Проклятье фараона - Питерс Элизабет

– Черта с два, профессор! Но я вас не виню: сам бы никого не стал ждать! Итак – с чего начнем?

Опущу археологические детали, любезный читатель; скажу лишь, что стену в конце концов пробили и первым в пролом заглянул – правильно! – Эмерсон. Мы с Вандергельтом, вытянув шеи и затаив дыхание, ждали профессорского приговора.

Эмерсон вздохнул.

– Что?! – не выдержала я. – Что там? Тупик? Пустой саркофаг? Да не томи же, Эмерсон! Мой муж без единого слова шагнул вбок. Еще один тоннель уходил в бездонные недра скалы. Он был наполовину забит мусором – не известняком, как первый коридор, а глыбами обрушившегося потолка вперемешку с позолоченными щепками от саркофагов и полуистлевшими останками мумий.

– Да... – вздохнул американец. – На усыпальницу не похоже...

Эмерсон качнул седой от пыли головой.

– Думаю, склеп использовали для других захоронений. Представляете, сколько нужно будет перетаскать и перебрать мусора?

– Так за работу! – воскликнул Вандергельт.

Глянув на него, Эмерсон не удержался от ехидной улыбки. Адская жара пещеры за каких-нибудь пятнадцать минут превратила светского франта в субъекта оригинальной, мягко говоря, наружности, которого не пустили бы на порог самого захудалого лондонского отеля. Слипшаяся от серого месива борода, короста на лбу и щеках... зато в глазах – море энтузиазма!

– Угу, – фыркнул мои муж. – За работу.

Вандергельт сбросил пиджак и закатал рукава.

IV

Солнце давно перевалило зенит и двинулось на запад. В ожидании неутомимых кладоискателей мм с Мэри очень мило поболтали о том о сем. Девушка на удивление стойко противилась моим тактичным расспросам об избраннике: все твердила, что никогда не выйдет замуж, и неважно, мол, кому отдано ее сердце. Я бы своего добилась, если бы наш женский тет-а-тет не нарушили два всклокоченных, взмокших оборванца.

– Уф-ф! – Вандергельт рухнул прямо на землю. – Прошу прощения у дам. Общаться с прекрасным полом в таком обличье...

– А что обличье? – возразила я. – Сразу видно – настоящий археолог. Вот, выпейте чаю, передохните. Как успехи?

– Извините... – пролепетала Мэри, с видимой неохотой поднимаясь на ноги. – Мне пора...

Карл тотчас подскочил:

– Позволите проводить мисс Мэри, герр профессор? Одну ее отпускать опасно...

– Вы мне нужны, фон Борк, – рассеянно отозвался герр профессор.

– Я провожу! – О'Коннелл одарил соперника торжествующей улыбкой. – Надеюсь, я не пропущу то, о чем шла речь вчера вечером?

– А о чем шла речь вчера вечером? – обернулся ко мне Эмерсон.

– Ну как же, – понизив голос, забормотал О'Коннелл, – сообщение... Последняя улика... Доказательство...

– Ах, доказательство! Так бы и говорили, а то какие-то идиотские недомолвки... Репортерский инстинкт, что ли? Все вы одинаковы, только и знаете, что шпионить да наушничать. Завтра, О'Коннелл, завтра. Отправляйтесь. Иди-ка сюда, Амелия. – Эмерсон отвел меня в сторонку. – Пибоди, ты тоже должна вернуться в Баскервиль-холл.

– Зачем?

– Мы катастрофически быстро движемся к развязке. Милвертон... тьфу! Баскервиль все еще в опасности. Присматривай за ним. Да, и разнеси по всему дому весть о курьере с решающей уликой.

Я воинственно скрестила руки на груди:

– Ты собираешься посвятить меня в свои планы, Эмерсон, или нет?!

– Как? Неужели ты сама не догадалась?

– Нормальному человеку не уследить за теми смертельными виражами интеллекта, которые заменяют мужчинам логику! – отчеканила я. – Ваш приказ будет исполнен, сэр, но только потому, что он совпадает с моими собственными планами.

– Огромное спасибо. – Эмерсон изобразил поклон.

– Всегда пожалуйста.

Мэри с репортером укатили в коляске мистера Вандергельта. Я их легко опередила, проскочив плато по горной тропинке. От удобнейшего и давно привычного пути через окно пришлось отказаться в пользу официального. Иначе как бы я сообщила всему дому о своем возвращении?

