Красная Шапочка, черные чулочки - Васина Нина Степановна

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73

– О чем ты? – не понял Гамлет.

– Ты меня позоришь этой тряпкой.

Гамлет растерянно посмотрел на Ёрика, потом – на удивленного Прикуса.

– Генерал хочет сказать, – осторожно предположил Ёрик, – что ты не вывешивал эту реликвию после брачной ночи с его дочерью. Извините, что в таком контексте я позволил себе потревожить память вашей дочери…

– Смотри-ка! – Генерал встал. – Жиденок вырос и изрядно поумнел.

Я, босиком, неслышно метнулась от двери кабинета по коридору в спальню.

И не видела, как Гамлет снял герб с ковра.

Ночью – роды, а к обеду Тили уже встала. Она пришла в кухню и ела из горшочка приготовленное мною масло, намазывая его на гренки, которые готовил у плиты Микарий.

– У тебя достаточно молока? – спросила я.

– Заливаюсь, – кивнула Тили, а бабушка Рута в ней погрозила пальцем: – Не ходи босиком в кухне, здесь на полу плитка – ноги застудишь.

– Молока полно, – заметил Кубрик, отщипывающий от четвертинки черного хлеба маленькие кусочки и торжественно закладывающий их в рот щепоткой. – А если пропадет – проживем. Две козы покрыты, слава богу! – Он перекрестился той же щепоткой, после чего опять принялся выковыривать из хлеба мякиш. А ты, девочка, должна попробовать моего сыра. – Он достал из-за пазухи тряпицу, уложил ее на столе и развернул.

Я долго разглядывала небольшой желтоватый кружок, слегка подтекающий сывороткой. Потом даже понюхала его. После чего сказала:

– Спасибо большое, но я не люблю соленый сыр.

Теперь понятно, что за странный запах исходит от старика. Сыры, конечно, должны выдерживаться в тепле, но я впервые видела человека, который дозревает их у себя на теле.

– А как ты определила, что он соленый? – прищурился Кубрик.

– По запаху.

Микарий с лопаточкой заинтересованно подошел поближе и осмотрел меня с надеждой и радостью. Такой взгляд мне не очень понравился.

– Ты любишь готовить еду? – Он ткнул в меня лопаточкой.

– У тебя гренка подгорает, – вздохнула я. – Не то чтобы люблю – так, умею немножко…

– Может быть, ты тогда вместо пирожков с яблоками сделаешь мои любимые гренки? – подалась через стол Тили.

Я посмотрела на блюдо, куда Микарий приносил поджаренный черный хлеб.

– И греческий салат?! – почти простонала Тили мечтательно.

– А что, есть свежий майонез? – понурила я голову и еле слышно объяснила: – Тебе теперь нужно все самое свежее… Не любишь просто жареный хлеб?

– Не люблю! – замотала головой Тили.

– Любишь кусочки булки, намоченные в сладком молоке и поджаренные на сливочном масле… – Я совсем сникла.

– Ура, – шепотом сказал Микарий и снял с себя фартук. – Я пошел!

– В кувшине на полу за холодильником стоит парное молоко, – поучаствовал в их радости и Кубрик.

– Да ты настоящая волшебница! – продолжала веселиться Тили. – Откуда ты знаешь о булке в сладком молоке?!

– С этого начался мой интерес к кухне и еде. Я очень люблю поджаренную на сливочном масле булку с молоком, а мама… С пятого раза у меня все получилось. Дальше пошло легко. Теперь я точно знаю, что ты – моя бабушка.

– Наконец-то! – стукнула по столу ладонью Тили. – Может быть, теперь ты меня обнимешь?!

– Мне никто этого не говорил, не давал пробовать. Я думала, что это – моя выдумка, потому что… Ни разу не встречала человека, который любит поджаренную… на сливочном масле… булку с молоком. – Обнявшись с Тили, я решила не стесняться и поплакать в свое удовольствие. Вчерашняя истерика – не в счет. Тогда я просто испугалась и даже не помню – плакала или кричала всухую.

Тили расцеловала мои мокрые щеки.

– Ты не обидишься, – шепотом спросила она, – если я твои любимые сладкие гренки буду есть вот с этим восхитительным селедочным маслом?..

Что тут объяснять? Какие еще нужны доказательства? Я сдалась. Да, мы – одной крови, это совершенно точно.

