Мудрец. Сталкер. Разведчик - Успенский Михаил Глебович

– Не гадайте. В своё время человечество узнает его имя и благословит это имя…

– То, что останется от человечества, – уточнил я.

– То, что МЫ сочтём нужным оставить, – сказал комиссар ООН.

– Представляю, – сказал я.

– Не представляете, – сказал Мамышев. – Хотя до оптимума ещё далеко…

– «Золотой миллиард»? – спросил я.

Он усмехнулся.

– Возможно, и меньше. Гораздо меньше. Вы и представить себе не можете, сколько двуногого балласта наплодила наша бедная планета в ущерб людям деятельным, творческим, здоровым душевно и телесно…

– Особенно душевно, – сказал я. – Ваша затея так и пышет психическим здоровьем. В лечебнице профессора Чурилкина было навалом таких мироустроителей. Один, например, таскал целый бумажный мешок, набитый общими тетрадями. И каждая тетрадь содержала новый законопроект. Когда мешок переполнялся, его относили в котельную, но появлялся новый…

– Здоровая ирония, – кивнул он. – Здоровый скептицизм. Но вы не представляете себе, сколько подобных вам скептиков в конце концов соглашались с нашими доводами и становились в ряды избранных. Среди них были могучие умы и великие таланты, властители дум рафинированной публики и кумиры невежественной толпы. Певцы свободы и апологеты индивидуализма. У вас глаза на лоб полезут, когда я стану называть имена…

– Ну да, ну да, – сказал я. – Лени Рифеншталь, Вернер фон Браун, Эрнст Юнг, Карл Ясперс, Герберт фон Караян… Но тех, кто предпочёл покинуть Рейх, было гораздо больше, и в конечном счёте…

– А сейчас эмигрировать-то некуда, – сказал Мамышев. – Можете, конечно, назвать это всемирной диктатурой, а можете…

– Заговором дураков, – сказал я. – Вас же больше.

– Отнюдь, – сказал комиссар. Он отошёл от меня, обогнул стол и устроился в таком же кресле. – Вы ошибаетесь. Все дураки блюдут свой номер в лайне и уходят в Химэй с улыбкой на устах. Но на Простор тоже отправят не всех… Никто не будет разбрасываться ценным человеческим материалом. Если, конечно, этот материал не будет кочевряжиться – вот как вы…

– Налей-ка мне, любезный, водички, – сказал я. – От восторга горло пересохло…

Он нисколько не оскорбился и действительно встал, подошёл к кулеру, нацедил воды в пластиковый стаканчик и подал мне.

– Благодарствую, – сказал я и выпил. – А преступники – они тоже уходят с улыбкой на устах?

– Представьте – да! – воскликнул Мамышев. – С одной стороны – пожизненное заключение, с другой… Ну да вы понимаете. Это было гениально придумано: и кара, и поощрение – один и тот же процесс…

– А я, по-вашему, тоже пойду с улыбкой?

– Никуда вы не пойдёте, Роман Ильич, – строго сказал комиссар. – Глупости какие! Вы нам нужны.

– В качестве Достигшего? – поинтересовался я.

– И в этом качестве тоже, – сказал он. – У вас неплохо получается, мне докладывали… Только аудитория у вас будет более продвинутая. А потом, ближе к финалу, вольётесь в группу историков, которые станут разрабатывать структуру будущего мироустройства планеты…

– Какой-нибудь фашистский феодализм, – предположил я.

– Что за манера ко всему приклеивать знакомые ярлыки, – поморщился мой собеседник. – Если хотите, фашизм – естественное состояние человеческого общества… В нём немало правильного и полезного… Но вы только представьте себе планету, населённую творцами и мыслителями! Мир Полудня, «Туманность Андромеды», Касталия, которую обслуживают сонмы японских роботов! Ни войн, ни болезней, ни преступлений! Власть над материей, штурм звёзд! Да ведь ваше поколение только об этом и мечтало, а мы воплощаем эту мечту!

– Точно, мы только и грезили, как бы сбагрить родителей в богадельню – за компанию с нищими и калеками, – сказал я.

– Многие, кстати, и грезили, – сказал он. – Не стоит так уж идеализировать человечество. Из-за квартиры, бывает, папу с мамой заказывают… А бомжей норовят сплавить с глаз долой, всё равно куда… Так вот, не будет нищих и бродяг! И стариков. К сожалению, прокормить такое количество пенсионеров Европа не в состоянии… Но вот это уж временное и вынужденное явление. На освежённой Земле места хватит всем!

