Из России за смертью - Рогожин Михаил

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55

Поэтому Оливейра продолжал как ни в чем не бывало рассказывать дальше о трудностях, постоянно возникающих на его алмазных приисках. Никто не хочет работать. Власти считают, раз у него частное предприятие, значит, можно притеснять как угодно. Душат налогами, не страхуют его рабочих. Вот, к примеру, недавно обратился к военным в Менонге, чтобы выделили ему бойцов для тяжелых физических работ. Деньги готов платить любые. Раньше ему не отказывали, а на этот раз ни одного человека не дали. Говорят, приказ из Луанды: быть в полной боевой готовности. Вот и работай дальше. Людей не дают...

— Неужели снова к войне дело идет? — невинно поинтересовался Оливейра. — Давно ведь на Южном фронте никаких действий не предпринималось. А солдат не дают. На рудниках некому породу вывозить.

Емельянов слушал, не перебивая и не переводя. Панов смотрел на него и поигрывал банкой с остатками пива, звонко хлюпающими внутри. Наконец Оливейра замолчал. А Емельянов подчеркнуто скупо изложил: он знает о боевой готовности в штабе Южного фронта. Все уверены, что планируется какая-то военная операция. Вынюхивает, грозят ли его приискам в этом районе неприятности.

— Вот хреновы дети! Ничего себе секретность! — вспылил генерал. — Каждый мудак уже в курсе! И из-за этого он пришел ко мне?

Оливейра с удивлением наблюдал за реакцией генерала. Он никак не ожидал, что отказ дать ему для работы ангольских бойцов вызовет у генерала такой активный протест. На его вопросительный взгляд Емельянов ответил кратко:

— Генерал ничего не знает о военных приготовлениях в Менонге и помочь ничем не может.

— Я о военных приготовлениях тоже ничего не знаю, — соврал мулат.

— Просто давно не стреляли.

— Если у вас больше просьб нет, генерал просит дать ему возможность отдохнуть. Слишком высокое давление не позволяет ему уделить больше времени даже такому приятному гостю, как вы.

— Гони его в шею, — продолжал сердиться Панов.

Не обращая внимания на генеральскую суровость, Оливейра продолжал жаловаться Емельянову:

— Плохие времена наступили, солдат не дают, никто ничем не занимается, военная техника ржавеет. Кому такой нищий мир нужен? К чему он ведет? К торговле тухлыми помидорами?

— Товарищ генерал, что-то он недоговаривает. Крутится на одном месте, вынюхивает, словно лиса.

— А ты поконкретней, поконкретней.

— Господин Оливейра, мы люди военные, тем более — представители великой державы и в ваши внутренние проблемы не вмешиваемся.

Емельянов понимал, что разговор только начинается.

Оливейра вкрадчиво продолжал:

— Согласен. Война закончится, совсем другая жизнь начнется. А зачем нам другая жизнь, если и эта вполне годится. Вы — уйдете, мы — останемся, а где я вертолеты возьму? Сами знаете, как у нас с техникой. А уж в мирное время и подавно ничего не купишь.

— Он интересуется вертолетами, — не глядя в сторону Панова, пробросил Емельянов.

— Во дает! А подводные лодки ему не нужны? Панову стало душновато.

Все его большое пухлое тело покрылось испариной. Кажется, этот парень пришел с серьезным предложением.

Оливейра старался определить, поняли они про вертолеты или еще нет. Военные — народ решительный, но не гибкий. Особенно эти русские. Они всегда стараются ничего не понимать до тех пор, пока не убедятся, что им ничего не грозит.

— Война всегда удобно, — продолжил он. — Вертолеты взлетели, два вернулись, четыре пропали. Пойди, ищи их в джунглях. Особенно в тех районах, где группировка УНИТА свои ПВО имеет.

— Он знает направление удара, но предполагает крупномасштабную акцию. При поддержке шести вертолетов.

Для Панова эта информация была полной неожиданностью. О разрабатываемой в миссии военной операции, оказывается, уже известно каждому встречному.

— Выясни степень его осведомленности. Емельянов налил Оливейре еще водки.

— Мы, дорогой Жоао, тут не воюем. И наши вертолеты стоят в ангарах. Кому-то всегда выгодно представить нас агрессорами. Унитовцы дезинформируют население. К тому же в последнее время руководство вашей народной армии не советуется с нашими представителями. Кстати, генералу даже интересно, что они там в Менонге затевают.

