Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
На витраже справа был изображен Иисус, восстающий из гробницы, а Мария Магдалина в красном платье (железо или, может быть, растертые частицы золота) протягивает ему пурпурное облачение (диоксид марганца) и ломоть желтого хлеба (хлорид серебра).
Я знала, что эти соли смешивают с песком и пеплом от болотного тростника, полученную пасту обжигают в раскаленной печи и затем охлаждают до получения желаемого цвета.
На центральном витраже царил наш святой Танкред, тело которого в этот самый момент покоилось где-то под нашими ногами в крипте. С этой точки зрения он стоит в открытых дверях церкви, протягивая руки навстречу прихожанам в приветственном жесте. У святого Танкреда приятное лицо — лицо человека, которого вы бы с удовольствием пригласили в воскресный день полистать выпуски «Иллюстристрованных лондонских новостей» или даже «Сельской жизни», и, поскольку мы придерживаемся одинаковых убеждений, я люблю представлять, что, пока он спит вечным сном внизу, он питает особенно нежные чувства к нам всем из Букшоу.
Когда мои мысли вернулись к настоящему, я осознала, что викарий молится за человека, тело которого я нашла в огороде.
— Он был чужаком среди нас, — произнес он. — Необязательно знать его имя…
Вот это новость для инспектора Хьюитта, подумала я.
— …чтобы мы попросили Господа проявить милосердие к его душе и даровать ему мир.
Так, значит, все уже знают! Миссис Мюллет, я полагаю, не теряла времени даром, торопясь вчера поделиться новостью с викарием. Сомневаюсь, чтобы он узнал об этом от полиции.
Внезапно раздался глухой стук захлопнувшейся подставки для колен, и я подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как мисс Маунтджой пробирается боком мимо церковных скамей и спасается бегством через боковой неф в трансепт.
— Меня тошнит, — прошептала я Офелии, и она позволила мне проскользнуть мимо нее и глазом не моргнув. Фели испытывает особенное отвращение к рвоте на своих туфлях, полезная особенность, которой я время от времени пользуюсь.
Снаружи на меня набросился ветер, колыхавший ветки тисов на церковном дворе и нагонявший зыбь на нескошенную траву. Я заметила, как мисс Маунтджой скрылась между покрытыми мхом надгробиями, направляясь к потрескавшейся, заросшей травой покойницкой.
Что ее так расстроило? Какой-то миг я собиралась побежать за ней, но потом мне пришла в голову идея получше: река делала петлю вокруг Святого Танкреда таким образом, что церковь располагалась в прямом смысле слова на острове, и за минувшие столетия текущая вода пробила себе дорогу сквозь древнюю узкую тропинку позади покойницкой. Если мисс Маунтджой хочет вернуться домой другой дорогой, ей остается только снять туфли и пойти по ныне затопленной водой, выложенной из камней дорожке, которая когда-то служила мостом через реку.
Было очевидно, что она хочет побыть одна.
Я присоединилась к отцу, когда он обменивался рукопожатием с Кэноном Ричардсоном. Из-за убийства мы, де Люсы, приобрели чрезвычайную популярность среди жителей деревни, и они в своих лучших воскресных нарядах выстроились в очередь поговорить с нами или хотя бы просто прикоснуться к нам, словно мы талисманы удачи. Каждый хотел перекинуться хотя бы словом, но никто не хотел сказать ничего существенного.
— Ужасное происшествие у вас, в Букшоу, — говорили они отцу, Фели или мне.
— Кошмарное, — отвечали мы и пожимали руки и потом ждали подхода следующего просителя. Только когда мы удовлетворили весь приход, нам позволили уйти домой на ланч.
Когда мы шли через парк, дверь знакомой синей машины открылась и инспектор Хьюитт двинулся навстречу нам по гравию. Привыкнув к тому, что полицейские расследования, как правило, по воскресеньям не проводятся, я немного удивилась при виде его. Он приветствовал отца коротким кивком и прикоснулся к полям шляпы, здороваясь с Фели, Даффи и со мной.
— Полковник де Люс, на пару слов… Наедине, если можно.
Я внимательно посмотрела на отца, опасаясь, что он снова потеряет сознание, но, если не брать в расчет руку, стиснувшую трость, он не подал виду, что удивлен. Он, наверное, подумала я, даже готовился к этому моменту.
