Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел

— Да что делать, что делать… — Вадим украдкой оглядел собеседников сквозь щели, оставленные в бинтах, — Ясно что с ним делать… по законам военного… предвоенного… времени… того!

Владимир молчал; Хронов настороженно молчал же; Юличкин бывший муж тоже ушёл прощаться с женой. Вовчик спросил:

— А что ж ты его сразу тогда не… того?

— А потому… Что очень мне было интересно, откуда эта орг-группа. И одни ли они там.

— Ну и?.. — заинтересовался и Владимир.

— Одни, оказывается. Вон тот, без башки, — главный. Был. Какой-то крутой вор, типа того. Оно и видно — весь синий, в наколках, купола… фиксы опять же… на нижней челюсти, хы.

Он хмыкнул.

— А тот, здоровый, — как раз «Башка»; видимо, за габариты и тупость. Этот, и тот что убежал ещё, — они вместе были. На прошлой неделе к ним присоединился тот, что убежал с ружьём и с ним двое. И всё. Чисто — разбойнички. Как в художественной литературе описано… На нас набрели, говорит, случайно. «Патрулировали» они тута, типа. «Их территория», грит. Ну и выследили. Такой шалман попробуй не заметь!

«Разбойнички на большой дороге шалят!» — опять вспомнилось Владимиру. Вот так вот они и «шалят». Это только в литературе да в поэзии красиво и романтично выглядит, как там у Пушкина…

«Удалых…» Удалые «грабители кОрованов», бл. дь… А в натуре… Интересно, сильно отличается голова снесённая картечью, от головы разбитой кистенём?.. Вопрос, как говорится, риторический…

— Вряд ли они по месту «прежней прописки» после сегодняшней ночи вернутся… Так что крутить их связи — без надобности…

— Да что говорить, о чём говорить??! — заорал вдруг вскочивший Хронов, причём так, что вздрогнули все находящиеся на поляне, — С кем считаться, с этой сволочью?? Который… Который наших женщин убил???

Вадим и оба друга молча смотрели на него, смотрели и остальные; когда он подскочил к привязанному и несколько раз вновь ударил его в лицо.

Вадим молчал.

— Хрон, ты что себе… — начал было вставать Владимир; когда тот внезапно поднял из-под ног нож и несколько раз воткнул его замычавшему от боли бандиту в грудь, в живот, в шею…

— Вот так вот!!! — заорал он, оборачиваясь ко всем от обвисшего у дерева бандита, — И можете делать со мной всё что хотите!! Сдавать в полицию! Расстреливать!! Но эта тварь не должна была жить!! И я отомстил! За всех!!!

Он сорвался на рыдания, по щекам потекли слёзы. Поляна молчала. Молчал Вадим. Вставший было Владимир отвернулся и направился к копавшему могилу мужчине. Вовчик, потупившись, стал собирать разбросанные вещи.

— Э-ээй! Дачники-и! Девчо-о-онки! Тури-и-исты! Как спалось? Что у вас тут за крики непонятные?.. А мы тут пораньше собрались! — на поляну входили, таща чемоданы и ведя за руки детишек, «семейные», проведшие ночь на хуторе у Мышастого.

ПЕЧАЛЬНАЯ ДОРОГА

Они шли уже третий час, через каждые пятнадцать минут меняясь у носилок. Шли довольно медленно, но, по сравнению с прошлым днём, не растягивались длинной неторопливой колбасой: все боялись отстать, все старались быть ближе к носилкам, где впереди по очереди с ружьём шли Владимир или Вадим.

Было уже далеко после полудня. Позади остались крики, истерики женщин при виде трупов — особенно на них произвёло впечатление тело главаря со спущенными штанами и снесённым черепом; а также ещё агонизировавшее, когда они пришли на поляну, тело бандита, привязанного к дереву. Короткий рассказ о произошедшем; недолгие похороны, изготовление носилок — опять пригодились Вовчиковы инструменты: пила, мультитул, проволока…

Владимир шёл, нёс носилки вместе с тремя мужчинами, угрюмо смотрел под ноги. Хотя было ещё только за полдень, свинцом наваливалась усталость; слипались глаза, непривычно дрожали руки. Собственно, и все выглядели после прошедшей ночи не лучше: опухшие от слёз лица без косметики у женщин и девчонок; измятая и запачканная одежда; взгляды, тупо упёршиеся под ноги или лихорадочно бегающие по сторонам, по кустам и деревьям, в попытке высмотреть опасность. Всем очень досталось в эту ночь. А увиденное на поляне и рассказ о ночных событиях буквально подкосил и тех, кто ночевал у Мышастого; настолько, что ещё две супружеские пары, с детьми, решились не продолжать путь в Озерье, а вернуться в Равнополье, а потом — в Мувск.

