Плач - Сэнсом К. Дж.

Королева подошла ко мне. При виде Гардинера на лице ее появилось выражение отвращения и страха, но она тут же подавила его.

— Вернулся лорд Лайл, — заметил я.

— Да. Еще один союзник. Интересно, что они обсуждают.

Екатерина вздохнула и отошла от окна, а потом с серьезным видом взглянула на меня и сказала:

— Я хотела, чтобы вы знали, Мэтью, всю глубину моей благодарности за оказанную вами помощь. Я чувствую, что это дорого вам обошлось. А мой дядя, может быть… не очень умеет ценить чужой труд. Но все, что он делает, — это ради меня.

— Я знаю.

— Похоже, мою книгу так и не найдут. Печально думать, что она валяется где-то в куче мусора, но так оно, пожалуй, и вправду безопаснее. Видите ли, это было мое признание веры, признание, что я грешна, как и все, но что через молитвы и Библию я нашла путь к Христу. — Ее Величество вздохнула. — Хотя даже моя вера не защитила меня от ужасного страха в эти последние месяцы. — Она закусила губу в нерешительности и, помолчав, добавила: — Возможно, вы сочли меня вероломной, когда я повторила сказанные королем слова. Но нам нужно знать, что означает этот визит из-за границы.

Я рискнул улыбнуться:

— Быть может, фортуна повернется к вам лицом, Ваше Величество, если переговоры пройдут неудачно.

— Возможно. — Екатерина снова замолчала, а потом с внезапной страстью сказала: — Король — вы не знаете, как он страдает! Его постоянно преследует боль, он чуть не падает в обморок от нее, но всегда, всегда сохраняет королевское достоинство.

— Как и вы, Ваше Величество, — посмел сказать я.

— Да. Несмотря на свой страх. — Она судорожно сглотнула.

Я вспомнил слова лорда Парра о том, как король относится к вероломству. Несмотря на все почтение королевы к Генриху VIII, ее страх перед ним в последние месяцы, должно быть, явился невообразимой тяжестью. У меня сжалось сердце при мысли о том, как она ценит меня, раз таким образом облегчает душу, и я сказал:

— Могу лишь представить, как, должно быть, тяжело вам пришлось, Ваше Величество.

Екатерина нахмурилась:

— И всегда, всегда, находятся люди, готовые нашептать ядовитые слова на ухо королю…

К нам подошла Мэри Оделл, наверное обеспокоенная тем, что королева слишком много говорит.

— Ваше Величество, вы просили меня напомнить вам передать это королю, когда его увидите. Их нашли рядом с креслом в его личных покоях. — Она достала из складок платья очки в деревянной оправе и протянула их королеве.

— Ах да, — сказала та, — спасибо, Мэри. — Затем она повернулась ко мне: — Теперь королю нужны очки, чтобы читать. Он вечно их теряет. — Екатерина спрятала очки и, снова двинувшись по галерее, сказала более веселым тоном: — На следующей неделе двор переезжает из Уайтхолла. Французского адмирала будут принимать сначала в Гринвиче, а потом в Хэмптон-Корте, поэтому все нужно перевезти. — Королева взмахнула рукой. — Все это упакуют, перевезут на барже и поместят в другом месте. Тайный совет соберется в другом помещении. И будут присутствовать Лайл и Хартфорд, — добавила она с ноткой удовлетворения.

— В прошлый раз, когда я приходил во дворец, я видел здесь лорда Хартфорда с его братом, сэром Томасом Сеймуром, — осмелился сказать я.

— Да. Томас тоже вернулся. — Екатерина посмотрела мне в глаза: — Я знаю, вы не любите его.

— Боюсь его импульсивности, Ваше Величество.

Моя собеседница пренебрежительно махнула рукой:

— Он не импульсивен, он просто мужчина сильных чувств.

Я ничего не ответил. Ненадолго возникло неловкое молчание, а потом королева сменила тему:

— Вы разбираетесь в искусстве портрета, Мэтью. Каково ваше мнение о портрете моей падчерицы?

— Он превосходен. Показывает грядущую суть ее характера.

Екатерина кивнула:

— Да. Принц Эдуард тоже рано развившийся ребенок. Некоторые в моей семье надеются, что, когда он взойдет на трон, меня назначат регентом, как это было, когда два года назад король отправился во Францию. Если это случится, клянусь, я постараюсь творить добро!

