Двое из ларца - Болучевский Владимир

— За победу.

— За нашу…

Они выпили и закусили бутербродами с холодной вареной телятиной.

— Гурский, — Волков отодвинул от себя пластиковый стакан, — я тебя давно спросить хочу: вот ты барин по жизни, страшно ленивый, акрофобия у тебя, этого ты не ешь, того не пьешь, бабу тебе подавай непременно с тонкими пальцами, иначе у тебя на нее не встанет, ничего тебе не хочется. Так?

— Все не так. Каждый пункт обсуждается.

— Это — детали, неважно. А в принципе?

— Ничего себе «детали»… Да вся жизнь из деталей, они-то как раз и важны. Впрочем, вопроса не слышу.

— А вопрос таков: «Какого хрена ты каждый раз соглашаешься вписываться в мои заморочки?» Это ж головная боль сплошная. Ну, то, что я тебя прошу, мне это надо, это понятно. Но ведь ты несильно и отказываешься. И еще чему-то радуешься при этом, цирк устраиваешь.

— Такой вот вопрос?

— Да.

— Не понимаешь?

— Н-ну… любопытно, как ты сформулируешь.

— Наливай.

Волков налил в стаканчики водку.

— Но пасаран?

— Син дуда… — пожал плечами Гурский.

Они выпили и закусили.

— Ты спрашиваешь, — Александр смел рукой со стола хлебные крошки на ладонь и ссыпал их в тарелку, — в чем мой интерес?

— Да. — Петр вставил морской нож в ножны и убрал его в карман куртки.

— Отвечу тебе притчей.

— Давай.

— Ты комара видел?

— Ну, допустим, скажу «да».

— А хер, извиняюсь, у него видел?

— Скажу «нет».

— Но ведь он же у него есть… Как считаешь?

— Изящно, — кивнул Волков. — Пошли, там регистрация заканчивается.

— Момент, — Гурский достал из кармана пуховика прозрачную пластиковую флягу, перелил в нее оставшуюся в бутылке водку и протянул Петру. — Долей, пожалуйста, соком.

— Каким?

— Лучше бы лимонным, но если нет — грейпфрутовым.

У стойки регистрации Волков раскрыл бумажник и протянул Гурскому русские деньги.

— На, возьми. Где ты менять-то в дороге будешь? Грабанут еще.

— Да не надо, потом разберемся.

— Бери, Бюро оплачивает, я с Дедом согласовал. Считай, что ты на работе. Билеты и счет из гостиницы не выбрасывай.

— Не буду так считать. — Гурский взял деньги. — Я ни на кого не работаю. Я следую «срединному пути».

— Барышня, вот смотрите, — раскатав черную шерстяную шапочку, закрывшую все его лицо, кроме глаз, обратился он к девушке, одетой в форму Аэрофлота, которая стояла за регистрационной стойкой. — Похоже, что я на работе?

— Похоже, что сегодня у вас выходной, — уловив запах спиртного, улыбнулась она. — И проходите скорей, самолет без вас улетит. Бомба у вас с собой?

— Да, — кивнул Александр. — В ручной клади.

— Хорошо. А то в багаж нельзя. Прощайтесь… — посмотрела она на Петра.

— Ну что? — Гурский повернулся к Волкову лицом, закрытым раскатанной ниже подбородка черной шапочкой спецназа. — Полетел я потихонечку…

— Пока.

— Давай.

— Да, Саша! — окликнул Петр.

— Что? — обернулся Адашев.

— Постарайся не подохнуть, как собака.

— Так для того, чтобы попасть в рай, Петя, — глухо, сквозь ткань шлема, произнес Гурский, — как раз сдохнуть-то сначала и необходимо. Прости за назидание. А во-вторых, от пенделока и слышу.

— Спасибо за внимание, — кивнул он девушке у стойки и прошел на посадку.

Глава 16

Проводив Гурского на край света, Волков сел в автомобиль, выехал на Московское шоссе и не спеша поехал в сторону города.

«Ну хорошо, — думал он, — сегодня у нас четверг. Сутки туда, если чистое время считать, без часовых поясов, сутки обратно. День, ну два — на то, на се. В начале следующей недели Сашка и привезет эту трубку. Посмотрим, что там в ней такого. Возможно, все сразу ясно и станет. И вообще… „А был ли мальчик?“ Может, старик и правда просто сбрендил.

