоем пыли.
– Вот, Эрл, посмотрите сюда. Американцы умирали и на других островах: Иво, Сайпан, Тарава, Гуадалканал, Микронезия [43]. И еще на многих.
Истертые и опаленные седла и прочие части упряжи, принадлежавшие кавалеристам, воевавшим на переломе столетия. Ботинки и седла. Помятый старый горн. Плетки и кнуты. Шпоры, звонкие трензеля, железные мундштуки, пелямы, седельные вьюки, чехлы для винтовок – все это долгие годы хранилось здесь под пыльным стеклом, не зная прикосновения ничьей руки.
– Сюда, Эрл. Это должно вас заинтересовать.
Оружие. Револьверы «кольт», одинарного действия, шестизарядные. Именно те, которые называли «миротворцами». Эрлу очень хорошо была знакома эта модель. Отец каждый день прицеплял к поясу именно такой револьвер, а обязанностью Эрла была его чистка. Он знал, что старик мастерски обращался с кольтом. В двадцать третьем году отец стрелял из него в городском банке Блу-Ай, когда нужно было разделаться с тремя бешеными братьями. И он убил их всех и стал героем. Эрл плохо помнил подробности, возможно потому, что не хотел их помнить.
Оружие являло собой прекрасное сочетание уравновешенности и гармонии, окружностей и кривых, безукоризненного единства стали и древесины в идеальной конструкции.
– Эрл, приходилось вам когда-нибудь стрелять из такого вот старого кольта?
– Конечно, – буркнул Эрл.
В витринах лежало штук двадцать пять револьверов из тех, с которыми «Дикие наездники» [44] шли на Сан-Хуан, по большей части с длинными, изящными стволами длиной семь с половиной дюймов; точно такой же носил и сам Тедди Рузвельт. Но было там и несколько других, с более коротким стволом, четыре и пять восьмых дюйма, – шерифы и судейские чиновники Дальнего Запада, присоединившиеся к «Диким наездникам» в Сан-Антонио, предпочитали их за большую легкость в обращении и смертоносность на короткой дистанции. Люди, носившие это оружие, были все же партизанами, а не солдатами.
Здесь же лежали боеприпасы. Разве можно было бы считать музейную экспозицию полноценной без старых коробок с напечатанными в девятнадцатом столетии этикетками, сделанных из пересохшего хрупкого картона, слегка деформировавшихся за десятилетия от тяжести лежащих внутри патронов, больших, как яйца малиновки, неестественно тяжелых, невероятно опасных?
И кобуры тоже имелись. Большие кавалерийские, с широкими и длинными клапанами, не дающими оружию выпасть из-за движений животного. Но такие были не у всех. «Дикие наездники» являлись партизанами, и многие из них имели собственное снаряжение, в частности наплечные кобуры, позволяющие укрыть короткоствольные кольты от посторонних глаз. Эрл увидел несколько таких кобур, сделанных из прекрасной кожи с изящным тиснением, снабженных разнообразными ремешками, петлями и застежками, благодаря которым оружие оставалось невидимым, хотя ловкий человек мог пустить его в ход за секунду.
– Что ж, – сказал Эрл. – Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните.
– Эрл, – проникновенно произнес Роджер, – я хочу только одного: чтобы вы знали, что здесь были люди, американцы, которые пришли сюда с оружием, и сражались, и проливали кровь, и умирали, чтобы превратить этот остров во что-то приличное. Это были молодые люди, они, вероятно, не хотели умирать, однако умерли. И я даже не собираюсь вести вас в зал, посвященный болезням, желтой лихорадке и тому подобным ужасам. Мы останемся здесь, где совсем не обязательно думать обо всех этих умерших.