Во внутреннем дворике меня неожиданно тепло приветствовала хозяйка:

– О, дорогая миссис Эмерсон! Закончен еще один трудовой день? Поздравляю. Есть новости?

– Из области археологии. Вряд ли они вас заинтересуют.

– Когда-то интересовали... – вздохнула леди Баскервиль. – Я делила с Генри его радости и разочарования. А теперь горечь утраты окрасила все в черные тона. Можно ли винить меня за это?

– Никто и не винит. Будем надеяться, что краски снова заиграют. Вряд ли мистер Вандергельт расстанется с Египтом и археологией, и вас, естественно, ждут такие же радости и разочарования.

– Да-да, конечно.

– Что в Луксоре? Без проблем?

Вдовью печаль как рукой сняло:

– О да, все формальности улажены. Представьте, мне даже удалось выбрать кое-что вполне приличное... для этого захолустья, конечно. Не хотите взглянуть? Похвастаться обновками – это такое удовольствие для женщины!

Я уж было открыла рот, чтобы отказаться, но вовремя прикусила язык. Внезапному радушию леди Баскервиль должны быть причины. Какие?

Одну из них я, кажется, отгадала с порога спальни мадам. Пустые и еще не открытые коробки, оберточная бумага, платья, блузки, шляпки превратили апартаменты в модный магазин. Я и не заметила, как принялась перебирать одну вещь за другой.

– А где Атия?

– Вы разве не знаете? – небрежно бросила леди Баскервиль. – Сбежала, паршивка. Прелестная блузочка, правда? Цвет немного...

Еще одна жертва?! Не дослушав, вся во власти дурных предчувствий, я оборвала ахинею про расшитое манто:

– Во что бы то ни стало нужно ее разыскать! Вдруг ей грозит опасность?

– Кому? Господи! Атие? – Леди Баскервиль расхохоталась. – Вы не заметили ее слабости? Эта несчастная все деньги тратила на опиум и сейчас наверняка валяется в каком-нибудь луксорском притоне. Да бог с ней! Несколько дней обойдусь и без горничной, а потом... Какое счастье! Меня ждет цивилизованный мир, где нет проблем с честной прислугой!

– Очень надеюсь, что ждет.

– Все зависит от Рэдклиффа! Он должен вернуть мне свободу. Он ведь обещал сегодня ответить на все вопросы, правда? Сайрус... и я тоже, конечно... Мы с Сайрусом не бросим вас здесь, пока опасность не миновала!

– До завтра вытерпите? – сухо поинтересовалась я. – Долгожданный курьер Эмерсона задерживается.

– Сегодня, завтра – какая разница! – Леди Баскервиль беззаботно передернула плечиками. – Главное, скоро. А вот и свадебная шляпка. Ваше мнение, миссис Эмерсон?

Она продемонстрировала громадное соломенное блюдо, полное розовых цветочков и сиреневых ленточек, пришпилила его поверх макушки двумя золотыми булавками, покрутилась передо мной. Не дождавшись восторженной оценки, леди Баскервиль залилась румянцем.

– По-вашему, для вдовы это слишком легкомысленный головной убор? Не заменить ли ленты на траурные и не покрасить ли цветы чернилами?

Вопросы остались без ответа, и лицо леди Баскервиль окрасилось в багровые тона, идеально гармонирующие с ленточками. Не сказав больше ни слова, я удалилась.

И вовремя: в ворота Баскервиль-холла въезжала коляска Вандергельта. Первый вопрос Мэри был о матери.

– Я еще не успела ее проведать, задержалась у леди Баскервиль. Давайте вместе заглянем к Артуру, а потом навестим вашу родительницу.

В спальне юного Баскервиля мы были встречены сияющей сиделкой.

– Сознание возвращается! – счастливым шепотом сообщила она. – Мадам, это чудо! Как велика сила молитвы!

Как велика сила куриного бульона, подумала я, но вслух возражать не стала. К чему? Христианские заблуждения наивны, но совершенно безвредны.

Артур, бедняжка, был бледен до синевы (силы куриного бульона не безграничны), но на губах его блуждала улыбка.

– Мэри, дитя мое, поговорите с ним. Вдруг очнется?

Девушка склонилась над кроватью, взяла исхудалую руку, окликнула дрожащим от нежности голосом...

Золотистые ресницы затрепетали, вспорхнули. Артур повернул голову.