След у таежной реки - Тамоников Александр Александрович

Женщина принялась рассказывать о возлюбленной Петра. Тимофеева эти амурные подробности нисколько не интересовали, он с мальчишеской порывистостью собирался податься к выходу, поскольку получил необходимое подтверждение сведений о Зайцеве. Назаров же с возрастом стал степенным и неспешным, ему была несвойственна суета. Если человек склонен к открытости, словоохотлив, то почему бы не потолковать с ним? Пусть ход беседы наводит на нужные вопросы. Николай Иванович не торопился покидать избу Зайцевых, он явно услышал про Ивана далеко не все, на что рассчитывал.

– А что, Татьяна Федоровна, сыновья-то меж собой сильно похожи?

– Нет, совсем не похожи. И лицом разные, и фигурой, и ростом. Петька великанище, сбитый такой. А Ванечка жилистый и невысокий, почти на голову ниже вас.

«А вот это интересная информация», – поразился своему открытию Назаров, но старался не подавать вида.

– Такое сплошь и рядом бывает, и мы с братом мало похожи, – как ни в чем не бывало продолжал Николай Иванович, – разве только волосами. И у меня, и у брата прямые. А ведь могли бы отличаться. По материнской линии дед кудрявый был, кто-то из нас мог бы в него уродиться. Разве нет?

Татьяна Федоровна поддакивала, с наслаждением слушая болтовню Назарова; ей доставляло удовольствие вспоминать сыновей, сравнивать их между собой и с другими людьми. Тосковавшая мать нашла в постороннем человеке понимающего и внимательного собеседника.

– А ведь вы верно сейчас сказали, – с широкой, счастливой улыбкой проговорила Зайцева. – У моей соседки две дочери уродились с разными волосами. Одна, кудрявая, пошла в бабку по матери, а вторая, с прямыми волосами, – точная копия тетки, отцовой сестры.

Тимофеев не следил за ходом разговора и не понимал, чем пустые бабьи воспоминания занимают командира, а потому ерзал на стуле, в нетерпении ожидая команду собираться в дорогу.

«Ничего, потомится – не сломается», – насмешливо подумал Назаров, от которого не укрылось настроение Михаила, энергичного, привыкшего к активной деятельности.

– Неужто и ваши сыновья даже по волосам отличаются?

– Нет, по волосам похожи, у обоих прямые и русые, как и у всех в моем роду.

Остолбеневший Тимофеев таращился на Зайцеву, поняв наконец цель и смысл беседы, поначалу походившей на сплетни старых кумушек. Михаил неуверенно перевел взгляд на капитана. В блестящих глазах Николая Ивановича, глядевшего прямо на старшего лейтенанта, плясали озорные чертенята. Командир внутренне смеялся, потешаясь над подчиненным, которого так немилосердно озадачил.

Тот Иван Зайцев, с которым беседовал капитан, был одного с ним роста, высокий и статный парнище. Петраков, помнится, назвал рядового красавчиком. И даже если Татьяна Федоровна неверно оценила на глаз рост Назарова, то с цветом волос опять же вышла накладка: Зайцев, задержанный Петраковым в Лесозаводске, был чернявым, с волосами смоляного цвета. Не может мать так сильно ошибаться.

Тимофеев недоумевал, но теперь уже в неподвижности внимательно ловил каждое слово женщины, пока Назаров не решил в вежливой форме остановить затянувшийся диалог и, сославшись на срочные дела, не попрощался с Татьяной Федоровной.

Садясь в машину, Михаил накинулся на Николая Ивановича с миллионом вопросов:

– Товарищ капитан, откуда ты узнал? Как вообще такое возможно? Мы кого ищем? Ты подозревал?

– Ни о чем я не подозревал, – признался Назаров. – В ходе допроса начали всплывать противоречия. Например, отсутствие среди личных вещей Зайцева фотографии его девушки Насти. Куда делась? Странно. Парень бы карточку везде с собой возил. Поэтому я старался разговорить гражданку Зайцеву, чтобы она сообщила больше подробностей. Все, что мы только что услышали, для меня полнейшая неожиданность, как и для тебя.

– Ты с таким выражением на меня смотрел, словно ожидал сюрприза, – смутился старший лейтенант.

