До укрытия оставалось всего ничего, когда рюкзак командира зацепился за небольшой кусок сколотого углом асфальта. От рывка затрещали нити, но рюкзак выдержал.
— Чтоб тебя, — едва ли не взвыв, Андрей понял, сколь тяжелы могут быть два РР, его и командирский, сложенные вместе. Кислицын тяжело дышал, сердце усиленно колотилось, разгоняя по телу выброшенный в кровь адреналин. Упав на колени, он низко склонился над неподвижным командиром, вытащил из его разгрузки нож и резким движением перерезал правую лямку рюкзака.
Рядом начали рваться вражеские ВОГи. Андрей сдернул с плеча автомат и, вскинув его, в две очереди разрядил магазин в направлении противника, после чего даже не перезаряжая закинул оружие за спину и вновь склонившись к Полесьеву, перерезал вторую лямку. Подсунув руки под спину раненого, Андрей уже начал привставать на ноги, когда заметил, что у того застёгнута грудная перемычка.
— У ё — маё, — Алексей выругался, полоснул ножом по мешающей скинуть рюкзак перемычке, и рывком взвалив командира на спину, сгибаясь в три погибели, бросился к спасительному укрытию. Он почти добежал, почти справился, когда правую ногу обожгло острой болью. Кислицын споткнулся, нога подломилась, он упал, но продолжал тащить командира уже волоком. Упираясь локтями и отталкиваясь ногой от асфальта, он постепенно приближался к своей цели, но слишком медленно. Тогда, превозмогая боль, Андрей встал, нагнувшись, неловко подхватил командира и не удержал.
— Вдвоём, — метнувшийся откуда-то со стороны Субехин подставил руки под падающего Полесьева, и последние метры Кислицын и радист преодолевали вместе. Ещё шаг, и они, а с ними и стонущий командир оказались под прикрытием глиняно-земляных стенок ямы. Опустив командира на землю, Андрей откатился чуть в сторону и несколько мгновений просто лежал, не в силах пошевелиться от сковавшей мышцы усталости. Метрах в трёх от них разорвался ВОГ, свистнули осколки и Субехин, вздрогнув, сжал зубы, чтобы с губ не сорвалось стона. Маскхалат на левом плече разведчика начал пропитываться кровью.
Доклад комбату последовал немедленно.
— Потери?! — это было первое, что потребовал Трясунов, вбежав в палатку центра боевого управления.
— Не знаю, — уже приготовившийся докладывать оперативный дежурный капитан Ячнев виновато пожал плечами, — радист не владеет обстановкой. Командира на связи нет. Руководит боем.
— Ясно, — комбат нервно барабанил пальцами по столу. — Значит, и координат нет?! — уточнял — утверждал он, и в его голосе не сквозило даже намёка на надежду.
— Координаты есть, — Ячнев кивнул в сторону копошившихся у стола офицеров орошников.
После этих слов Трясунов в три шага, (скорее прыжка), оказался подле расстеленной на столе карты с испещрившими её многочисленными пометками и знаками.
— Где? — взгляд подполковника заскользил по зоне ответственности.
— По переданным координатам получается вот здесь, — старший лейтенант Сурков осторожно коснулся ручкой едва заметной, только что поставленной на карте точки. — Но опять же по словам радиста, они находятся на повороте дороги.
— ???
— Если отталкиваться от слов Маслякова, то группа ведёт бой вот в этом месте. Но это если считать переданные им координаты ошибочными на триста метров по игреку.
— Считать, считать. Конечно, считать. Радист наверняка скинул нам приблизительные координаты. Не совсем верные, но привязал к местности и потому всё равно молодец.
— Пожалуй, — не стал спорить Ячнев.
— Наши возможности оказать помощь? — Трясунов снова повернулся лицом в сторону оперативного дежурного.
Тот отрицательно покачал головой:
— Наши группы слишком далеко. Им не успеть.
— Понятно, — командир отряда шумно втянул носом воздух, — а что с артиллерией?.
— Артиллерия не поможет, — продолжал капитан Ячнев, — боевики находятся в непосредственном соприкосновении с группой. Вертолёты работать не смогут.
Подполковник согласно кивнул. Всего полчаса назад чистое небо стало затягивать холодными низкими тучами, над сопками и хребтами предгорий пополз густой туман.
