Немного героина для невесты Казановы - Волкова Екатерина

Дел было, как всегда, очень много. Встречи с клиентами, работа над следующим номером, чтение гранок и рекламных предложений. Все, что обычно возлагалось на целый отдел, в «Русском эросе» выполняла одна Марина. Потому что она это делала лучше и быстрее целого отдела.

Марина чуть не забыла забрать машину из автосервиса и записаться к парикмахеру.

В четверг утром, когда подошло время визита в парикмахерскую, Марина, сидя у себя в кабинете, пила первую чашку кофе и пролистывала свежие газеты, И вдруг как будто часовой механизм сработал у нее внутри и взорвалась маленькая радостная бомбочка: «Пора делать прическу!»

Марина поставила чашку, решительно отодвинула газеты и с каким-то детским восторгом, чуть ли не вприпрыжку отправилась в салон на Мясницкую.

Ей всегда нравились запахи парикмахерских. Ароматы каких-то неведомых лечебных шампуней и масок в бутылочках без этикеток, резкие запахи красок для волос и жидкости для снятия лака с ногтей.

Так же пахли и мягкие, осторожные руки мастера, которого Марина старалась посещать не реже раза в месяц. Обычно он просто приводил в порядок отросшие за месяц волосы, и занимала эта процедура не более двадцати минут.

Сегодня Марина провела в кресле часа два. Ее голову массировали, волосы завивали и укладывали, пока прическа не стала произведением искусства.

— Надеюсь увидеть сегодня работу моих рук во время вечерней телетрансляции, — подмигнул Марине пожилой парикмахер, когда она расплатилась в кассе и вернулась за своим кейсом.

В кейсе, между прочим, лежала незаконченная работа, которую завтра нужно было сдать в верстку.

Но сегодня Марина работать уже не будет. Она все равно не сможет сосредоточиться и вдобавок будет выглядеть усталой. Дорогая редакция могла бы и разгрузить ее на сегодня, если даже парикмахер знает и сочувствует Марине. Как-никак, ее участие в конкурсе — прекрасная реклама журналу.

Вернувшись из парикмахерской, Марина уже не могла ни сидеть, ни лежать. Ее била дрожь нетерпения. «Как ждет любовник молодой…» — вспомнила она строчку из классика.

Хотя до выхода оставалось четыре часа, она начала собираться. Приняла теплый душ. Надела новое шелковое белье, осторожно натянула тонкие колготки, скользнула ступнями в замшевые туфли и прошлась по комнате.

Туфли, несмотря на каблук, были очень мягкие и удобные. В них можно легко преодолеть крутые ступеньки, если вдруг — мало ли что — ее пригласят на сцену.

Затем Марина села перед зеркалом. Она явно выглядела свежее и моложе, чем в те времена, когда училась в институте, недосыпала из-за ранних лекций и поздних застолий, ела что придется. Все-таки она молодец, приятно посмотреть. Макияж сегодня можно сделать поярче.

Осталось надеть новое платье. Когда Марина, изловчившись, застегнула все пуговки (девушка из магазина была в чем-то права), она встала перед зеркалом в полный рост и замерла.

Платье облегало и подчеркивало достоинства ее стройной молодой фигуры. Каштановые волосы пушистым облаком обрамляли чистый лоб и высокие скулы. Затененные карие глаза источали мягкий глубокий свет. Яркие, четко очерченные губы улыбались.

Эта красавица из зеркала была едва знакома Марине. Ощущение новизны сделало настроение праздничным. С праздником в сердце Марина вышла из дома, села в свой «жигуленок» и направилась в сторону центра.

Церемония должна была проходить в концертном зале «Россия», который у Марины всегда почему-то ассоциировался с именем «Филипп Киркоров» и с конкурсами на звание «Мисс Москва». Она никогда раньше не была здесь.

Сначала Марина долго искала, где бы припарковать машину, пока наконец не втиснула ее с большим трудом между двумя мерседесами. Потом не могла понять, какой именно подъезд ей нужен. Везде толпились люди, и Марина попадала то в ресторан, то в гостиницу. Везде ей приветливо улыбались и провожали восхищенными взглядами. Наконец она выбрала подъезд, у которого был наибольший ажиотаж.

