Мы даже стол организовали. Водку «Исток». Он очень испугался — как же так, мы на работе! Пить не стал. Ладно, думаю, привыкнет, унитазы поносит — все встанет на свои места.
Поговорили про Москву. Надо же, там метро, машины ездят, девушки ходят! На улицах — фонари горят. Прямо не верится.
Новости про пресс-бар. Женька уже два круга сделал: Грузия — Сербия — Израиль; Абхазия — Косово — Газа. Молодец — стабильный.
Потом я с Гришей семинар по безопасности провел. Хотя зачем ему это здесь, в Ханкале?
Гриша был очень добросовестный — каждый день ходил в пресс-центр. Хотели подарить ему штык-нож. Испуганно отказался. Пользовался дощечкой.
Очень старательно выходил в прямой эфир. Все цифры назубок знал — не халявил. Говорил с выражением.
Он был такой трогательный, что никому даже в голову не пришло дымовую шашку ему в сортир бросить.
А я отчаянно скучал.
Отметили Новый год. Подробно рассказывать не буду. Вы все знаете — ассортимент на столе, водка «Исток», песни про родную, про Никитенко Свету. Костер. Шатры. Троя. Зажаренный бык. Палыч — Агамемнон.
Гришу напоили до изумления. Мамы! Не пускайте к нам хороших мальчиков!
Потом опять пошли будни.
На какое-то время однообразное течение лагерной жизни было нарушено прибытием иностранных корреспондентов.
Мы с Мухой не могли пропустить этого зрелища и пошли балдеть. Я даже задумал сделать сюжет на эту тему. Поэтому взяли с собой Пехоту со штативом.
Американцы, немцы, итальянцы и француженка в красных сапожках на каблучках (честное слово, не вру — очень много свидетелей).
Прибыли они верхом на трех БТРах — уже зрелище.
Поселили их в поезде. В специально отведенном вагоне. Нет, он не был каким-то особенным — такой же плацкарт. Как вы понимаете, сортиры в поезде не работали. У каждого вагона — по две ямы со скворечниками. Воды тоже не было — цистерна приезжала. Муха говорит:
— Предлагаю начать сюжет с экшена — дымовая шашка в сортире.
— Погоди, — говорю, — Муха, это жестоко. Этот сортир для них сам по себе — экшен. Я бы даже сказал — хорор.
Ну, разместились они в вагонах. Пока ничего. Немного смущены, но весело так щебечут.
Я, конечно, к француженке:
— Можно интервью?
Слегка удивлена. Интервью она сама приехала делать.
— Можно, — сносно говорит, акцент не сильный.
— Как вам здесь понравилось?
— О! Очень интересно!
— А что интересно?
— Люди.
— А… да, это действительно интересно.
Они всегда говорят, что им нравятся люди, когда сказать больше нечего.
Приближалось время обеда. Ну, думаю, теперь будет экшен. Даже целых два.
За ними пришел мрачный прапорщик. А от поезда до столовки — раз восемь срезать. А француженка — на каблучках. И люди, которые им так понравились, в том числе мы, ни о чем их, естественно, не предупредили.
Ну, вы поняли — экшен был забойный. Шли они минут сорок. Хотя ходьбой это трудно назвать. А Муха снимал. Рубрика «No comments».
Дошли все-таки. Входят в столовку. Считается, что современная видеотехника не умеет передавать запахи. Большая ошибка. Еще как умеет! Надо просто крупно показывать лица иностранных корреспондентов, вошедших в армейскую столовую.
Расселись за столами. Подробно описывать не буду. Скажу лишь, что современная видеотехника умеет передавать не только запахи, но и вкус пищи.
Ушли они, по-моему, голодными.
А ведь была еще и обратная дорога!
Как вы поняли, в этот день я не скучал. Быстренько смонтировали сюжет — такой материал! В эфир он не пошел. Саныч, как мне Таня потом рассказала, долго хохотал, хлопал себя по коленям, утирал слезы. Но — зарубил. Сказал, что это — для сокровищницы программы «ВЗОР», но не для эфира — политкорректность.
Справедливости ради должен сказать, что уже через несколько дней фирмачи резво бегали по лагерю, на ходу срезая унитазы, и с аппетитом поедали «парашку». Человек ко всему привыкает.