– Жаль только, жить в эту пору прекрасную нам с вами уж точно не придётся, – сказал я. – Вы вон с Китаем никак разобраться не можете, с исламскими фанатиками…

– А вот тут вы крупно ошибаетесь, – сказал он. – Вы не представляете, чего достигла современная медицина и генетика. Земная элита прекрасно выглядит – и не только благодаря пластической хирургии. Так что времени у нас хватит. У вас, кстати, тоже – когда вы встанете в наши ряды…

– Вона как! Отмогильное зелье придумали! – вскричал я.

– Называйте так, если хотите, – сказал комиссар. – Собственно, из-за этого всё и затеяли. Представляете, что началось бы, когда люди узнали, что умрут не все! От такой взятки ни один глава государства не откажется, ни один певец свободы… На коленях будет стоять и ручонки тянуть!

– Провести целую вечность в компании вам подобным, – поморщился я. – Бр-р… Скучная публика – все эти нынешние президенты, диктаторы да председатели. Серая. Ни тебе Черчилля пузатого, ни тебе Ельцина поддатого, ни тебе Сталина усатого или Фиделя бородатого…

– Вы правы, – кивнул он. – В перспективе серые нам не нужны. Их и не будет – со временем. Мы их терпим до поры…

– А-ба-жаю! – воскликнул я. – Можете не продолжать. После великой чистки – если этот номер у вас вообще пролезет – вы начнёте жрать друг друга. Группировки, интриги, разоблачения… Приметесь обвинять сообщников в нигилизме и отправлять на Биг Тьюб… Иначе ведь не бывает. И останется какая-нибудь бессмертная «золотая сотня». Или даже десятка…

– Вы ошибаетесь, – он помотал головой. – Уверяю вас, Мерлин. Небожителям нет нужды ссориться…

– А как же восстание Люцифера? – напомнил я.

– Ну, это поповские сказки, – сказал комиссар.

– Как же сказки, – сказал я, – когда я лично знаком с товарищем Денницей?

– Вы-то хоть будьте трезвым человеком, – укоризненно сказал Мамышев. – Так называемый Капитан Денница – это типичный городской фольклор… И молчальник Илларион, кстати, – тоже выдумка истеричных бездетных дамочек…

Я вспомнил прощальные слова Светозара Богдановича, но оглашать их не стал: будет сверхчеловекам сюрприз… Ты один не солгал нам, Князь Мира Сего: ад себе мы построили сами…

– Народ зря не скажет, – всё же заметил я. – Всё кончится очень плохо… для вас. Кстати, что за странная группа с утра пораньше нагрянула ко мне?

– А… эти, – он махнул рукой. – Это был диверсант из одной недружественной страны. Он загипнотизировал группу дезертиров из «Черити форс»…

– А теперь вы сказки рассказываете! – воскликнул я.

– Но вы действовали блестяще! – продолжал комиссар, словно не слыша. – Жаль только, что в ходе операции смертельно ранили майора Кырова – это был ценнейший кадр… Да, жертвы неизбежны! И всегда гибнут лучшие! Знаете, трогательная деталь: перед смертью он что-то говорил про моющиеся обои, про тёплые полы, про мебель… Собирался жить!

Я уж не стал объяснять комиссару, зачем покойному майору нужны были моющиеся обои. Прощай, элитный бордель!

– Панин, наверное, тоже собирался жить, – сказал я. – И все остальные мои друзья. И дети из его приюта… И…

– Панин – такой же упёртый идеалист, как и вы, – сердито сказал Мамышев. – Но у него были деньги, власть, влияние. Он мог натворить много глупостей. Если бы «меморандум Крашке» попал в Сеть раньше, тогда могли бы возникнуть некоторые… А теперь – это лишь одна версия из тысячи других. Мы тоже не сидели сложа руки!

– Значит, это всё правда, – кивнул я.

– Ну, всё, не всё… Реальность гораздо сложнее, – сказал он.

Врёт, подумал я. Панин и сам мог пустить документ в Сеть.

– Врёте вы всё, – сказал я. – Системы не вижу.

– Какая система, помилуйте, – Мамышев потерзал свои три волоска на подбородке. – У нас всё основано как раз на хаосе. Нужно только уметь плавать в этом море… Главное – смутить умы, а уж со смущённым умом мы как-нибудь управимся. Намёки, детали, проговорки – это страшная сила… Ба! Да вы не о мести ли мечтаете?