– Эх, Тимофеев, – вздохнул капитан, – я смеялся над тем, как ты запоздало заметил, что Зайцева описывает нам совершенно другого человека. Урок тебе на будущее: не торопись закончить допрос, иначе упустишь что-нибудь полезное. Сказать по правде, сюрприза я действительно ждал, да только не такого.

– А какого ждал?

– Рад сообщить вам, друзья-товарищи, что за сегодня это не единственная шокирующая новость. Перед самым нашим выездом я получил результаты анализа из лаборатории. Потому-то, кстати, и надумал присоединиться. Вы должны знать, что бумага, на которой написано письмо Петра Зайцева, произведена в Японии.

Тимофеев и Кириллов как громом пораженные смотрели на капитана, надеясь услышать объяснения, но никакой рабочей версии у Назарова не имелось.

– И что теперь делать? – выдавил из себя Михаил.

– Помимо прочего, еще раз направим запрос в Петропавловский порт. Пусть Петр Зайцев опишет в деталях внешность своего брата, укажет особые приметы, а заодно сообщит, когда в последний раз писал ему письмо.

– И?

– И по приезде в райотдел предлагаю нам троим провести совещаньице на скорую руку и обсудить новые факты по моему Зайцеву, – сказал Николай Иванович, смело назвав загадочного рядового «своим», поскольку чувствовал, что приклеился к этому делу прочно и надолго.

«Виллис», накреняясь то на один бок, то на другой, помчал сквозь облачко пыли вперед.

– Совет держать будем или сначала на троих сообразим? – пошутил Клавдеич, заходя с Тимофеевым в кабинет Назарова.

– Совет держать, – скупо ответил Николай Иванович и устало усмехнулся, указав ладонью на чайник, выпускавший пар из носика.

– От чайку тоже не откажусь, – не унывал Кириллов, без лишних церемоний принявшийся разливать кипяток по стоявшим рядом стаканам.

Шофер не обладал подвижным, острым умом. Назаров пригласил патриарха на обсуждение из уважения к его годам, к солидному жизненному опыту, с высоты которого Клавдеич порой изрекал умные мысли и раздавал дельные советы. Несмотря на незначительную разницу в возрасте, всего в шесть лет, Николаю Ивановичу отчего-то казалось, будто шофер намного старше его. Поэтому в общении между собой Назаров и Кириллов вели себя как близкие люди, но не братья, а скорее как племянник и дядюшка. Отчасти из-за восприятия, отчасти из-за уважения Назаров любил при возможности перекинуться с Кирилловым парой слов. Сослуживцы, видя их вместе за разговорами, отпускали шутки вроде: «Иваныч с Клавдеичем о чем-то кумекают». Шутки имели под собой основание. Назаров, как, впрочем, и многие другие, величал друга почти всегда по-батюшке – «Клавдеич» или, в особо торжественных случаях, «Семен Клавдеич». Кириллов же звал Назарова в обычной беседе «Иваныч», в официальной – «Николай Иваныч».

И сейчас Николай Иванович, по обыкновению, рассчитывал получить от Клавдеича общую оценку собственных решений и действий. Кириллов в расследовании бесполезен, зато сразу знаком осадит, если заметит, что капитан наводит суету, мельтешит, бросается из крайности в крайность или заблудился в двух соснах.

Тимофеев здесь по причине прямо противоположной. Он зелен, сам склонен к суете, поспешности, шатаниям из стороны в сторону. С другой стороны, никто другой, кроме как Михаил, не умеет анализировать информацию и раскалывать заковыристые загадки. Втроем им предстоит подумать об истории с Зайцевым.

Капитан еще раз по порядку перечислил накопившиеся факты, из которых выходило, что Иван Зайцев – реальный человек, чья биография соответствует установленным данным, но при этом в Лесозаводске Петраковым был задержан кто-то другой, не Зайцев вовсе. То есть некий гражданин вроде как есть, но в то же время его и нет. Ни дать ни взять, былинный богатырь – личность историческая и мифическая одновременно.

– Такое совпадение придуманной легенды с личностью конкретного гражданина маловероятно, – завершил доклад Назаров. – Зайцев должен быть двойным агентом, завербованным японцами. Но в таком случае почему он на себя не похож? Как мог коротышка вырасти в бурого медведя? Хоть убейте, не понимаю. Скажите, где я ошибся в моих рассуждениях, на каком повороте свернул не туда?