— Не сомневаюсь, — отозвался я.

Хотя на самом деле знал, что Сеймуры и традиционалисты будут препятствовать ей.

Ее Величество остановилась.

— Скоро прибудет французский адмирал, а потом, как вы слышали, мы с королем отправимся в поездку. — Она бросила на меня серьезный взгляд. — У нас с вами не будет возможности поговорить.

Я тихо ответил:

— Молодой придворный у дверей сказал, что в вашем Научном совете появилась вакансия. Вы хотите, чтобы я отказался от своей должности?

— Эта вакантная должность не ваша, а мастера Сесила. Он попросил об уходе. Пережитое в порту оказалось чересчур для него — не то чтобы он трус, но боится, что если с ним что-то случится, его жена и дети останутся одни. А лорд Хартфорд предложил ему стать одним из его советников. Я согласилась. Сесил — очень верный человек, и он ничего не скажет про «Стенание». А что касается вас, Мэтью, то я думаю, что для всех будет лучше, если вы тоже уйдете.

— Да. И в конце концов, я был принят на эту должность, только чтобы разыскать пропавший перстень. — Я улыбнулся. — К сожалению, вашу книгу, похоже, уже не найти. Может быть, с моей стороны будет политично теперь уйти.

— Мой дядя тоже так думает, и я с ним согласна. — Екатерина устало улыбнулась. — Хотя мне бы хотелось получать ваши советы.

— Если вам понадобится позвать меня снова…

— Спасибо. — Ее Величество посмотрела на меня в нерешительности, а потом сказала, быстро решившись: — Еще одна вещь, Мэтью. Меня по-прежнему печалит недостаток в вас веры. Он будет есть вас изнутри, пока не останется одна оболочка.

Я печально задумался — неужели целью нашего разговора она ставила еще одну попытку обратить меня к вере? — и искренне ответил:

— Я желал Бога, но не могу найти Его сегодня ни в одной из христианских партий.

— Я молюсь, чтобы это изменилось. Прошу вас, подумайте над моими словами.

Она посмотрела мне в глаза. Серьезная, сильная Екатерина Парр.

— Я всегда думаю, Ваше Величество.

Краткая грустная улыбка — и, кивнув мне, королева повернулась к Мэри Оделл:

— Нам пора вернуться и немного посидеть с фрейлинами. А то подумают, что мы ими пренебрегаем.

Мы прошли по галерее обратно. Подойдя к двери, королева остановилась у столика, на котором стояли и тихо тикали великолепные позолоченные часы в фут высотой.

— Время, — тихо проговорила она. — Еще одно напоминание, что мы лишь песчинки в песках вечности.

Оделл прошла вперед и постучала в дверь. Стражник с другой стороны открыл ее, и мы вышли в сильно охраняемый вестибюль с дверями, ведущими в комнаты королевы и короля, а также на Королевскую пристань. В тот же момент другой стражник открыл дверь в покои Генриха VIII, и оттуда вышли два человека. Одним из них был рыжебородый лорд-канцлер Ризли, а другим — государственный секретарь Уильям Пэджет с толстой кожаной папкой под мышкой. Наверное, они только что встречались с Его Величеством.

Увидев королеву, они низко поклонились. Я тоже поклонился им, а выпрямившись, увидел, что они оба уставились на меня, этого горбуна-законника со значком королевы, который прогуливался с ней в ее галерее. Ризли смотрел особенно ошарашенно, и его взгляд слегка утратил свою пристальность, лишь когда вслед за нами вышла Мэри Оделл: ее присутствие свидетельствовало, что Екатерина не гуляла наедине с мужчиной, который не был ее родственником.

Королева немедленно приняла царственный вид — спокойный, серьезный и несколько высокомерный.

— Это сержант Шардлейк из моего Научного совета.

Взгляд Ризли опять напрягся, а большие карие глаза Пэджета какое-то время напряженно и пристально, не мигая, смотрели на меня. Потом, повернувшись к Екатерине, он опустил глаза и спокойно проговорил:

— Ах да, он назначен помочь вам в розыске драгоценного камня.

— Вы слышали об этом, мастер секретарь? — отозвалась Ее Величество.

— Да, слышал. Мне было печально узнать об этой пропаже. Кажется, подарок вашей покойной падчерицы Маргарет Невилл, да упокоит Бог ее душу.