Доггер тем временем тихо улизнул в дом: может быть, чтобы переменить жесткие старомодные воротничок и манжеты на удобную одежду для сада.
Отец глянул на нас, будто мы стадо надоедливых гусей.
— Пойдемте в мой кабинет, — сказал он инспектору, повернулся и ушел прочь.
Даффи и Фели стояли и смотрели куда-то вдаль, они имеют привычку так себя вести, когда не знают, что сказать. На миг я решила было нарушить молчание, но по некотором размышлении решила этого не делать и с небрежным видом ушла, насвистывая тему Гарри Лайна из кинофильма «Третий мужчина». [28]
Поскольку было воскресенье, я решила, что стоит пойти в сад и посмотреть на место, где лежало тело. Это будет действо в стиле викторианских изображений вдов под вуалью, склонявшихся возложить букетик умилительных анютиных глазок — обычно в стеклянной вазочке — на могилу почившего мужа или матери. Но эта мысль навела на меня тоску, и я решила опустить театральную часть.
Без мертвеца грядка с огурцами выглядела странно неинтересной — не более чем клочок зелени с кое-где сломанными стеблями и чем-то, подозрительно напоминавшим след от каблука. В траве я видела вдавленные следы там, где острые ножки тяжелого штатива сержанта Вулмера вдавились в торф.
Из рассказов частного детектива Филиппа Оделла по радио я знала, что, когда случается неожиданная смерть, должно быть произведено вскрытие, и я не могла не думать, заполучил ли уже доктор Дарби тело, как он говорил инспектору Хьюитту, «на стол». Но опять этот вопрос я не осмеливалась задать, во всяком случае не сейчас.
Я посмотрела на окно своей спальни. В нем отражались так близко, что я почти могла коснуться их, пухлые белые облака, плавающие в море синего неба.
Так близко! Конечно же! Грядка с огурцами прямо под моим окном!
Почему же тогда я ничего не слышала? Все знают, что убийство человека требует приложения некоторого количества механической энергии. Я забыла точную формулу, хотя знала, что такая есть. Сила, приложенная в коротком промежутке времени (например, пуля), производит много шума, в то время как сила, приложенная в более длинном промежутке, может вообще не производить шума.
О чем это мне говорит? О том, что, если на незнакомца неожиданно набросились, это произошло где-то в другом месте, где-то за пределами слышимости. Если на него напали там, где я его нашла, убийца использовал тихий способ: тихий и медленный, поскольку, когда я нашла жертву, она была еще жива, пусть едва.
«Vale», — произнес умирающий. Но почему он прощался со мной? Это же слово прокричал мистер Твайнинг, перед тем как прыгнуть с крыши, но есть ли между ними связь? Человек из огурцов пытался связать свою смерть со смертью мистера Твайнинга? Присутствовал ли он там, когда старик покончил с собой? Был ли он замешан?
Мне надо было подумать — и подумать без помех. Каретный сарай отпадал, поскольку я теперь знала, что в трудные времена я могу наткнуться там на отца, сидящего в «фантоме» Харриет. Оставалась Причуда.
В южной части Букшоу, на искусственном острове посреди искусственного озера, находилась искусственная развалина, в тени которой располагался маленький греческий храм из покрытого лишаем мрамора. Давно заброшенный и заросший крапивой, когда-то он был одним из достопримечательностей Англии: маленький купол на четырех удивительно изящных колоннах, которые вполне могли бы служить опорой на Парнасе. Бесчисленные де Люсы XVIII века возили к Фолли гостей на празднично украшенных цветами баркасах, и там они наслаждались холодной дичью и выпечкой, наблюдая за лебедями, скользящими по зеркальной воде, и глядя сквозь монокли на актера-отшельника, потягивавшегося и зевавшего у входа в свою увитую плющом пещеру.
Остров, озеро и Причуда были спроектированы Умелым Брауном [29](хотя этот факт не раз ставился под сомнение на страницах «Заметок и вопросов», которые отец жадно читал, но только в тех случаях, когда речь шла о филателии), и в библиотеке Букшоу до сих пор хранилась красная кожаная папка с набором оригинальных эскизов, подписанных архитектором. Это вдохновляло отца на остроту: «Пусть эти мудрецы живут в своей собственной причуде».
