Двое из ларца - Болучевский Владимир

Петя, дурдом летающий, точно. Ну скажи, вот ты можешь себе вообразить целый табор польских цыган, который у нас с Камчатки в Красноярск аэропланом кочует?

— Легко.

— Короче, решил я, на всякий случай, бдеть. Тем более что две дозаправки, в Хабаровске и в Красноярске. Из самолета выходить, то-се… Но он, похоже, так и пребывает в уверенности, что настоящую привез. Поэтому сразу исчез куда-то. Мало ли кто меня встречает, всякое может случиться. — Гурский отхлебнул коньяку. — Ну, а здесь у тебя как?

— Как… — Волков вкратце изложил события последней недели, обрисовав тем самым ситуацию.

— Так что, Саня, если эта трубка нам ничего не даст, — резюмировал он, — считай, приплыли. Суши весла.

— А я никуда и не отчаливал, — Адашев-Гурский сделал еще глоток и закурил новую сигарету. — Я трубку привез? Привез. А об другом, барин, разговора не было. Напущу полную ванну, чтобы с пушистой пеной, потом надену халат, вызвоню Татьяну и неделю на улицу выходить не буду.

— Ну, дело твое…

— А мы что, к тебе едем? — Александр взглянул в окно.

— К Ирине. Ты уж извини, но не могу я ее без присмотра оставлять. Я ж говорю, в нее стреляли. И пока я не разберусь, что к чему… Она, между прочим, деньги платит. И вообще.

— А вот это вот «вообще» — как?

— Что как?

— Ну-у… это самое.

— Да иди ты.

— Сам дурак.

Джип остановился во дворе. Гурский, забрав с заднего сиденья сумку, побрел за Петром к парадной.

— У тебя уже и ключи свои? — Александр приподнял бровь, глядя, как Волков отпирает дверь квартиры.

— И тапочки, — Петр пропустил Гурского вперед. — Проходи давай. Ира, это мы!

— Здравствуйте, — Ирина вышла в переднюю и протянула Александру руку. — Устали? Вон какие тени под глазами. Забирайтесь под душ, сами разберетесь, где что, а я пока что-нибудь перекусить…

— Минуточку, Ира, — остановил ее Гурский, доставая трубку. — Взгляните уж сразу, ваша?

— Ирина взяла трубку в руки.

— Да.

— Точно?

— Ну конечно, папина.

— Вот и хорошо, — Адашев снимал куртку. — А душ — это бы здорово. Там, в сумке, — пакеты. Петр, прокомандирствуй. Только бидон осторожнее, не переворачивай, я крышку подвязал, но…

Пока Гурский отмокал под душем, а Ирина хлопотала на кухне, Волков сел в кабинете покойного Гольдберга за письменный стол, включил настольную лампу и, разглядев трубку со всех сторон, осторожно отсоединил мундштук.

Металлический стержень, отфильтровывающий табачную крошку, в нем отсутствовал. Петр развернул чубук и поднес его поближе к свету. В глубине, в образовавшемся на месте вынутого фильтра пространстве что-то белело.

— Ира! — позвал он.

— Да? — вошла в кабинет Ирина.

— Слушай, у тебя пинцетика нет? Такого тоненького…

— Сейчас.

Она принесла пинцет, и Петр очень аккуратно вынул из чубука маленький бумажный комочек. Отложил пинцет и бережно расправил клочок бумаги, в котором угадывался обрывок входного билета, по всей вероятности того самого, который старик купил в кассе выставки восковых фигур. Тщательно разровнял его и прочел: «41 нибелунги числа 10, 33, 22».

— Ну? — взглянул он на Ирину. — И что он этим, ты думаешь, хотел сказать? Что это за сорок один нибелунг?

— Нет, — в раздумьи сказала она. — Это не сорок один нибелунг. Это… сейчас, подожди.

Подошла к стеллажу, где на полках рядами стояли тома «Брокгауза и Ефрона», и повела пальцем по корешкам.

— Вот, сорок первый том, Нибелунги.

— Ну-ка, ну-ка… — Петр вынул из плотного ряда абсолютно одинаковых книг ту, на которую указала Ирина, попытался перелистать и чуть не выронил на пол черную компьютерную дискету.

— Та-ак… — он подхватил дискету и, положив ее на стол, на всякий случай тщательно просмотрел том. Больше в нем ничего не было.

