– Леш, но ведь семь миллионов… – жалобно протянула Саша. – Может быть, хотя бы пополам, а?..
– Пополам? – задумчиво переспросил брат. – Можно, конечно, и пополам… Только ответь мне, Саня: почему вдова Усольцева должна делиться честно выигранным призом именно с тобой, а не, скажем, с убийцей своего мужа?! С тобой-то – за какие заслуги?!
Саша потерянно молчала.
– У него дети остались? – спросил после паузы Алексей.
– Да, трое… – пробормотала Саша.
– Что?!
– Трое, говорю! Два мальчика и…
– Так что ж ты!.. – гаркнул брат. – Ну, старуха, ты даешь – слов нет! Прямо дура какая-то инфантильная!.. Ладно, все, мне пора. Привет родителям! – и он повесил трубку.
Саша вышла из кабинки с пылающими щеками. Слова брата засели в мозгу саднящей занозой. «Инфантильная дура!» – снова и снова, как приговор, повторяла она про себя.
С переговорного пункта Саша отправилась в банк, а оттуда – к Усольцевым.
Дверь обычной трехкомнатной квартиры в старой панельной башне открыл взъерошенный мальчишка лет десяти-одиннадцати, невероятно похожий на своего погибшего отца.
– Здравствуй, а мама дома?
– Здрасте! – тряхнул вихрастой головой мальчик и повернулся в глубь квартиры:
– Мам! К тебе!
В коридор вышла молодая женщина. Она была довольно красива – вернее, могла бы быть таковой, если бы не темные круги вокруг глаз, паутинка ранних морщин да скорбно опущенные уголки губ.
– Здравствуйте, вы ко мне? – ровным, бесцветным голосом произнесла она.
– Да, к вам, здравствуйте, – Саша сняла очки и, стараясь унять нервную дрожь, спросила: – Вы меня не узнаете?..
– Отчего же? Я не пропустила ни одной передачи. Ведь вы – Саша?..
– Да. Любовь Геннадьевна, у меня к вам есть разговор… Точнее – предложение. Я…
В это время в прихожую, забавно топая крошечными ножками, вышел совершенно очаровательный годовалый карапуз. Он сунул в рот палец и вытаращил на незнакомую тетю живые, любопытные глазенки.
– Боже мой, какая прелесть! – не удержалась Саша. Она присела на корточки и протянула к малышу руки. – Иди ко мне, маленький!..
– Катя! – позвала хозяйка. Из детской тут же выглянула девочка лет восьми. – Катюша, забери Митю, – сказала ей мать и повернулась к Саше. – Я вас слушаю…
Она не пригласила гостью пройти, даже не предложила ей присесть или хотя бы раздеться. Это, конечно, задело Сашу, но она постаралась не подать виду.
– Любовь Геннадьевна, вам, должно быть, известно, что призовые деньги были присуждены мне, – чуть задыхаясь от волнения, начала Саша. – Так вот, я считаю это решение несправедливым. Рассуждая объективно, единственный игрок, который был вправе рассчитывать на главный приз, – это ваш муж. В общем, вот, возьмите! – она положила на тумбу под зеркалом золотистую кредитную карточку.
– Что это? – хозяйка вскинула на Сашу удивленно-испуганные глаза. Похоже, она уже догадалась – что это, но то ли боялась, то ли просто не могла в это поверить.
– Я открыла счет на ваше имя и перевела туда все призовые деньги. Вернее, почти все… – Саша замялась и опустила глаза. – Видите ли, это решение далось мне нелегко и, как видите, не сразу и… Короче, часть денег я успела потратить – купила машину. Но она совершенно новая, вам не составит никакого труда ее продать… – она запустила руку в карман и положила рядом с кредиткой документы и ключи от машины. – Ну вот вроде и все. Прощайте, – Саша хмуро кивнула и повернулась к двери.
– Постойте! – схватив Сашу за руку, выдохнула женщина.
Она, не выпуская Сашиного локтя, тяжело опустилась на табурет и повторила:
– Постойте…
По измученному горем лицу молодой женщины текли беззвучные слезы – она, видимо, успела научиться плакать молча.
– Саша… вы извините меня, пожалуйста, за тон… Просто мы остались совсем одни, про нас все позабыли… А Андрея нет и… Я никак не могу к этому привыкнуть… Никак. Никак… – сбивчиво, с мучительным придыханием шептала она.
Саша, сама едва сдерживая слезы, присела перед ней и взяла ее ладони в свои.
– Ну что вы, Люба… Перестаньте, прошу вас. Вам нельзя – у вас дети, вы должны быть сильной… – шептала она обычные слова утешения. – Ну успокойтесь… Пожалуйста…
Потом они умылись и сели пить чай. Потом готовили ужин и кормили детей. Митька опрокинул кружку с молоком и залил Саше новую юбку. Потом опять был чай и долгая неторопливая беседа. Обычный женский разговор ни о чем – как раз такой, какой большинство мужчин считают пустой тратой времени…
Саша покинула дом Усольцевых около полуночи. Она вышла из подъезда и сразу увидела свой автомобиль. (От машины Люба отказалась наотрез. «Пожалуйста, пусть остается у тебя – на память. Не обо мне, об Андрее», – попросила она.) Новый БМВ был просто великолепен. Машина тускло и благородно, как старинное серебро, поблескивала в редком свете фонарей, а дождевые капли сверкали на ее лаковой поверхности словно драгоценные жемчужные россыпи.
И только в эту секунду Саша вдруг поняла, что этот роскошный автомобиль – ее! И чуть не задохнулась от дикой, безудержной радости – той самой, которой она так и не испытала при его покупке.
С размаху плюхнувшись в водительское кресло, Саша завела двигатель (ах, как восхитительно тихо он работает!) и неожиданно вспомнила о Наговицыне. Он приглашал ее сегодня в театр, ждал, наверное, как договаривались, у касс, а она… Да ну его к черту, надоел! Давно пора эту зануду отшить, а то прилип, как репей!.. Впрочем, еще разок она с ним встретится непременно – только для того, чтоб увидеть, как вытянется его физиономия, когда он услышит, что она сделала с призовыми миллионами!!
Саша тихонько хихикнула и тут же забыла о надоевшем кавалере.
Забыла, потому что с внезапным раскаянием и нежностью она вспомнила о папе с мамой. Саша взглянула на часы и тут же тронула машину. Время позднее, надо было поторапливаться.
Сегодня ей было чем обрадовать родителей.
