Тайна Черного моря - Гречин Игорь

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127

Ее ладошки были влажными и не по-летнему холодными. Мелко подрагивающими. Марина не обратила внимания на Петин поступок. Как зачарованная, она смотрела на черный провал входа в приемный покой; по причине запоздалой июльской жары дверь была открыта настежь и походила на распахнутую в агонии пасть мифического чудовища. Не нравилось Марине и само длинное, как перрон, здание Военно-медицинской академии. Сонное, точно укушенное мухой цеце. Гнетущее впечатление – впрочем, как и все прочие лечебные заведения – производило оно на девушку.

Из-за капризов природы лишь недавно отцветшая сирень и таинственно шуршащие на легком ветерке кроны тополей расточали вокруг неуемный, дикий аромат зрелой листвы, восторг перед скоротечным питерским летом, скрадывали доносящиеся с проспекта ворчанье и бензинно-солярную вонь транспорта… А посреди этого буйства жизни, безучастные ко всему, мертво застыли желтовато-серые, холодные больничные корпуса. От асфальтированных подъездов и невысоких эстакад поднималось колеблющееся марево.

Стиснув зубы, Марина поежилась, хотя они с Петей стояли, почитай, на самом солнцепеке.

Может, стоило прислушаться к совету белобрысого хама и бросить затею с поисками дневников Вавилова? Но ведь талантливый Петя сказал, что в них, в дневниках этих, скрыта тайна «дела врачей», а без разгадки Марине не жить…

Нет, надо быть сильной и довести расследование до конца. Где же Артем, чего он медлит?

Неожиданно девушка задумалась: почему, она выбрала эту стезю если с таким отвращением относится к храмам, так сказать, здравоохранения? Хотя, отучись она в Институте торговли, наверное, не смогла бы без неприязни смотреть на универмаги. Мир ухитрялся поворачиваться к киевлянке худшей своей стороной, что бы она ни затевала…

Петя почувствовал, как девушка вздрогнула, и мягко сжал её пальцы. Даже хотел было предложить подруге свою куртку – все равно ему в ней жарко, – но джинсуха была далеко не первой свежести… да и слишком это нагло – на второй день знакомства. Поэтому Петюня застеснялся. Поэтому, не отпуская девичьих ладошек, немного наклонился к Марине, вдохнул сладковатый запах её волос, внутренне содрогнулся от выползших на поверхность неуместных фантазий и тихо, но по возможности твердо сказал – первое, что в голову пришло:

– Не бойся. Думаешь, ты одна больниц боишься? Федоров однажды тоже испугался – Первому секретарю комсомола Кубы Луису Ибарули операцию на глазной нерв делать отказался наотрез. Ему и министр здравоохранения звонил, и чуть ли не сам премьер упрашивал – ни в какую.

Петиному голосу не хватало вескости. Той вескости, что сквозила, например, в голосе Анатолия Валентиновича.

В глубине души Петя восхищался стремительно ворвавшимся в его жизнь новым знакомым. Да и Артем, если вдуматься, тоже выглядит солиднее Пети. Хотя кто он есть – цепной пес без высшего образования. Сомнительно, чтобы он хотя бы в девяносто третьих «виндах» кумекал.

– И что? – машинально спросила Марина, думая совсем о другом.

– Ну, тогда позвонил я. Говорю: «Славка, что ж ты, черт старый, людей подводишь? Езжай немедленно в больницу и делай операцию!»

Тут вроде бы самое время настало девушке грустно улыбнуться, а парню девушку обнять утешительно за плечи, притянуть к себе, погрузить лицо в рассыпавшиеся, пахнущие «Тимотеем» волосы… Даже предваряющую это действие дрожь в менисках Петя почувствовал, но объятия не случилось: из входа в приемный покой выглянул Артем, уже почему-то в белом халате и в белой шапочке, и, не стесняясь окружающей тишины, гаркнул:

– Ну? Где вы там? Шевелитесь, шевелитесь! – И, словно даже не допуская мысли, что девушка может его не послушаться, исчез.

Марине было очень неприятно, что Артем позволил себе такую интонацию. Когда-нибудь она все выскажет Артему. Тоже мне, дурочку нашел. Помыкает, как женой… Или во всем виновато новое платье?

Пока соратники спешили на зов, Артем повернулся к милиционеру в серой форме, сгреб со стойки прозрачную полиэтиленовую папку с документами и, сунув её обратно в пластиковый дипломат, сообщил:

– Идут уже. А халатики у вас, между прочим, неглаженые. Нарушаете?

Роль давалась ему легко. Без лишних выкрутасов Артем решил подражать манере поведения ротного старшины Геворкяна, которого, кстати, люто ненавидел за бульдожью хватку. А Маринка… Маринка потерпит. Должна.

