Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123

Джамалудин очень пожалел, что не поймал девицу. Скорее всего, это был оборотень, нарочное порождение шайтана для искушения.

Сотовый, положенный возле автомата, зазвенел и забился в пыли. Номер на нем высветился тот же, который Джамалудин набирал десять минут назад. Аварец поднес телефон к уху.

– Салам, – раздался в телефоне мягкий мужской баритон, в котором почти не угадывалось вайнахского акцента, – звонил?

– Ты кто?

В трубке помолчали секунду.

– Меня звали Ваха. Теперь меня зовут Расул.

– Да, я тебе звонил, – сказал аварец, – меня зовут Джамалудин. Еще меня зовут Абхаз.

– Заходи во двор, – сказал Ваха, – есть разговор. Только без глупостей.

У трубки Вахи был хороший микрофон: пока он говорил, Джамалудину было слышно, как рядом, захлебываясь, ревет грудничок.

Было девять часов пять минут, когда Джамалудин Кемиров, без оружия и с телефоном в руке, подошел к зданию роддома и был впущен внутрь.

Прямо в коридоре стоял Ваха Арсаев, а за ним – Асхаб и Рыжий Мага.

На душе у Вахи было так, как будто ее облили соляной кислотой, но он не подавал даже вида. План захвата авиабазы провалился, и второй план, запасной, провалился тоже. Запасной план заключался в том, чтобы захватить какое-нибудь общественное место (Асхаб сам предложил горбольницу номер один) – и потребовать в обмен на заложников коридор в Чечню для пленных с базы.

Но вместо больницы они в суматохе забежали в роддом, и Ваха понимал, что его план рухнул. Помимо всего прочего, роддом окружили местные. Те из них, кто кого-то слушался, слушался только Джамалудина Кемирова, а Кемиров никак не мог обменять женщин в роддоме на пленников с русской базы. Арсаев понимал, что его шансы договориться с Кемировым гораздо выше, чем его шансы договориться с федералами, и он хотел убраться из Аварии как можно скорее.

Кроме этого, была еще такая деликатная вещь. Бештой был смешанным городом. В нем жили и аварцы, и чеченцы, и кумыки, и греки, но не меньше трети населения до сих пор составляли русские. Это само собой означало, что если бы Арсаев захватил больницу, то треть, и даже больше, ее пациентов была бы русская, потому что большинство русского населения были пенсионеры, которые мало ездили и много болели.

Но Арсаев захватил роддом. Мусульманские женщины рожали чаще, и вдобавок русские молодые бабы стремились уехать из Бештоя прежде всех. В роддоме было едва пять процентов русских рожениц. Чеченок оказалось в пять раз больше. Если бы этот роддом был в Москве, Ваха еще мог бы торговаться. Но он был в Бештое, и торговаться было нечем. Можно было только блефовать.

– Пошли, – сказал Ваха.

Они спустились в подвал, и Джамалудин увидел четыре красных газовых баллона, стоящих рядком у стены. К двум баллонам, возле самого вентиля, были прилеплены шматки пластита, и прямо в пластит были воткнуты электродетонаторы. Провода от детонаторов исчезали в вентиляционном отверстии. Оба взрывных устройства работали по проводам и, по-видимому, никак не были связаны между собой. Скорее всего, их могли взорвать два разных человека. Никакого следа радиовзрывателей Джамалудин не заметил.

Джамалудин стоял и смотрел на баллоны безо всякого выражения. За плечом шевельнулся Ваха.

– Это несущая стена, – сказал Ваха, – если ее взорвать, остальное упадет само.

Джамалудин помолчал.

– Если Аллах велит, – сказал Ваха, – мы все умрем здесь. Но, клянусь всем, что мне дорого, мы не хотели того, что случилось. Я не собирался воевать с тобой, я воевал с федералами. Помоги нам убраться отсюда, и ни один волос не упадет с головы заложников.

– Хорошо, – сказал Джамалудин, – вот мои условия. Во-первых, ты выпустишь всех женщин и всех детей. Ты сделаешь это сейчас, немедленно. Когда женщины и дети уедут, я подгоню сюда автобусы, и мы сядем в них вместе. Твои люди и мои люди. Я и мои люди будем без оружия. Мы доедем вместе до границы с Чечней, и там ты пойдешь своей дорогой, а я – своей.

