Поезд для Анны Карениной - Васина Нина Степановна

– У меня есть одна мысль, – задумчиво сказала Ева, вытирая руки и направляясь к телефону.

– Два мужика лучше! – крикнула Далила из кухни. Она разбивала ампулы с лекарством и набирала шприц.

Во Владивостоке шел дождь. Дима сказал, что это не дождь, а тропический ливень. Хрустов смотрел в окно: по стеклу стекали струи воды, ему вспомнилась мокрая стамбульская зима, сильный дождь, он – в машине едет по городу за двумя женщинами и прослушивает их, и вдруг – на грани воображения и реальности – темные тяжелые волосы прохладным крылом по щеке и губам. А ведь она в его квартире не распускала волосы. Они были стянуты. Назад, он это точно помнит.

– Женщину вспомнил? – спросил Дима. Он видел лицо Хрустова в зеркале, пока завязывал галстук.

– Я не люблю дождь.

– И я не люблю. Я люблю жару и открытое пространство. Ну что, готов?

– Какие-нибудь конкретные указания будут? – поинтересовался Хрустов, запирая дверь номера.

Просто будь рядом.

В районном отделении милиции Западного округа Москвы полтора десятка футбольных фанатов сидели на скамейках, на полу, плевались, ругались матом и иногда вдруг начинали дружно и громко петь. Один наряд выехал снимать самоубийцу, который стоял на крыше шестнадца-тиэтажки и ждал чего-то. Другой – на звонок о стрельбе по джипу, в котором теперь «лежат трое мужиков, кажись мертвые». Майора Карпелова полчаса искал дежурный, а Карпелова не было. Дежурный передал сообщение оперуполномоченному Январю, но за эти полчаса забыл, как женщина назвалась. То ли ананас, то ли арбуз. Но на букву «а» – это точно.

Январь выдернул Карпелова из разграбленного среди бела дня продовольственного магазина. Народ спокойно и чинно, без суеты и криков, нагребал продовольствие в тележки, проходил мимо пустых касс и выезжал с тележками на тротуар, разбредаясь в разные стороны. Карпелов в оцепенении некоторое время смотрел на серьезных и озабоченных людей, больше всего его поразило, что народ не просто набрасывал в тележки все, что попадется, а выбирал каждого продукта по две-три упаковки и совершенно не спешил. Цены на упаковках были в «у, е.». Магазин оцепили, из подсобки вытащили два десятка перевязанных и залепленных скотчем кассиров, грузчиков, буфетчиц из отдела «кафе-бар», двух охранников, крикливого худого главного бухгалтера и молчаливого толстого директора. На вопрос Карпелова, кто их всех связал, один из охранников пожал плечами, осмотрел плененный штат, который он должен был охранять, и уверенно произнес: «Люди!»

В этом интересном месте Карпелова утащил с собой Январь. В машине возбужденный опер в двух словах объяснил, куда они едут. Карпелов выслушал, провел у себя по ежику на голове туда-сюда ладонью и сказал: «Не понял».

– Ну включитесь, нам позвонила женщина, которая из журнала, ну! Ева...

– Николаевна, – тут же сказал Карпелов, – а мужик в ванне живой?

– Не знаю. Его надо вытащить из этой ванны и узнать, как он туда попал.

Через пятнадцать минут Карпелов осматривал квартиру Далилы Мисявичус. Осмотрел дверной замок, полы в коридоре, окна, а потом ему надоело изображать опытного сыщика, он пошел в ванную. Миша Январь к этому времени справился с удивлением, которое его охватило, когда он увидел голого худого мужика со странно общипанными волосами на голове и на лице в области бороды. Мужик лежал в ванне с закрытыми глазами, хрипел при каждом вздохе и трясся.

– Жив, – сказал Карпелов, подхватил обмякшее тяжелое тело под мышки, как недавно пыталась сделать Ева, кивнул Январю, и они вытащили дистрофика в коридор на расстеленное на полу одеяло.

Заматывая дрожащего и хрипящего мужика, Карпелов ощутил смутное беспокойство, но оно сменилось странным затишьем у него в груди, когда Ева, помогая, приблизилась к нему лицом.

– Лежи, болезный, – пробормотал Карпелов, укладывая кокон на диване. Мужик чуть-чуть приоткрыл один глаз, и глаз этот посмотрел в майора напряженно и испуганно. – Ну, девочки, времени нет, давайте по фактам пробежимся. Когда последний раз были в квартире?

– Я уже вспоминала, – задумалась Далила, – недели две назад... Двадцать дней, может, тому.