Есть, конечно, в рассуждениях Гурского свои резоны, не слишком-то, по нынешним временам, и навороченные, но какие-либо версии на них строить рановато.

Евгений Борисыч.

Ирина Аркадьевна.

Брат ее — Виктор.

О первом вообще пока ничего не известно, кроме того, что крутится он на антиквариате, лавку свою имеет в Голландии и дружен был с покойным Аркадием Соломоновичем Гольдбергом. Возможны гешефты, конфликты? Весьма возможны. Но и только.

Ирина. Убивается по батюшке как-то не очень выразительно. И что? Это что, дает нам право заподозрить ее в целенаправленном злодействе? Странно было бы наблюдать, как нормальная, молодая, неглупая женщина, многое наверняка успевшая повидать, рвет на себе одежду, от невыносимой горечи утраты царапает до крови щеки и посыпает голову золой. Где она золу-то возьмет, в пепельнице?

Виктор Аркадьевич. Бизнесмен. Крутит какие-то дела. Могли на него наехать, украв отца за выкуп? Обязательно могли. Кто? И кто его крышует? Вопрос. Вот, по крайней мере, хоть один вопрос, который на сегодняшний день конкретно стоит и за который, в силу его эрегированности, ухватиться можно. И дернуть. Глядишь, кто и вскрикнет. А на голос уже и стрельнуть можно. Попадем не попадем — главное шумнуть, чтобы забегали. На бегу думать трудно. А нам легко. Мы в засаде».

Волков взял сотовый телефон и набрал номер.

В квартире покойного Гольдберга трубку никто не снимал. Петр взглянул на часы.

«Ладно, — решил он, — завтра».

Глава 17

На следующий день Петр Волков проснулся, как обычно, в восемь утра. Еще лежа в постели, он привычно прокрутил в уме список дел, которые были запланированы на сегодня. Потом разделил их на «важные» и «важные, но не сильно».

Вторые сразу вычеркнул.

Первых набралось не так много, но мысленно он и их сократил втрое и перенес на завтра. Никогда не следует делать сегодня того, что можно сделать завтра. Ибо, по нашей теперешней жизни, мало того что сегодняшние проблемы завтра окажутся пустяками, недостойными внимания, но и тех причин, что породили эти самые проблемы, завтра может уже просто не существовать в природе.

Мучается, к примеру, гражданин вопросом — как лучше вернуть кредитору долг, который занимал в баксах месяц назад, если сегодня у него в наличии только рубли? Отдать по курсу в долларах или поменять? А если поменять, то сегодня или завтра? Может, доллар все-таки упадет? Откладывает решение этого вопроса, а завтра, глядишь, кредитора кто-то уже и грохнул.

Кому-то там, на Западе, может, и не понять такого подхода к делу, а для нас — будни. Эпоха перемен.

Торопиться не надо.

И вообще, живем как в поезде: проснулся, выглянул в окно — средняя полоса России; на следующий день выглянул — глядишь, а уже Китай.

Петр не спеша поднялся и пошел в ванную.

Полчаса спустя, чисто выбритый и пахнущий хорошим одеколоном, он сидел на кухне, прихлебывал кофе и, просматривая купленную вчера газету, поглядывал на часы.

Наконец стрелки, образовав идеально прямой угол, сигнализировали ему о том, что наступило девять утра и, следовательно, настало время, когда его телефонный звонок, вне зависимости от правил, заведенных в доме телефонируемого, не может быть расценен как хамство телефонирующего.

Петр снял трубку и набрал номер.

— Алло… — ответил ему сонный женский голос, незамедлительно вызвавший непрошенные ассоциации с теплыми мятыми простынями и припухшими со сна губами.

— Доброе утро, Ирина Аркадьевна, не разбудил?

— Разбудили, конечно…

— Это Волков вас беспокоит.

— А я узнала, Петр Сергеич… — на том конце провода сладко потянулись. — Что это вы так рано?

— Не быть мне богатым. А еще говорят, кто рано встает, тому, дескать…

— И вы верите?

— Верю. Вот один мальчик проснулся однажды рано-рано, пошел в булочную, чтобы сестренке к завтраку свежих бубликов купить, и нашел, пока все остальные спали, полный кошелек денег.

— Назидательно. Но не однозначно.

— Это как?

— А вы не задумывались над тем обстоятельством, что тот, кто этот кошелек потерял, встал еще раньше?