Похождения соломенной вдовы - Куликова Галина Михайловна

– До папы мы еще дойдем, – пообещала я свирепым тоном. – Меня интересуют ваши паспортные данные.

– Стасов Иван Евгеньевич, – смущенно сказал «бульдог» и жалко добавил: – Очень приятно.

– Иван Евгеньевич, а почему вы не пригласили на ужин Катерину, ведь, как вы выразились в прошлый раз, она все-таки старшая из нас двоих?

– Ну... по моим наблюдениям... В общем, мне показалось, что именно за тобой, Лерочка, всегда остается последнее слово.

– Если честно, я удивлена, что вы проявили настойчивость. Неужели в прошлый раз вас не испугали выстрелы? – спросила я с любопытством. – Ведь вам едва-едва удалось уйти живым. Надеюсь, теперь за вами никто не охотится? А то, боюсь, нам всем не сносить головы.

Я сказала это специально, чтобы испортить настроение любопытному шоферу. И добилась-таки своего: его настроение мгновенно изменилось. Он снова стал глядеть в зеркальце, только я его теперь интересовала меньше всего.

– Ну, что, за нами никто не гонится? – совершенно серьезно спросила я минуты через три.

– Вон вишневый «Москвич» не отстает, – пожаловался шофер, забыв о своих улыбочках. – И вообще, предупреждать надо.

– А если бы мы предупредили, вы бы нас повезли?

– Конечно, нет!

– Вот поэтому мы промолчали, – важно сказала я.

Наш автомобиль полетел по улице с такой скоростью, будто ему уже начали стрелять по колесам. Так что до «Трех медведей» мы домчались в один присест. Иван Евгеньевич был сама любезность – помог мне выйти из машины и повел по ступенькам в полуподвальчик, где разместился трактир. Он поддерживал меня под локоток и смешно топотал рядом, заглядывая мне в лицо с глупым подобострастием. Я не захотела заострять на этом внимание. И только когда официант принял заказ, решила заговорить о том, что свело нас сегодня вместе.

– Итак, Иван Евгеньевич, вы претендуете на высокое звание отца, тогда как должны были бы знать, что мы с Катериной родились в законном браке и...

– Я знаю, знаю, – отмахнулся он, дергая узел галстука, словно тот страшно досаждал ему. – Но дело, видишь ли, в том, что Леня не был вашим отцом. Ты должна знать, Лерочка... Вы обе с Катериной должны знать, что ваш биологический отец – это я. Мы с твоей мамой...

– Минутку, – сказала я, жадно выпив стакан лимонада, – вы ведь с моей мамой примерно одного возраста.

– Да, мы ровесники. Твоя мама, Лерочка, была удивительной женщиной! – Иван Евгеньевич закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– И у нее с вами была интрижка, вы это хотите сказать?

– Интрижка? Я не стал бы употреблять это слово. Но если ты настаиваешь, то да. Интрижка. Надеюсь, это вас с сестрой не разочарует. Дети обычно стараются не знать о грехах родителей и часто делают вид, что...

– Какой вид? – взъерепенилась я. – Если бы у мамы была с вами такая связь, в результате которой появились дети, то есть мы, она никогда не стала бы внушать нам мысль об идеальности своего брака!

– И тем не менее это правда. Я готов даже пройти тест на отцовство.

Я видела, что он искренен, и это только разжигало во мне злобу.

– Но она позволила мне выйти замуж за Берингова! Да что там позволила? Она вынудила меня! Причем мотивировала свой выбор тем, что ее брак со старым мужчиной был идеальным, безупречным!

– Лерочка, я понимаю, что ты чувствуешь...

Он многозначительно замолчал, и тут явился официант с нашим заказом. Я принялась ожесточенно тыкать вилкой во все, что лежало на тарелке, пытаясь справиться с разыгравшимися чувствами.

– Но мы совершенно на вас не похожи! – аргументировала я в конце концов свое сомнение. – Ни я, ни Катерина.

– Но на Леню вы не похожи тем более, – живо возразил Иван Евгеньевич. – А я в молодости был красивым парнем. Может быть, сейчас, глядя на меня, в это трудно поверить. Но у меня была трудная жизнь, полная лишений и нравственных переживаний. Они наложили свой отпечаток на мое лицо.

– Почему же тогда мама не вышла замуж за вас? – ехидно спросила я. – Если вы так любили друг друга?

– Как почему? – Иван Евгеньевич даже опешил. – Она хотела славы, а я ей ее дать не мог. Я тогда еще ничего не добился.

– А теперь?

