Королевы бандитов - Шрофф Парини
Карем, стоявший по другую сторону прилавка, вздохнул, плечи у него поникли, и Гите пришлось расстаться с затаенной надеждой на то, что она ошибается.
– Нет, не все это время, Гита, клянусь. Я видел его только один раз в Кохре, около года назад. Я приехал к Бада-Бхаю, а у него там поднялась суета – он созвал всех своих людей, потому что Лакха… ты помнишь ту женщину-рабари у него в доме? – Гита кивнула – она бы не забыла служанку, которую хозяйка дома отхлестала по щекам на кухне у Бада-Бхая. – Ну вот, она с сыном куда-то пропала. Когда мы искали ее по всему дому, я и увидел Рамеша.
Это объясняло мгновенно возникшую открытую ненависть Бандита к нему – они встречались раньше.
– Она сказала, почему сбежала с сыном? – спросила Гита.
Вопрос Карема удивил, но он охотно ответил, радуясь тому, что Гита немного оттаяла:
– Лакха? Жена Бада-Бхая ее третировала. И она не сбежала, а просто спряталась. Гита, послушай… Я даже не разговаривал тогда с Рамешем, просто заметил его в доме, и Бада-Бхай сказал, что он слепой. Потом Рамеш ушел неизвестно куда – у Бада-Бхая строгое правило, согласно которому все его подручные должны держать язык за зубами. Клянусь, это было задолго до того, как мы с тобой…
Гита покачала головой:
– Клянись сколько хочешь, но ты и сам знаешь, что должен был сказать мне о Рамеше. Иначе тебе не понадобилось бы клясться.
Карем тяжело вздохнул, но покивал в знак согласия. Гита заметила, что он снова носит серьгу в ухе.
– Что ж, так будет справедливо – не верь мне. Не верь, пока я снова этого не заслужу. Но и Рамешу тоже не верь, хорошо? Потому что он доверия не заслуживает и не заслужит.
Ни Карем, ни все остальные – даже Салони – кое о чем не догадывались, по мнению Гиты. Они не догадывались, что Гита вовсе не из тех брошенных жен, которых муж-подлец может обманом заставить себя простить. Она просто поджидала удачного момента, чтобы сделать свой ход в этой игре. И если пока что она вела себя с Рамешем вполне цивилизованно, то лишь потому, что восхищалась его полным отказом от алкоголя.
– Я ему не верю, – ответила она Карему. – Но вряд ли Рамеш может причинить мне вред. Он же слепой.
– Это даже как-то оскорбительно – с таким пренебрежением отзываться о слепом человеке…
Гита вскинула взгляд на Карема:
– Ты еще не настолько заслужил доверие, чтобы переходить к шуткам.
– Прости, – сказал Карем со смиренным, как у наказанного Бандита, видом. – Просто хочу, чтобы мы по-прежнему были друзьями.
– Я тоже. Только мне нужно какое-то время, чтобы во всем разобраться.
– Например, в том, что ты чувствуешь к Рамешу?
– Нет, – быстро сказала Гита. – Но мне нужно быть осторожной. Я не могу выгнать его законным способом, а в деревне ему к тому же все сочувствуют.
Карем пожал плечами:
– Не все.
– Большинство. Он слепой, Карем. Сам же понимаешь, что положение у него хуже некуда.
– Он давно ослеп, Гита. Но вернулся только сейчас. Почему?
Вопрос был вполне резонный, думала Гита на обратном пути. Поэтому, придя домой, она достала из-под груды своих припасов в углу бутылку чистого рома – ту самую, что по просьбе Салони принес ей Карем, – и поставила ее рядом с жестяной банкой листового чая, который Рамеш заваривал каждое утро. Чем тест отличается от западни? Есть ли между ними разница? Возможно, все зависит от того, какой ожидается результат.
На всякий случай – пусть это и было перебором – Гита еще передвинула мебель и расставила разные предметы посреди комнаты, а потом наблюдала, как Рамеш спотыкается то о кресло, то о ведро, попадавшиеся ему на пути. Он шел с уверенностью человека, который выучил маршрут и не ожидает подвоха, так что всякий раз, когда он врезался во что-нибудь, Гиту охватывал стыд. Но окончательно она прониклась чувством глубокого отвращения к себе, когда вечером Рамеш обратился к ней поверх миски с картофельным карри:
– Я никогда не надеялся, что ты сразу поверишь мне, Гита. И ты, безусловно, имеешь право на месть, так что можешь сколько угодно выставлять у меня на пути стулья и ведра. Я это заслужил. Но провоцировать-то меня зачем?