"А... испугались, — отметил про себя Оливейра, — так-то лучше.

Всегда приятнее говорить на одном языке, даже если у каждого свой". Он простодушно улыбнулся.

— Никто ничего не говорите войне. Простоя подумал: вдруг начнется?

А мне вертолеты позарез нужны.

Емельянов посмотрел на собеседника долгим взглядом. Оливейра замолчал с видом человека, который все сказал. Тишину нарушало тяжелое, шумное дыхание генерала, уставившегося на свои чистые с набухшими венами ноги.

ПРОЦЕНКО

Обогнув столовую, Рубцов и Найденов вышли на центральную аллею, ходить по которой специальным приказом запретил Саблин. Найденов знал о приказе, ибо это первое, с чем знакомился человек, попадая на территорию советской военной миссии. Поэтому остановился в замешательстве у первой же пальмы. Рубцов презрительно усмехнулся.

— Ох, перепуганный ты мужик. Хочешь, поссу у каждой из этих пальм?

Никому не известно, чем руководствовался генерал Саблин, запретив своим военнослужащим ступать на эту аллею. Возможно, его поразила красота и великолепие старых пальм, повидавших на своем веку множество генералов, а может, пальмы раздражали его своей независимостью. Все на этом клочке земли подчинено Саблину. Хочешь — разрушай остатки старых португальских казарм, хочешь — возводи свои безликие бетонные коробки, хочешь — прокладывай дорожки, а нет времени — просто превращай в вытоптанные залысины бывшие палисадники.

Словом, наводи порядок. Лишь пальмы ему не подвластны. Они росли сами по себе и тем самым, возможно, напоминали Саблину, кто здесь хозяин.

Короче, неизвестно — любовь ли, ненависть ли водили генеральской рукой, подписывавшей приказ. Больше по аллее никто, кроме редких почетных гостей, не ходил. Зато убирали ее намного чаще и тщательнее, чем остальную территорию. Вся показуха великой державы здесь, в Анголе, нашла свое выражение в одной-единственной аллее. По ней и зашагал своенравный подполковник. Найденов безропотно последовал за ним. При этом поглядывал по сторонам, каждую минуту ожидая окрика дежурного или начальства. И был Прав, долго ждать не пришлось.

— Товарищи офицеры, подойдите ко мне!

Найденов вздрогнул. Рубцов спокойно взял его локоть: «Следуй за мной».

Они подошли к полковнику Проценко.

— Вы что, подполковник, приказа не знаете? — мерзко улыбаясь, спросил политработник.

— Знаю...

— По какому же тогда праву? — все также гнусно и ласково выяснял Проценко.

Казалось, Рубцов только и ждал этих вопросов, потому что вдруг разулыбался еще приторнее, чем полковник Проценко. Они стояли друг перед другом и улыбались. Политработник ждал, а Рубцов не торопился с ответом.

Хуже всех в эти минуты чувствовал себя, конечно, майор. Ко всем неприятностям еще скандал в самом центре миссии. Если бы не история с Аной, он мог бы точно так же нагло улыбаться и смотреть с вызовом на полковника, как это делает Рубцов. Но все равно глупо на ровном месте искать себе неприятности. А вдруг Рубцов просто охамевший пьяница и список у него совсем не служебный, а личный? Может, он вносит туда фамилии тех, у кого еще не занимал деньги?

Неужели ожидание расправы сделало Найденова таким беспомощным и покорным, что он сразу поверил какому-то списку, накарябанному в блокноте, уже готов отдать тридцать долларов и почему-то потащился за ищущим опохмела подполковником по чертовой запретной аллее... Майор почувствовал откровенную неприязнь к Рубцову.

Тот же продолжал куражиться над Проценко.

— А вы, товарищ полковник, все приказы генерала Саблина выполняете? Или частично Саблина, а частично Двинского?

Полковник опешил.

— Конечно, — язвительно уточнил Рубцов, — если генерал Саблин выбрал лично вас в свои соратники, тогда другое дело. Но лично я с некоторых пор выполняю приказы, исходящие только от генерала Панова, и про аллею ничего не слышал.

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55