— С этим ясно, а что у нас по возможностям выезда собственной техникой? — командир батальона уже не оставлял надежды, что придти на помощь удастся вовремя. Хотя какое может быть вовремя, если группа попала в засаду? Каждая минута, каждая секунда могла стоить кому-то жизни, а возможно, и всем.
— Три часа, — глухим, но уверенным голосом заявил оперативный, — по прямой дорога размыта ручьём, не проехать, а в обход — три часа, не меньше.
Ячнев умолк и в помещении какое-то время стояла тишина. Три часа — это всё равно что завтра. С неотвратимостью неизбежного всем стало понятно: либо разведчики выберутся из западни сами, либо к тому времени, когда подтянутся группы, спасать будет просто некого.
В ПВД все уже знали, что одна из групп попала в засаду. Остававшиеся в пункте постоянной дислокации разведчики и радисты «трассерами» бегали по плацу, сталкиваясь подле будки ГАЗ шестьдесят шестого. Дежурный радист рядовой Ивахин плевался короткими фразами, сообщая свежие сведения и снова погружался в бесконечные переговоры.
Вскоре в ротах уже было известно, где и какая именно группа угодила в засаду, но подробностей идущего боя пока ещё не знал никто.
— «Лес» — «Центру», «Лес» — «Центру», — твердил радист. — Дайте сведения о потерях, дайте сведения о потерях. Приём.
Масляков хотел было нажать кнопку тангенты, что бы отделаться уже почти привычным «не знаю», когда в наушниках раздался отчётливо узнаваемый голос заместителя командира роты старшего лейтенанта Водопьянова, находившегося в группе лейтенанта Простова.
— Мы выдвигаемся на помощь, — короткое ободряющее, — держитесь. — И тишина, только легкое потрескивание эфира.
«Продержимся», — мысленно пообещал Масляков и, высунувшись из-за бугорка, открыл огонь по засевшему наверху противнику. Ему ответили, радист юркнул вниз и крутанулся в сторону — наушники по-прежнему были на его голове, провода натянулись и оборвались. Проклиная всё на свете, Масляков подполз к радиостанции и кое-как соединив место обрыва, попытался войти в связь, но то ли в соединяемом месте был слабый контакт, то ли обрыв был где-то ещё, но связи не было. Начав менять магазин, он только сейчас обратил внимание, что к нему за его укрытие затащили раненного группника. Увы, на и без того малом пятачке спрятаться всем четверым было почти невозможно. К тому же четверо представлялись такой замечательной мишенью… Он ещё раздумывал что делать, когда:
— Масол, перевяжи группника и Субехина, я ухожу, — крикнул Кислицын, чуть приподнялся на локте, огляделся по сторонам и, сильно хромая на ногу, побежал к высмотренному укрытию. По нему тотчас заработали вражеские автоматы, пули били в землю то чуть позади, то немного впереди, но в конечном итоге все проносились мимо. Алексею сегодня до невозможности везло.
Теперь оба радиста оказались рядом.
— Игорь, — Масляков повернулся лицом к уткнувшемуся в землю Субехину, (по укрывающему их земляному валу беспрестанно хлестали пули), — «Северок» давай.
Нервно вздрагивая, радист номер два начал стаскивать с плеч рюкзак, отягощенный радиостанцией и запасными батареями.
То, что очередной сеанс связи не состоится, Масляков понял сразу, стоило ему только взглянуть на вытащенную из РР радиостанцию. Увы, «Северок» был буквально разворочен многочисленными попаданиями.
— Кина не будет, — простонал старший радист и только тут сообразил (слов убегающего Кислицина сквозь шум боя он не услышал), что командиру группы до сих пор не оказана медицинская помощь.
— Игорь, бинт, — потребовал он от Субехина, а сам полез в карман на рукаве Полесьева, в котором, как он знал, лежала упаковка промедола…
О том, что группа Полесьева попала в засаду, старший прапорщик Ефимов узнал одним из первых. Что-то — возможно душа, ухнуло вниз, в голове зашумело от нахлынувшего беспокойства, появилось жгучее желание оказаться там в центре схватки. Ему почему-то подумалось, что будь он с группой, ничего бы этого не случилось. Во всяком случае, Сергей был уверен, что сумел бы вывести её из-под обстрела без потерь. Сейчас же Ефимов чувствовал себя опустошённым и совершенно беспомощным. Не в силах вынести неизвестности, он выбрался из палатки и, обойдя её по кругу, вышел на плац.