Вовчик пытался объяснить им, что до полицейского поста ближе, чем до Равнополья; что лучше всем идти одной группой — они были глухи к доводам. Расширившиеся, застывшие зрачки женщин, казалось, видели только трупы бандитов, сваленные в канаву; и две свежие могилы с крестами из молодых сосёнок, связанных проволокой; с приколотыми листками из блокнота: фамилия-имя-отчество, дата рождения, дата смерти… Сегодняшним числом.

Опять плакал муж Юлии Тимофеевны; молча стоял у могилы муж Клавдии Семёновны. И тот и другой решили после похорон продолжать путь в село. В городе было уже нечего делать, городская жизнь явно кончилась.

Вовчик посоветовал разобрать вещи погибших. Опять начались всхлипывания, на этот раз над чемоданом.

— Слушай… — со сдержанной злостью сказал вполголоса Вадим, — Ты это… Ты поторопи его, а! Мы так до вечера не уйдём, а девчонка мучается!

Он сумрачно посмотрел, как тот бессмысленно, суматошно, торопясь, то выкладывает вещи из огромного чемодана на колёсиках, то бормоча «Нет, это был любимый халат Юлички…» суёт их обратно; и, обращаясь опять к Вовчику, как будто взявшему над тем шефство:

— Или пусть остаётся, поплачет над могилой и над шмотьём — потом догонит!

— Нет-нет, не уходите, я сейчас, сейчас… — и опять те же бессмысленные перекладывания.

Владимир с Хроновым, и с ещё двумя мужчинами стащили тела бандитов в кучу, на другом краю поляны. Хронова сторонились…

Когда завёрнутые в плащи тела опустили в неглубокие могилы, Владимир отошёл. Поискал взглядом Гузель — её не было. У сидевшей возле разваленного шалаша Аллы суетилась Зулька.

— Вовк, поможешь? — он подошёл, стал сгребать руками в яму рыхлую рыжую землю. Поодаль плакали женщины.

Рядом пыхтел Вовчик.

— Знаешь… Вовчик… А я ведь раньше покойников никогда так близко не видел… Даже когда мама умерла — я тогда ещё маленький был, — не пошёл прощаться. Упёрся, заперся в комнате и всё тут… Так её мёртвой и не помню. Только живой.

Вовчик молча сталкивал лопаткой землю в яму, потом спросил:

— Руки как?

— Ничего. Вроде как отошли. А думал — совсем конец рукам, прям как ампутированные…

Помолчал. Потом сказал с неожиданной злостью:

- А труп — он и есть труп. Просто мёртвое тело. Туша. Покойник страшен своим антуражем: что макияж, что как живой… гроб, свечи, завешенные зеркала, плач… А так, лежащий в траве, да ещё чужой — просто труп!

Вовчик молчал. Потом, когда могила уже была засыпана, охлопывая её лопаткой и обкладывая по краям дёрном, сказал грустно:

— Знаешь, Вовка… Чё-то мне всё кажется, что всё только начинается. Как бы… Ну… Кажется мне, что неважное у нас начало жизни в деревне получилось; даже до деревни-то и не добравшись толком…

— Да, как бы такие холмики не стали в порядке вещей в ближайшее время… Но знаешь… Я тут, за эту ночь, кое что понял… А, ладно, после поговорим.

Когда Вадиму надоело смотреть на бессмысленное перекладывание вещей из чемодана на траву и обратно мужем Юлички, он подошёл, отстранил пытавшегося что-то советовать Вовчика, и просто вывернул его на траву. Присел, быстро покопался в груде одежды, коробочек и футляров.

— Это что?.. Выкинь. И это — в кучу. Это… Пиджак, говоришь, выходной?.. Ценная вещь в деревне. Возьми, он плотный. Ну куда, куда ты нах. р опять лезешь?? Руки убрал, говорю! Иначе тебя ждать не будем — девчонка вон загибается, а он над каждой тряпкой трясётся… Смену белья. Твои трусы? Вижу, что твои. Халат — в сторону. Не пригодится. Что, не халат — пеньюар?? Один хрен. О аллах!.. Краска для волос! Туфли на каблуках! Домашние тапочки… Маникюрный набор, фен, прибор для измерения давления… на батарейках!