– Одна живете?

– С сыном.

– Сегодня на кухне что-нибудь готовили? – Карпелов прошел на кухню, достал мусорное ведро и понюхал его.

– Нет, – Далила покачала головой, – я только пришла, а тут воняет... Этот чай не мой, – она показала на открытый пакетик чая, – я такой не пью.

– Ключи в коридоре?

– Не мои. То есть они подходят к двери, но это не мои.

– Майор, – позвал из комнаты Январь. – Приборчик включен. – Он показывал на компьютер.

– Ах свинья! – завелась Далила, нажимая клавиши.

– Кем работаете? – Карпелов просматривал бумаги на столе.

– Психоаналитик. Нет, вы только посмотрите, он копался в моих файлах!

– Я не понял, вы людей лечите?

– Нет.

– Значит, это не псих, который вам слишком много наболтал, а потом пожалел и залез в ваши записи. Что тогда?

– Я не знаю. Моя диссертация, слава богу, цела. Но он ее открывал!

– Психологические проблемы адаптации умственно отсталых детей... – прочел с экрана Карпелов. – Да. Проблемка. Ева... Николаевна, – он опять словно спотыкнулся перед отчеством, – а вам этот человек не знаком?

Ева покачала головой, задумавшись. Потом решительно сказала «нет».

– А где его одежда? Какие-нибудь вещи?

– Одежду мы разрезали и выбросили, а вот это точно не мое. – Далила протягивала Карпелову грязную газету, скомканный носовой платок, крестик на бечевке.

– Объявления в газету давали? – поинтересовался майор, Ева заинтересованно придвинулась к нему и встала на цыпочки, заглядывая через плечо.

– Нет. Хотя постойте. Я действительно дала объявление о няне. Я хотела нанять няню двойняшкам, – обратилась она к Еве.

– Это ваш телефон? – Карпелов зажал ногтем мелко набранный номер в обведенном карандашом объявлении.

– Мой! – обрадовалась неизвестно чему Далила.

– Все поняли или объяснить? Человек вычислил ваш адрес по номеру телефона, проверил квартиру, узнал, что она пустая, и пробрался в нее. Январь, возьми на всякий случай его пальцы, вдруг в розыске. – В этом месте Карпелов оглянулся и внимательно посмотрел в близкое притягательное лицо под челкой темных волос. Ева ответила ему открытым спокойным взглядом. Похоже, она действительно не знает этого болезного, подумал про себя Карпелов и продолжил:

– Здесь он заболел и изгадил вашу постель. Нам пора.

– Как это пора, как это – вычислил мой адрес?! Что мне с ним делать? – Далила вцепилась в рукав пиджака Карпелова. – Его надо лечить, он болен! У меня ребенок, я не могу этим заниматься.

– Вот тут я вам не помощник. Позвоните в местное отделение милиции, они приедут, составят протокол, ключики, кстати, на станочке подрабатывались, покажите им, установят личность и заберут этого бездомного! Хотя, по-моему, ему надо вызвать «скорую». Так что, если чего, звоните! Куда-нибудь чего-нибудь перетащить – всегда пожалуйста. Январь, уходим!

– Спасибо тебе, – сказала Ева в дверях. Карпелов и Январь повернулись одновременно. – И тебе. – Ева смотрела в глаза Январю и смеялась.

Будь осторожна, – попрощался Карпелов. Январь промолчал.

Дима Куницын встретился с Ириной Акимовной на выставке цветов. Она стояла, задумавшись, у крошечного дерева в тарелке. Дима подошел потихоньку и еще некоторое время ходил следом незамеченный. Она оглянулась, вздрогнула и показала жестом идти за ней.

Они прошли мимо стоек с семенами и луковицами, потом по длинному коридору мимо подсобных помещений. Узкий, огороженный со всех сторон двор имел один выход на улицу – запертые ворота.

– Ну вот что, – начала Ирина решительно, а Дима нагнулся и прикоснулся очень осторожно губами к ее губам. – Не мешайте мне говорить. – Она осталась совершенно бесстрастна. – Я не понимаю вашего поведения, а когда я чего-то не понимаю, я пытаюсь объяснить это. Вы молоды, красивы, имеете, вероятно, неплохой доход. – Тут она провела рукой, призывая в свидетели строгий дорогой костюм Димы. Дима еще раз наклонился и прижался недвижными губами к ее рту. – Подождите же! Я старше вас, я совершенно не имею самостоятельных средств, взять с меня нечего, у меня взрослая дочь, которая скоро станет матерью. Как понимать эту вашу демонстрацию чувств?!