Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
«Не может быть…» Ева судорожно сжала руки, медленный и сонный голос Калины долетал словно издалека.
— Вы можете не трогать оружие, никто вас не просит. — Калина сделала паузу, глядя в глаза Коту. — Встаньте и посмотрите на оружие. Если вы его не опознаете, так и запишем в протоколе.
Кот еще почти минуту сидел, чуть приоткрыв рот, потом покрутил головой, усмехнувшись, и встал. За окном громко просигналила машина, унылый музыкальный мотив. «Не слышны в саду…» и еще раз — «Не слышны в саду…» — шорохи отрезали. Кот опять помотал головой, словно задумавшись, и пошел к столу. До стола было три шага. Кот подошел близко, продолжая улыбаться, склонился над пистолетом, а смотрел в лицо следователя Калины. Калина смотрела на его руки. Тогда Кот повернул голову и посмотрел в лицо Евы. Ева усмехнулась ему, закрыв глаза на секунду. Привстала, ласковым движением протянула руки, словно хотела погладить Кота. Она обхватила его голову, сильно и быстро, Кот еще улыбался, но уже протягивал руки к «беретте». Со стула у окна вскочил Гнатюк, резко откинулась на спинку своего стула Калина. Приоткрыв рот, она хорошо рассмотрела, как Ева быстрым и точным движением чуть притянула голову Кота к себе и резко пригнула ее вниз. Тонкий и длинный штык красноармейца вошел в глаз Коту. Кот попробовал упереться руками в стол, почти в сантиметре от «берет-ты», ему это удалось, ему удалось даже отдернуть голову с торчащей изо лба нелепой длинной бронзовой фигуркой, но уже почти мертвому. Он крутанулся вокруг себя и упал на пол, не издав ни звука.
Ева села. Калина продолжала смотреть перед собой, откинувшись на спинку стула. Гнатюк достал платок и вытирал лоб. Подполковник смотрел поверх круглых стеклышек очков на лежащего Кота.
— Ну у вас и реакция! — восторженно сказал охранник. — Не успел он протянуть руки, а вы уже… это самое… — закончил он неуверенно, потому что на него уставились все.
Ева справилась с чудовищным напряжением в руках и смогла наконец ими двигать. Она взяла «беретту», посмотрела ее обойму.
Подполковник встал, подошел к Коту, потрогал его шею, выпрямился, постоял немного в задумчивости и вышел из кабинета.
— Что же это у вас, Татьяна Дмитриевна, вещественное доказательство с полной обоймой! Ай-яй-яй, Татьяна Дмитриевна, с вашим-то опытом, знанием жизни и системы. Как же вы так опростоволосились? — Ева говорила с трудом, тяжело дыша. — Он бы нас всех перестрелял и сбежал бы, чего доброго, а? Или не всех, Татьяна Дмитриевна? Всех — или не всех, а? Калина молчала, глядя перед собой.
— Вы, Ева Николаевна, опять убили подсудимого на допросе, и у вас истерика, — сказал Гнатюк. — А насчет обоймы разберемся.
— Не слышны в саду даже шорохи, да? Все! Все здесь замерло… до утра!.. — В кабинет вбежали люди, но Ева их не различала. — Там у вас пиликает машинка для Кота под окном! Татьяна Дмитриевна, пора! — Она отбивалась, ее уводили силой.
Еву почти внесли в тот самый кабинет, где полчаса назад она была тщательно обыскана. В кабинете была кушетка, покрытая прозрачной и скользкой клеенкой, на нее Еву и положили. Как это ни странно, но возле Евы сидела одна из обыскивающих ее женщин. Женщина неумело откупоривала пузырек с нашатырем, руки ее тряслись. Смочив ватку, она протянула руку к Еве. Ева отмахнулась. Тогда женщина сама понюхала, закрыв глаза.
— Говорят, — она слегка задыхалась, но явно получила удовольствие, — что вы продемонстрировали чудеса реакции и всех спасли! А чем вы его… убили? Вы сломали ему шею?
— Нет. Вы не нашли у меня одну вещь. Я ее запрятала в самое укромное место. — Ева поманила пальцем женщину и прошептала ей на ухо что-то такое странное, что женщина сначала вытаращив глаза смотрела перед собой, а потом быстро и ярко залилась краской. — А теперь, голубушка, позовите ко мне психолога. Пожалуйста.
Далила пришла с магнитофоном. Магнитофон был маленький и не требовал микрофона, Далила села на кушетку рядом и положила его, направив черной решеткой к Еве.
— Дело было так. — Ева легла поудобней, руки закинула за голову. — Тщательно проведенный перед допросом обыск насторожил меня и… напугал, да, напугал. Поэтому во время допроса мною была проявлена необычайная бдительность. Результатом этой бдительности стало наблюдение странного поведения следователя Калины, которая в ходе допроса выложила перед обвиняемым, якобы для опознания, пистолет типа «беретты», старого образца, с полной обоймой, то есть категорически заряженный. Ее навязчивые предложения обвиняемому приблизиться к вышеназванному оружию заставили меня внутренне сгруппироваться и подготовиться. Поэтому, когда он протянул руки к пистолету, я всадила ему в глаз штык, что и послужило причиной его мгновенной смерти. Все.
— Ева Николаевна, — Далила растерянно смотрела на Еву, — где вы взяли штык?
— Это не мой штык, это штык общественный, он принадлежит герою гражданской войны, отлитому в виде бронзовой скульптуры. Штык находился там же, на столе следователя Калины, за плечом этого самого красноармейца… Я надеюсь, у тебя все хорошо записывается? — Ева кивнула на магнитофон. — Ты должна хорошо подготовиться и ничего не пропустить, тебе придется тщательно описать нашу беседу и много раз прокручивать эту пленку перед компетентными лицами. Я думаю, что сказанного вполне достаточно, чтобы продемонстрировать мою необычайную бдительность и хорошую реакцию, как следствие этой бдительности. Но чтобы ты не почувствовала себя уж совсем обделенной, я могу подкинуть тебе некоторые неорганизованные мысли. Для какого-нибудь диагноза, например. Мне категорически неприятна мелодия «Подмосковных вечеров». Я ее ненавижу, особенно когда милая смотрит искоса и при этом низко наклоняет голову! Меня это возмущает. Поэтому особое обострение моей бдительности произошло в момент звучания этого напева посредством автомобильного клаксона за окнами управления. У меня есть одна навязчивая идея. Она не доказана. Мне кажется, что убиенный мною преступник узнал ее, что это знак, ему поданный, что он должен был перестрелять, кого надо, в кабинете и уехать на машине, которая сигналит таким идиотским напевом.