Арсаев молчал несколько секунд. Он понимал, что решать надо быстро, иначе за всех будут решать федералы. Кроме того, он вовсе не собирался брать в заложники детей, которым три часа от роду, и женщин, которые собирались рожать. Если бы женщины были неверными, еще куда ни шло. Но большинство этих рожениц были правоверными мусульманками, и Арсаев не был уверен, что Аллах хорошо отнесется к его поступку.

– Хорошо, – сказал Арсаев, – но я выпущу женщин и детей только тогда, когда увижу автобусы. Сначала автобусы заедут во двор. Потом их проверят мои бойцы. Потом в них сядут твои люди. Потом я выпущу женщин и детей, и мы поедем.

– Сколько сейчас новорожденных в роддоме? – спросил Джамалудин.

– Шестьдесят восемь. И я не отдам тебе ни одного сосунка, пока не увижу автобусы.

– Все будет готово через два часа, – сказал Джамалудин.

На выходе из сквера Джамалудина ждали Хаген, Шапи, и полковник Аргунов. Они зашли в эвакуированное здание больницы, Джамалудин расстелил на подоконнике карту района и сказал:

– Мы подгоним ко входу два «Икаруса». Ваха проверит автобусы, а потом я зайду туда, и со мной еще двадцать человек. Потом Ваха выпустит женщин и детей, а мы поедем вместе с ним в Чечню.

– Я с тобой, – сказал Хаген.

– Нет, – ответил Джамалудин, – ты уедешь сейчас и будешь ждать нас вот здесь, перед Мескен-Юртом, за тем самым камнем, у которого в прошлом году разбился Ислам. Когда автобусы поравняются с камнем, ты уничтожишь их.

Даже Аргунов был поражен.

– Но… – сказал он.

Джамалудин повернулся к нему, и полковник увидел, что аварец так разъярен, что еле сдерживает себя.

– Никаких «но», – отрезал Джамалудин, – эти люди захватили наших женщин и детей. Если хоть один из них останется в живых, никто из нас не может называться мужчиной. Если Аллах захочет, кто-нибудь из тех, кто поедет с Вахой, уцелеет.

Аргунов сильно сомневался в том, что Аллах сможет рассортировать пассажиров автобуса, в который всадили «шмель». Он уехал с Хагеном через пятнадцать минут. С собой они взяли пять лучших людей Джамалудина и пятнадцать отборных бойцов «Альфы».

После того, как Джамалудин ушел, Ваха Арсаев снова спустился в подвал. Он тщательно осмотрел взрывное устройство, пошел уже было к двери, но потом вернулся и стал обнюхивать баллоны снова.

Его сильно встревожила встреча с Джамалудином. У аварца не было никакой возможности помешать Вахе, но тот все больше испытывал дикий, почти иррациональный страх перед всем, во что он вляпался. И страх этот требовал каких-то действий. Ваха уже жалел, что показал аварцу схему минирования здания. В конце концов Ваха вызвал к себе двоих оставшихся взрывников: Рустама и Ису.

– Оттащи крайний баллон в палату и заминируй его отдельно, – приказал Ваха Исе, ткнув пальцем вертикально вверх.

Приказ был не очень логичным, но с Вахой никто не решился спорить. Ваха совершил в тот день много ошибок. Как сочли впоследствии – эта была самая роковая.

Новый звонок Вахи раздался через двадцать минут.

– Где твои автобусы? – спросил Арсаев.

– Они будут через полтора часа.

Автобусы могли быть готовы раньше. Но Джамалудин хотел дать время «Альфе» обустроить все как следует.

– Хорошо, – сказал Арсаев, – во всем этом здании нет ни куска хлеба. Бабы орут как оглашенные. Можешь принести им еду.

Чеченец говорил совершенную правду: у роддома и горбольницы была общая кухня, и она была не в роддоме.

– В обмен я хочу десять детей, – ответил Джамалудин.

Арсаев даже задохнулся от возмущения.

– Послушай, – сказал он, – это я делаю тебе одолжение. Как это за еду я еще должен отдавать детей? Это не мои дети, это твои дети!

– Каждый ребенок – дитя Аллаха, – возразил Джамалудин, – не знаю, как твой дед, а мой дед всегда вставал, когда в комнату входил ребенок. А он двадцать лет провел в лагерях и зарезал там двадать семь человек. Пусть только волос упадет с головы этих детей, и ты узнаешь, чьи они дети.

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123