Потом опять пошли будни. Но на этот раз длились они недолго. Забыл сказать — будни буднями, но федералы работали.
Пока мы балдели, издевались над иностранными корреспондентами, над зрителями в прямом эфире, авиация и артиллерия долбили Грозный. Точечно, как уверяли нас в штабах. Я не очень верил, помня прошедшую войну. Если со связью ничего не изменилось («Коста, увады рэбат»), то откуда возьмется «точечность»?
Будущее показало, что я был не совсем прав.
Тем временем Ханкала зашевелилась. Повысилась активность на вертолетной площадке (она была недалеко от нашего кемпинга) — «коровы» летали без передышки, возили боеприпасы.
В гости к коллегам ходить стало небезопасно — широкое «асфальтированное» поле между поездом и лагерем превратилось в проспект с оживленным движением БТРов, БМП и даже танков.
В пресс-центре темнили, но было и так понятно: вот-вот штурм.
Все — свершилось. Завтра рано утром выступаем.
Я провел короткое совещание.
— С десантниками пойду я и Муха, Руслан и Пехота — по желанию. Желание есть?
— Есть, — оба.
— Смотрите, это дело добровольное.
Хохол выпятил грудь.
— Мы уже обстрелянные.
— Обстрелянные. Да. В окопе! А тут — город, и стреляет каждый кирпич.
— Мы идем.
— Хорошо.
И тут робкий голос подал Гриша:
— А можно я тоже пойду?
— Можно. В другой раз. Твой пост здесь. В эфир выходить. Теперь сводки знаешь, какие пойдут? Закачаешься.
Рано утром грузимся на БТРы. В воздухе жидкая гадость — смесь дождя, тумана и асфальта.
Выехали из Ханкалы. Пока идем походным строем. Впереди стрельба.
Вот и окраина города. Стрельба пошла более плотная.
Дальнейшие события развивались стремительно. Мы как-то незаметно для самих себя втянулись в бой. Ну, это для нас незаметно. Даже, может быть, для Кости с Палычем. А наверху план был. Наверняка. Я даже знал его в общих чертах.
Впереди штурмовые отряды — группы захвата объектов. По улицам передвигаются тройками — впереди тройки со стрелками, за ними — тройки с гранатометами или огнеметами. Все тройки движутся парами — по разным сторонам улицы. Каждая стреляет, соответственно, по противоположной стороне. Нет, не друг в друга, вы не так поняли. Стреляют чуть вперед. Это я просто вольно процитировал сухой армейский язык.
А за ними — группы поддержки. Это десантники.
Еще чуть сзади — группы огневой поддержки. Танки, минометы.
Новая тактика ведения боевых действий в городе. В ту войну не так было — напролом перли.
Но ни один план не переживает встречи с противником. Во всяком случае, в какой-то момент мы впереди оказались. То ли тройки были перебиты, то ли с нами смешались.
Тактика опять оказалась проста. Медленно двигаться вперед и поливать каждый сантиметр пространства перед собой из всего, что есть. Так надежней.
Забыл сказать. Все спешились. Ногами передвигались. БТРы шли сзади, танки еще дальше. Впереди — пехота. В данном случае — десантники. Это правильно было. Если «коробки» впереди — их гранатометами сожгут, а потом — завал, пробка, мясорубка. В ту войну так и было. А сейчас ничего — хорошо шли.
Это на нашей улице так было. Как на других — не знаю.
Еще я опекал Муху. Как-то так сложилась моя судьба — операторов за шиворот водить. Нет, не потому, что они боятся, Мухе, как вы знаете, вообще все по барабану. Просто они не видят ничего. Один глаз зажмурен, другой — в видоискателе.
Потом смотрю — что-то знакомое. А, больница! Узнал. В 95-м ночевал в ней однажды. Вот, мы ее взяли.
Короткая передышка. Смотрю — на стене надпись: «Добро пожаловать в Ад!» Это нам. Знакомо. А вот что-то новенькое. Зеленой краской. Под арабскую вязь стилизовано. «В раю под сенью сабель». Поэтично. И две сабли — скрещенные и кривые. Это они про себя.
Передышка была недолгой. В таких делах останавливаться вообще нельзя.