Иван Евгеньевич хихикнул и сказал:

– Ценю твое чувство юмора. Я и теперь ничего не добился, это правда. Поэтому сегодня можно с уверенностью сказать, что твоя мама в свое время сделала правильный выбор.

– Да знаете ли вы... – задохнулась я, вспомнив не то испанца, не то португальца, из-за которого все вокруг считали меня безнравственной. Этого бы не было, не попадись я на удочку неравного брака!

– Можешь говорить мне «ты», – разрешил Иван Евгеньевич, уничтожая исходившую соком отбивную. – Надеюсь, завтра ты обработаешь Катерину и мы познакомимся с ней поближе.

– Обработаю? Она что, клоп? – рассердилась я. Мне никак не хотелось признавать в этом довольно подозрительном субъекте своего биологического родителя. Надо же, настроение испортил. И везет же мне! Не хватало неприятностей с подменой мужа, как тут еще появился новый папаша.

Я закрыла глаза и подумала: «Господи, хоть бы он испарился». Однако Иван Евгеньевич сделал лучше – он умер. Когда я открыла глаза, то увидела, что он лежит лицом в блюде, как никогда не сделал бы взрослый и трезвый мужчина. Привстав, я заметила, что у него с обратной стороны шеи зияет аккуратная дырка. Я отпрянула.

Адреналин ударил мне в голову и едва не снес ее. Глаза выпучились, и я, хватая разинутым ртом воздух, принялась оглядываться по сторонам в поисках официанта, в поисках кого-нибудь, кто мог бы помочь. Однако взгляд мой наткнулся на какого-то старика с короткой седой бородой и красивыми блестящими усами, который стоял в проходе и расплачивался по счету. Вот он протянул руку и положил карточку с деньгами на скатерть. Потом плавным движением засунул бумажник во внутренний карман пиджака. Рука у него была молодая и гладкая. А затем он облизал нижнюю губу языком – туда и обратно.

Вместо того чтобы вопить и звать на помощь, я дрожащей рукой положила возле тарелки несколько крупных купюр, чтобы никто не стал требовать денег у трупа. Стараясь не привлекать к себе внимания, чтобы меня, не дай господи, не остановили, я выскользнула из-за столика и пошла к выходу, глядя в спину удалявшемуся старику. Тот шагал бодро и молодцевато. Схватив в гардеробе свое пальто, он, не оборачиваясь, пошел к выходу, надевая его на ходу. Не похоже на чинного господина, которого он тут разыгрывает!

Я тоже потребовала пальто, да побыстрее. На лестнице старик, внушивший мне подозрения, обернулся и увидел, что я бегу за ним. Тогда он прибавил ходу и помчался вверх, перепрыгивая через две ступеньки. Что ж, одышкой он явно не страдал. Потому что, когда я выбралась на улицу, был уже достаточно далеко. Ноги его мелькали с невероятной скоростью. Нет, на этот раз ему не удастся уйти! Я сделала глубокий вдох и понеслась следом, намотав ремешок сумочки на руку. Старик подбежал к припаркованной неподалеку машине и попытался обежать ее спереди, но, обернувшись, понял, что не успеет сесть за руль и заблокировать дверцы, потому что я была совсем рядом. Тогда он снова бросился бежать.

Теперь мы неслись по тротуару, виляя между прохожими, которые шарахались в разные стороны. В последний раз я так бегала, кажется, только в детстве, когда за мной бросилась недружелюбно настроенная овчарка. Какой-то мужчина попытался схватить меня на бегу. Он выскочил из толпы мне навстречу и растопырил руки. Я размахнулась сумочкой и, когда он приготовился парировать удар, съездила ему коленом в пах. Он не ожидал от меня такого коварства и согнулся пополам. Мне было достаточно этой пары секунд, чтобы снова броситься в погоню за убийцей и даже нарастить темп.

Через некоторое время позади раздался топот. Еще один незнакомец! Я сделала вращение с широким махом ногой. Парень присел, пропустив мой сапог над головой. Встав в боксерскую стойку, я несколько раз подпрыгнула. Он усмехнулся. Я сделала обманный мах и, растопырив два пальца, ткнула ему в глаза. Он отшатнулся и потерял равновесие. Обернувшись, я увидела, что убийца чешет вдоль по улице, только лопатки сверкают. Нет, я не могу дать ему уйти! Дыхание мое восстановилось, поэтому я с новой энергией бросилась в погоню. Он был прыток, но меня гнало вперед праведное негодование. Расстояние между нами медленно, но верно сокращалось.