Сжимая белое картонное приглашение в руке, Марина пробралась к распахнутым дверям и протиснулась в фойе.

Народу было море. Мужчины в смокингах сопровождали дам в вечерних платьях, подавали им руки на ступеньках. Некоторые пары собирались небольшими группами и, держа в руках бокалы с шампанским, тихо беседовали. Только Марина была здесь совершенно одна. Без кавалера, ни с кем не знакома. Зато она заметила, как много чужих кавалеров исподтишка любовались ею.

Некоторых Марина сразу же вспомнила, потому что много раз видела их лица по телевизору и на обложках журналов. Узнала скандального лидера одной из политических партий, культового рок-певца, кинорежиссера, получившего недавно «Оскара». Узнала нескольких ведущих телешоу, киноактеров и писателей. Пожилого, но никак не унимающегося поэта-авангардиста.

Сплетни об интимной жизни многих пришедших сюда собирал и ее журнал. Но эти заоблачные люди даже не считали нужным реагировать.

Все выглядело ужасно светским. Дамы улыбались, курили тонкие сигареты в длинных мундштуках. Как в кино.

К Марине подошел учтивый официант с подносом, в бокалах искрилось шампанское. Марина сделала маленький глоточек, и тут же сзади к ней подкрался другой официант, с тарталетками и пирожными. Есть Марина не могла от волнения, которое, впрочем, немного утихло после бокала шампанского. Марина даже взяла второй бокал.

Она развлекала сама себя, узнавала знакомые чуть ли не с детства лица. Неожиданно взгляд ее остановился на одном из гостей. Ей показалось, будто она знакома с ним лично, только не удавалось вспомнить, где они могли встречаться.

Он стоял метрах в двадцати от Марины, между колоннами и лестницей, и искал кого-то глазами. Стройная спортивная фигура, светлые, немного вьющиеся волосы до плеч, внимательный ясный взгляд.

Вдруг он повернулся к Марине, словно почувствовал исходящие от нее токи, и глаза их встретились.

Что-то полузабытое из жарких снов нахлынуло на Марину. Теплый весенний ветер, шум молодой листвы, тягучий сладкий вкус пива на губах.

И тут ее как будто током ударило. Перехватило дыхание. Замерло сердце. Рука судорожно сжала бокал с шампанским. Тонкое стекло треснуло, и светлая жидкость потекла по рукам, пролилась на новое платье, на пол.

Марина на миг отвлеклась и опустила глаза, но этого мига оказалось достаточно. Когда она снова подняла голову, ее нежный утешитель с бульвара исчез.

Возле Марины суетились официанты, один промокал салфеткой подол ее платья, другой собирал осколки с пола. А Марина только вертела головой, разыскивая взглядом человека, образ которого так долго мучил ее.

— Ну где же вы, Марина? Я давно вас ищу.

К Марине, распахнув руки, шел Морозов Александр Сергеевич, ректор института, в котором она когда-то училась, собственной персоной.

— Уже начинается. Ваше место рядом с моим, в третьем ряду. Пойдемте.

Конечно, ректора Института искусства не могли не пригласить сюда.

Александр Сергеевич всегда удивлял Марину.

Когда-то он был популярным театральным режиссером. За билетами на его спектакли очереди занимали с четырех часов утра. Это были разоблачительные спектакли из жизни политической элиты, прошлой и настоящей.

Зрители, всегда относившиеся к политической элите подозрительно, с удовольствием убеждались на спектаклях Морозова, что они в своих подозрениях правы. Политика и чистые руки несовместимы.

Когда пик «перестроечных» разоблачений миновал, спал интерес и к театру Морозова. Он ушел преподавать в Институт искусства и вскоре стал ректором.

За это время он потолстел, поседел, но ничуть не состарился. В свои пятьдесят четыре выглядел максимум на сорок пять лет. В непринужденной обстановке институтского кафе любил порассказать о своих сексуальных победах. Или поспорить с кем-нибудь из студентов — кто больше отожмется от пола. Причем довольно часто ректор побеждал своих студентов.

За последний год он сменил «Волгу» на «мерседес» престижной модели. Одеваться стал в кричащие и дорогие костюмы от Версаче, хотя всем был известен смехотворный размер его зарплаты.