– Дык не я ж халаты глажу, – равнодушно пожал плечами служивый и повесил трубку внутреннего телефона.

Он только что заступил на пост и, по большому счету, плевать хотел, кого принесло в выходной: всего лишь нового завхирургией или аж целую инспекцию из Здравотдела. Он Минобороны не подчинялся. Мол, наше дело маленькое: не допускать побегов из и проникновений в, а об остальном пусть военные эскулапы-эскалопы заботятся.

Скучающий взгляд милиционера елозил по пропахшим дезинфекцией рядам вешалок в расформированном на лето, неосвещенном гардеробе, по запертому окошку регистрации, по бетонному полу, но никак не по посетителю.

Артем моментально просек, о чем думает ставленник от МВД. Когда на крыльце показались «помощники вновь назначенного главхирурга» – худощавый длинноволосый парнишка и девушка со струящимися по плечам волосами, – он сухо бросил:

– Халаты не гладите, но и мышей не ловите. Майор Черкасов из двадцать пятого отделения мне тут между делом рассказал, что у вас «синяки» из травмы частенько за пойлом к метро бегают. Причем в больничных пижамах. Патрули замаялись их вылавливать и обратно препровождать.

«Помощники» уже подходили к своему «командиру»; Артем поспешил стукнуть пальцем по стойке и пригрозить:

– Хоть я и буду заведовать только хирургическим, но разгильдяйства не потерплю. Ни в каких подразделениях. Так и передайте.

Эти веские слова бросили стража в краску. Но сказанные негромко, остались здесь, не потревожив тишину пахнущего антибактерицидным пластырем здания.

Тишина на первом, тишина на втором и сонная тишина на третьем этаже.

Наконец они перестали целоваться, и Верочка, томно вздохнув, положила голову Павлу на плечо. Павел Быстров, дежурный хирург, по возможности незаметно для девушки поерзал на подоконнике: крашенный белым подоконник в аппендиксе между этажами – высокий и неудобный – жестким краем больно впивался ему в ягодицу. В правую.

– После смены поедем ко мне? – прошептала Верочка.

Обязательная для младшего обслуживающего медперсонала накрахмаленная шапочка съехала на ухо, и из-под неё выбилась прядка светлых волос.

Павел задумчиво накрутил прядку на палец.

– Не знаю, малыш. Мать просила заехать, с ремонтом помочь…

Он внутренне поморщился: сейчас опять ныть начнет.

Но тут в отделении зазвонил телефон – городской, судя по звуку; далекое дребезжание разносилось по пустым белым коридорам, вызывая неуютное ощущение: всегда чувствуешь смутное беспокойство, когда слышишь, как в пустом помещении трезвонит телефон.

Дррринь… дррринь… дррринь…

Пять, шесть, семь раз. Никто не подходил.

Павел опять поморщился – на этот раз в открытую:

– Да где её носит? Трубку не снять, что ли?

– Может, она в туалете. Писает.

Верочка несмело улыбнулась.

Десять… Одиннадцать…

– Тогда надо подойти. – Павел мягко отстранил девушку и со вздохом облегчения соскользнул с подоконника. – Разорется ведь, грымза старая: почему на посту никого нет?

Вера нехотя кивнула. Поправила шапочку, одернула задравшийся халатик.

– Конечно, Паш. Иди.

Неужели нельзя поменьше трагизма в голосе?

– Не обижайся, ладно?

– Иди-иди.

– Иду. А ты – чуть погодя. Вдруг эта грымза засечет нас за неуставными отношениями.

Шутка не удалась. Верочка опять наклонила голову и на этот раз её не подняла.

«Опять плакать будет», – решил Павел и торопливо вышел в длинный коридор хирургического отделения. Достала.

Семнадцать… Восемнадцать…

Миновав Верин столик и шагая по крытому линолеумом полу, он поглаживал затекшую ягодицу и невесело размышлял над тем, что, дескать, многие ведь врачи не прочь закрутить шуры-муры со смазливой сестричкой, тем более – студенточкой-третьекурсницей. Но почему-то именно ему, Павлу, досталась эта прилипала. Нет, мордашка у Верки симпатичная, базара нет, и фигурка что надо, не ломака девчонка и заводится с пол-оборота… Ну, переспал с ней разик-другой, ну, цветочки-конфетки дарил… Так теперь она каждое свое дежурство подстраивает так, чтоб вместе с ним оказаться – то напарниц подменить попросит («А я за тебя потом отдежурю!»), то грымзе в жилетку наплачет («Отпустите меня на сегодня, бабушку в Мариуполь провожать надо, а я послезавтра в ночную выйду…»). Влюбилась, коза, не иначе. И что теперь делать? Павел горестно вздохнул.

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127