Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Как Пашка?
– Пока не ясно. Командир сказал: будем посмотреть. А у тебя, раз звонишь, все удачно?
– Вполне. Подарил Робика Хирургу.
– Зря. Я бы с ним потолковал.
– С ним потолкуют. У его главаря сразу прибавится проблем. А Хирург мне нужен.
– Что «хвосты»?
– Тачку мы скинули, отработавшее железо – тоже.
– Как докторша?
– Я звоню от нее.
– Молодец! Ты давай, завяжись с ней покрепче. Баба крутая и в нашем деле – просто незаменимая. Прушник ты, Валерик!
– Завидуешь?
– А то ж! Короче, Валерик, выдери ее на совесть. Свой доктор нам нужен, как воздух.
– Иди ты в жопу! – искренне ответил Васильев и положил трубку.
Поскольку его не просили оставаться на кухне, Валерий прошел в открытую дверь комнаты. Да, здесь чувствовался стиль. Старая добротная мебель. Еще более старый кабинетный рояль, бюро, шкаф с зеркалом, книжный шкаф в полстены шириной. В книжном шкафу, на одной из полок, за стеклом – фотография. Мужчина дет пятидесяти, с аккуратной бородкой, держит под уздцы черного коня. Мужчина белозубо улыбается, конь – тоже. За фотографией, нетрадиционно, обложками наружу,– книги. Все – по медицине, и на всех красовалось одно и то же имя: Арсений Сигизмундович Голотосербский. С вариациями: иногда просто Арсений Голотосербский, иногда проф. А. С. Голотосербский. Надо полагать, проф с лошадью – и есть Тинин отец. По крайней мере внешнее сходство прослеживается.
Когда Тина появилась в комнате, Васильев с большим интересом разглядывал коллекцию из нескольких десятков нэцкэ [4] .
– Мама пошла за дочкой,– сообщила Тина.– Потом они пойдут гулять. Это часа на два.
– Понимать как намек? – улыбнулся Васильев.
– Ага,– Тина продемонстрировала белые крепкие зубы.– Ничего, что я так сразу?
– Да нет,– Валерий пожал плечами.– Я привык.
Женщина встряхнула волосами, засмеялась.
– Раздень меня!
– Прямо здесь?
– Тебя что-то смущает?
– В самую точку. Твой папаша, если не ошибаюсь? – кивнул на фотографию.
– В самую точку. Но он тебя не осудит. Если папиных любовниц собрать вместе, в этой комнате было бы не протолкнуться.
– А как же мама?
– По-моему, она до сих пор уверена, что все они – коллеги и пациентки.
– Может, музыку?
– Музыка будет. Что еще тебе мешает? Хочешь, чтобы я обещала выйти за тебя замуж?
– А если я скажу «да»?
Валерий подошел к ней, расстегнул первую пуговицу.
– То я тебя обману.
– Правда? – Он не спеша разъединял крючки.
– Откуда я знаю? Мы, разведенные женщины, такие ветреные. И развратные.
– По крайней мере ты носишь бюстгальтер,– отметил Валерий, вешая указанный предмет на спинку стула.
– У меня слишком большая грудь.
– Неужели ты стесняешься?
– С ума сошел? Просто неудобно! Поцелуй меня сюда!
– Может, сначала я сниму колготки?
– А ты одновременно! Вот видишь? Дай мне свою руку! О-о! Погоди, я возьму плед.
– Зачем? Ковер мягкий.
– Я не хочу на ковре, я хочу – на рояле!
– Ты уверена?
– Мы, врачи,– такие циничные. Хочу на рояле, понял?
– Как скажешь. А он не сломается?
– А хрен его знает. Подсади меня! Ну давай!
– Без прелюдий?
– А на хрена нам прелюдии? Я уже вся теку. О-о!
Музыка, действительно, была. Несчастный рояль стонал и плакал под ними всем своим беккеровским нутром. Плед так и елозил по полировке. Если бы не стена и не ловкость Валерия, ох и сверзились бы они со спины черного зверя, все в поту и кайфе. В общем, рояль в качестве сексодрома Васильева разочаровал.
Зато Тина была в восторге.
Припав к щеке Валерия, все еще дрожа от пережитого оргазма, она шептала ему в ухо:
– Всю жизнь, всю жизнь мечтала! Сопливкой еще, когда барабанила на нем под мамочкиным неусыпным глазом. Вот, думала, вырасту, и буду на тебе трахаться, козел трехногий!
– А как же муж? – поинтересовался Валерий.
– А он музыкант, педик долбаный! «Это же святыня!» – явно передразнивая интонацию.
– Так педик или музыкант?
– И то, и другое. Я его выгнала на хер, понятно? Ну я теперь понимаю, почему они в кино всегда после драки трахаются.
– Кто. Педики?
– Да нет, герои! Это просто улет!
– Хм…
– Тебе не понравилось?
– Скажем, для меня здесь тесновато.
– Ах, бедняжка!
Тина вывернулась из-под него, да с такой энергией, что чуть не свалилась на пол: Валерий еле успел ее придержать.
– Сейчас, мой сладкий, я сделаю тебе минетик. Я очень хорошо делаю минетик…
– Стоп! – Валерий остановил ее порыв, соскочил с рояля и почувствовал немалое облегчение. Рояль – тоже.
– Нет, стой! – Васильев пресек ее попытку встать на колени, отошел на пару шагов: – Посмотри на меня! Что ты видишь?
– Что?..– Тина оглядела его скорее с профессиональным, чем с женским интересом.– Ты жутко мускулистый! Но что касается главного, то…
– Тина! Посмотри на меня!
– Я на тебя и смотрю! – В ее голосе звучало непонимание.
– Тина! – Валерий шагнул вперед, осторожно взял в ладони ее голову, обратил лицом к себе.– Я живой, Тина! Я – человек. Я – не анатомическое пособие, не мастурбатор с ручками, ножками…
– Но я совсем не…
– Погоди! Человека надо любить. Человека надо чувствовать…
– Но я чувствую! – запротестовала женщина.
– Ты, Тина, не обижайся, но чувствуешь ты не то. Хрен маткой ты чувствуешь, понятно? Не меня!
– Ну извини. Мне показалось, тебе хорошо. Ты же кончил.
– Кончить можно и в кулак,– раздосадованно проговорил Васильев.– В манекен, в ослиную жопу! Не прикидывайся дурочкой!
– Но я, правда, не понимаю! – Она высвободилась и отодвинулась от него. Похоже, обиделась.
Валерий же пребывал в растерянности. Как объяснить то, что объяснять бесполезно? Да и что он, собственно, к ней привязался? Что на него нашло?
– Ладно,– сказал он примирительно.– Ты женщина. Тебе лучше знать.
– Вот именно! – Тина мгновенно перестала обижаться.
В общем, наказ Петренко был выполнен в точности. Впрочем, к приходу бабушки с внучкой, очаровательной черноглазой девчушкой пяти лет, мама и ее гость чинно восседали в гостиной и пили кофе с печеньем. Лицо Алевтины Арсеньевны Голотосербской лучилось довольством, даже щеки как-то округлились. Гость выглядел задумчивым. Потому что тщетно пытался понять, что такое есть у молоденькой девчонки Тани и у взбалмошной актерки Алины, но отсутствует у красивой, аристократичной и отнюдь не фригидной Тины Голотосербской.