– Я возьму половину, – наблюдая, как Кубрик стал заворачивать сыр в тряпку, предупредила я.

Он застыл с открытым ртом. И не закрывал его, отслеживая все мои движения, пока я отламывала половину сыра.

– А как же?.. – Он жалобным взглядом проводил мои руки с сыром. – На предмет того самого… Солености?

– Это не мне. Это Тили на греческий салат. Разомну, добавлю майонез, чеснок и изюм. Здесь есть изюм?

Кубрик поспешно завернул в тряпку оставшуюся половину своего сыра и засунул его в расстегнутый ворот. Потом посмотрел на меня долгим осуждающим взглядом и быстро ушел.

– Что это за плита? – вздохнула я, осматривая место работы. – Как она зажигается?

– Газ или дрова, – подошла Тили, достала изюм и обняла меня за плечи. – Эти три конфорки – на газу, а вот эта нагревается дровами. Крышку можно снять, если нужен открытый огонь. Курицу, например, опалить.

Разговаривая, я разминала вилкой в салатнике сыр и попробовала его на вкус. Сыр был совсем свежий, нежный и жирный.

– Нефила! – мечтательно прошептала бабушка Рутейла. – Какое счастье, что ты приехала! Как же я люблю поесть!

Тогда же в кухне я увидела на подоконнике тетради ученицы четвертого класса А. Воськиной. С математикой у А. Воськиной было так себе – между тройкой и четверкой. А вот с русским языком – сплошной кошмар. Учительница, не придумавшая для такой работы оценку, просто написала в конце изложения: «Сплошной кошмар! Задание на лето! По диктанту в неделю!»

– Авоська ты, Авоська!.. – поприветствовала я забежавшую на запах моих гренок Агелену.

– Тебе легко – у тебя мама учительница!

– Значит, у тебя должны быть одни пятерки по биологии.

– Ничего подобного, – отмахнулась Агелена. – Мы пока еще прошли только растения. И по способам размножения зонтичных у нас с учителем разногласия.

Кстати, о размножении…

– Если ты родила моего отца в семнадцать лет, – проговорила я, не поворачиваясь к Тили и изображая тщательную слежку за гренками, – значит, ты забеременела в шестнадцать?

– Неправильно. – По голосу я поняла, что Тили улыбается. – Я забеременела в семнадцать и родила в семнадцать! Такое случается.

– И не такое случается! – заявила Авоська.

Она жует и разговаривает с полным ртом. Спросить, что она имела в виду, или подождать, пока все проглотит?..

– Случается, что ребенок рождается, когда папа еще учится в школе! – закончила свою мысль Авоська.

– Чей папа? – резко развернулась я.

– Твой, например… – стушевалась Авоська, испуганно посмотрев на Тили.

Я тоже посмотрела на Тили. Я подумала, что теперь-то уж подзатыльника Авоське не миновать, но, к моему удивлению, Тили смотрела на меня – удивленно и растерянно.

– Ты не знала, что твоему отцу было семнадцать, когда ты родилась? – спросила она.

– Мне не разрешено копаться в документах!

– Твоя мать должна была сказать, – вздохнула Тили.

– Зачем? – Меня трясло, а гренки все равно получались в меру поджаренными. С этими гренками есть большая проблема – они быстро подгорают, оставляя серединку булки мокрой, поэтому требуется много масла и повышенное внимание.

– Как это – зачем? – Тили встала и нервно прошлась по кухне. – Как это – зачем?! Твоя мать должна была сказать о возрасте отца и как они поженились в силу необходимости!

– Какой еще необходимости? Они что, не любили друг друга? – Одна гренка бледновата, нужно ее переместить на середину сковороды. Отличная сковорода, дно тяжелое, ничего не пригорает…

Тили переплела пальцы на руках и сцепила эту плетенку так сильно, что выступающие костяшки побелели.

– По закону, – сказала она тихим и спокойным голосом, – разрешено жениться с восемнадцати лет. Не говоря уже о том, что твой отец… короче, он еще не кончил школу, когда твоя мама уже ушла в декрет. Таким образом, требовалось согласие на брак родителей со стороны жениха, то есть мое согласие.

– Твоя мама была его учительницей истории! – Авоська не выдержала натянутой до предела струны напряжения и решила эту струну как следует дернуть. Клок!..

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73