– Провоцировать?..
– Я нашел бутылку. Как ты и рассчитывала. – О… я…
Он неверно понял смысл ее теста-западни, но Гита все равно возликовала. – Погоди, а как ты ее увидел? – спохватилась она. – Ты же…
Рамеш постучал пальцем по носу, и Гита разочарованно выдохнула:
– Ох…
– Так зачем ты это сделала?
– Не знаю, что я пыталась доказать… Возможно, что ты не изменился.
– Я сказал, что больше не пью, но это не значит, что я не испытываю тяги к спиртному. Дурные привычки неистребимы. Я стараюсь держаться подальше от искушений, поскольку знаю свою слабость. Поэтому ты поступила… – Рамеш покачал головой, – жестоко.
– Ты прав.
– Понимаю, ты злишься на меня. И злость не пройдет только от того, что я изменился. Я столько лет причинял тебе боль… – Глаза с расфокусированным взглядом наполнились слезами. – Иногда я даже рад, что ослеп, потому что все равно не смог бы взглянуть тебе в лицо. Я трус, да?
– Нет, что ты…
– Я пришел сюда возместить ущерб. Но ты, кажется, не готова.
И правда, хорошо ли она с ним поступила?.. Гиту охватило смятение, от стыда засосало под ложечкой. Она не хотела жить с этим человеком, но нельзя же так обходиться с ним, нельзя снова превращать его в монстра, которым он был.
– Я… я выброшу бутылку. Я поступила неправильно.
– Спасибо, но это уже не обязательно. Завтра я ухожу.
Его слова прозвучали печально, безо всяких претензий к ней, скорее с самоосуждением – и это было настолько удивительно, что Гита, вместо того чтобы вздохнуть наконец с облегчением, радуясь обретенной свободе, словно со стороны услышала собственный вопрос:
– Почему?
– Гита, я не могу рисковать своей трезвостью, находясь рядом с тем, кто хочет, чтобы я сорвался.
– Я не…
Он вскинул руку:
– Я слепой, Гита. Пусть я оглохну и онемею, но снова начать пить мне никак нельзя. Трезвость для меня всё. Без нее я ничто.
– Прости меня.
Он одарил ее печальной улыбкой:
– Я не обижен, просто немного разочарован. Мне наконец-то удалось понять, какой ты прекрасный человек, я начал ценить тебя как личность. Эта неделя, которую я провел с тобой, была потрясающей. Она заставила меня поверить в то, о чем многие говорят: когда бросаешь пить, все встает на свои места.
– А я чуть было все не испортила…
Гита не решалась на него взглянуть. Это был знаменательный день: впервые она оказалась более гнусным человеком, чем Рамеш. Люди меняются, она это знала, люди растут над собой. Она сама изменилась, и Салони тоже. Раскрыть объятия Рамешу она не могла, но и обойтись с ним так же подло, как когда-то он обошелся с ней, было нельзя.
– Я этого не говорил.
– Тебе и не нужно это говорить. Я покусилась на самое дорогое для тебя. И ради чего? Чтобы убедить саму себя, что ты остался прежним. Наверное, мне очень хотелось так думать, ведь тогда не пришлось бы решать, простить тебя или нет, а я всегда была уверена, что мне не придется делать такой выбор.
– Так не делай. Но прощение – это дар, который каждый преподносит самому себе. Поэтому я прощаю тебя за твою маленькую пакость, независимо от того, попросишь ты у меня прощения или нет.
Несмотря на последние слова, в воздухе между ними как будто бы повис незаданный вопрос. Гита прекрасно поняла, что сейчас сказал Рамеш, но ее реакция была бездумной, автоматической, сработавшей на уровне рефлексов. У Гиты сама собой вырвалась заученная реплика, появившаяся некогда как способ самосохранения, забытая в годы жизни на свободе и полыхнувшая в памяти вновь:
– Ты был прав, я не права, прошу у тебя прощения.
26
Женщины злились и судачили. Кредитный инспектор должен был подъехать через пару часов, а им все еще не хватало двухсот рупий. Точнее, не хватало Гиты и ее двухсот рупий. Остальные четыре участницы этой группы заемщиц уже собрались в доме Салони, как всегда по вторникам, перед общим сходом, чтобы потом вскладчину выплатить проценты.
Похожие книги на "Королевы бандитов", Шрофф Парини
Шрофф Парини читать все книги автора по порядку
Шрофф Парини - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.