— Ну-ка, давай-ка посмотрим… — он включил компьютер, вставил дискету и стал ждать, пока тот загрузится.

— Ну и как? — вошел в кабинет Гурский.

— А вот что в ней было, — кивнул Волков на записку.

— В трубке?

— Ну да. Сорок первый том Брокгаузена… А в нем дискета.

На экране монитора развернулся ярко-желтый фон, на котором возникла рамочка с текстом: «Введите пароль».

— Ну вот, приехали… — откинулся на спинку стула Петр. — Ладно, давай попробуем. Какие там числа?

— 10, 33, 22.

Волков впечатал в оставленное для пароля окошко цифры и нажал на клавишу ввода. Экран моргнул и вернул надпись: «Введите пароль».

— Та-ак… Ну? — Петр обернулся к присутствующим. — Какие будут идеи?

— Поужинать, — высказался Гурский.

— Да, на самом деле, — согласилась Ирина и вернулась на кухню.

— Ну хорошо, — Волков выщелкнул дискету, положил ее вместе с запиской в ящик стола и выключил компьютер. — Тут уже шарады начинаются, это, Гурский, больше по твоей части. А ты некормленый. Я же вижу, об чем думаешь, вместо того, чтобы об деле…

— А об чем?

— Ладно, пойдем, все у нас припасено. Мы ж тебя ждали. Мы же, чекисты, не звери.

Они вошли в просторную кухню и сели к столу, на котором, помимо прочего, благоухали на большой плоской тарелке старого фарфора тонко нарезанные балык и теша подкопченного кижуча, а в изящной, но весьма вместительной серебряной вазочке лоснилась уложенная горкой, отливающая золотистым янтарем жировая дальневосточная икра. Рядом стояла водка, перелитая Ириной из бутылки в хрустальный графин, который, томясь в холодильнике, успел запотеть.

— Господи, — сказал Гурский, — просто Новый год какой-то. Или день рождения.

— А у меня и есть день рождения, — грустно улыбнулась Ирина и взглянула на мерно покачивающие маятником настенные часы. — Уже полтора часа как.

— Да? Минутку… — Гурский вышел в переднюю, порылся в сумке и вернулся, неся в руках небольшую, вырезанную из темного дерева фигурку какого-то пузатенького, заразительно смеющегося божка. — Это Пеликен. Он на Камчатке вроде нашего домовичка. Здоровье хозяев охраняет, приносит удачу, а если его вот так по пузику гладить, по часовой стрелке, приумножает материальный достаток. Это будет ваш талисман. С днем рождения!

— Спасибо… — Ирина взяла Пеликена, стала разглядывать и погладила пальцем его круглый животик.

— Не так, Ира, я же показывал, по часовой стрелке вокруг пупка.

— Да Бог с ним, с достатком.

— Ну, не скажите.

— За тебя, Ириша. С днем рождения! — поднял рюмку Волков.

— За вас! — присоединился Гурский.

— Спасибо, — Ирина чокнулась с каждым по очереди.

После ужина было решено, что время уже позднее и Гурскому разумнее остаться ночевать, благо есть где: комната, в которой располагалась во время своих приездов Ирина, пустовала; сама хозяйка дома спала на родительской постели; Петру, «как он есть недремно находящийся при исполнении служебного долга», постелили на диване в гостиной.

Все (а в особенности Гурский) согласились с тем, что утро вечера мудренее, и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись спать.

Глава 46

Рано утром, выйдя из спальни в наброшенном поверх ночной рубашки длинном халате, Ирина прошла мимо-спящего на диване Волкова и увидела свет настольной лампы в кабинете отца. Заглянула туда. Возле книжных полок стоял Адашев-Гурский и листал какой-то толстый словарь.

— Что это вы так рано? — сонно удивилась она. — Доброе утро.

— Доброе утро, — обернулся Гурский. — Да у меня с этими часовыми поясами — девять часов туда, девять сюда… Я там день, с ночью путал, а теперь вот здесь. Ира, а вас еще какие-нибудь словари есть?

— А что вы ищете?

— Слово одно привязалось и, знаете, как бывает, сидит как заноза. И главное, кажется, вот-вот, сейчас вспомню, крутится где-то здесь, а никак… — Гурский поставил словарь на место, подошел к письменному столу.

— Посмотрите по полкам, здесь у отца все вперемешку. Поищите.

— А он что, религиозен был? — Александр взял со стола Библию небольшого формата, обратив внимание на торчащие из нее закладки.