Мирошников. Дело о рябине из Малиновки - Вагнер Идалия

Полицмейстер Горбунов не на шутку озадачился, самолично выезжал на каждое такое дело, судья Дорохов требовал результатов, общественность демонстрировала озадаченность и активно занималась пересудами, городская газета ежедневно плевалась гневными памфлетами в адрес полицейских служб. Каждый номер выходил с огромными заголовками: «Куда смотрит полиция», «Когда прекратится этот позор», «Кто защитит законопослушных горожан», «Рябиновый преступник дурачит полицию».

Полиция показывала чудеса оперативности, осведомители искали сведения по своим тайным каналам, которые полиция знать не знала, но информации было ноль. Даже держатель криминальных тайн, глава ночного города Иван Сыч, с которым пришлось встретиться Горбунову и Садырину, и тот разводил руками и не понимал, кто этот странный преступник. Дошло до того, что Сыч озлился и взялся за свой личный розыск.

***

Незаметно прошло лето. Мирошников, сильно озадаченный серией ограблений, не сразу понял, о чем идет речь, когда Машенька сказала, что они с братцем уезжают, поскольку тому надо срочно показаться доктору. Василий и вправду плохо выглядел. Он все больше кашлял, его глаза постоянно горели лихорадочным блеском, очень часто он вообще не выходил из своей комнаты. Маша сильно переживала за брата и даже несколько раз отказывалась от встреч, поскольку брат скверно себя чувствовал.

Медлить было нельзя. Потерять Машу казалось невозможным. Константин чувствовал, что надо делать решительный шаг.

Отложив дела, он с утра отправился в ювелирную лавку. И именно с нее началась цепь каких-то неурядиц и задержек, завершившихся совсем неожиданно.

Когда следователь вошел в лавку, тотчас же появился сам ювелир, господин Хаим Ицкович. Отодвинув в сторону приказчика, он потащил Мирошникова в дальний угол помещения, таинственно нашептывая:

– Я таки знаю, зачем вы здесь, господин главный по преступлениям.

– Э-э-э, – Константин даже не сразу нашелся, что ответить на такое странное именование его рода деятельности, – называйте меня лучше Константин Павлович.

Довольно посмеиваясь, ювелир замахал руками:

– Ой, и не надо мине уговаривать, я и так соглашусь, уважаемый самый главный господин следователь, драгоценный, как природный алмаз, Константин Павлович! И я готов послушать за вашу просьбу! Дайте угадать? Ви таки хотите подарить колечко вашей матушке?

Константин, уже немного привыкший к тому, что все в городе знают о прекрасной дачнице из Коротково, даже немного растерялся:

– Матушке? Почему матушке? Ну, конечно, и матушке. Но вообще-то девушке!

– Вей з мир! Девушке? Кто эта прекрасная лань, которая получит сегодня самое красивое кольцо с самым большим брильянтом, что найдется в лавке старины Ицковича! Кто родители этой красавицы, которые сделали такой великолепнейший гешефт и получили такого шикарного кавалера, что скупит сейчас все в этой лавке? Бедняжке Хаиму опять придется день и ночь, не разгибая спины, делать дорого-богато для других покупателей. Скажите имя, а я в удивлении кину брови на лоб!

– Уважаемый господин Ицкович, – Мирошников мучительно краснел, не в силах преодолеть специфический говор старого ювелира, – позвольте не разглашать имя.

– Ша! Господин главный по преступникам! Я застегнул свой рот на все пуговицы из драгоценного огненного опала, попросту говоря, гидрата диоксида кремния! Я молчу, как та рыба, которую моя жена приготовила, чтобы сделать форшмак! Только дайте мине сделать свое мнение. Вы еще не видели мою дочь. Я все ждал, что вы придете и скажете: «Ицкович, поговорим за вашу дочь Рахель, я хочу с ней жениться». И вот вы почти у цели.

Ювелир бросился к двери во внутренние помещения лавки, отворил ее и закричал во все горло:

– Рахель, Рахель! Где моя дочь, которая созрела, как персик в саду у тети Шошаны! Рахель!

Растерянный Мирошников схватился за голову:

– Господин Ицкович, не нужно никого звать. Я лучше поговорю с вашим приказчиком и тихо-спокойно выберу нужный подарок!

– А шо такое? Возьмите глаза в руки – какой цветочек вырос на радость папе-маме!

Ювелир схватил за руку вошедшую в дверь девушку:

– Каждый, кто имеет глаза, скажет, что это шедевр! Какая лялечка получилась у папы с мамой! Ой вэй, господин главный по преступникам!

Девушка была и впрямь прекрасна. Черноглазая стройная брюнетка строго и несколько недоуменно смотрела на своего отца, который страстно размахивал руками и подталкивал ее к незнакомому мужчине.

– Папа, ты что хотел?

– Дочь, в нашем доме праздник: этот молодой человек, который на короткой ноге знается со многими ужасными преступниками, пришел и спрашивает свой вопрос, как там Рахель поживает в этом дивном городе. Он хочет увидеть портрет твоего лица! Счастье пришло прямо сюда, в эту лавку, не дожидаясь приглашения!

Рахель и Мирошников не выдержали одновременно:

– Господин Ицкович!

– Папа!

Мирошников торопливо проговорил, опасаясь, что говорливый Ицкович опять не даст высказаться:

– Мадемуазель Рахель, вы меня простите, но ваш папа что-то напутал. Я просто пришел в лавку сделать покупки! Мне очень приятно знакомство с вами, но у меня были свои планы.

Девушка гневно сверкнула глазками:

– Можете не продолжать, сударь. Я знаю своего отца и почти привыкла к его странным выходкам. Прошу прощения, сударь. Но, папа! Сколько можно! Ты так распугаешь всех своих покупателей. Я не нуждаюсь в знакомствах с молодыми людьми!

Старый ювелир печально смотрел на свою гневную дочку и даже не пытался возражать, только примиряющее бормотал:

– Ну-ну. Мой рот молчит и не откроется до самого обеда, потому как перед хумусом твоей мамы он не может устоять. Я удивляюсь, что за характер у тебя весь по диагонали, как говорит портной Семион, размахивая своими портновскими ножницами. И это все твое учение, говорил я, что не доведет оно до добра. Приличная еврейская девушка должна сидеть дома безо всякого учения и ждать подходящего жениха! А ведь господин самый главный по душераздирающим преступлениям…

Договорить ему не дали. Рахель подошла вплотную к отцу и отчетливо проговорила, глядя ему в глаза: «Уйду из дома!». Потом резко повернулась так, что толстая коса взметнулась в воздух, и направилась к двери. И уже оттуда сказала:

– Прошу прощения, сударь, за семейную сценку. У нас такое случается все чаще и чаще.

Старый еврей постоял, держась за сердце, потом схватил Мирошникова за рукав, артистично показал движение крест накрест возле губ и жестом подозвал улыбающегося приказчика. Тот, видимо, не в первый раз наблюдал такие сцены.

– Моя непокорная дочь, – все же Ицкович не выдержал обещания молчать, – так сердится на своего любящего папку, так сердится! А я так устал все это слушать, мое старое сердце не выдерживает такие выходки собственной дочери. Пойду я поработаю пока, господин Мирошников, только так я могу успокоить свои нервы, которые дергаются изо всех сил в разные стороны. Вы заходите чаще, я всегда буду рад вас видеть. Уж не обижайтесь на старого дурака!

Мирошников даже не сразу сообразил, что Ицкович оставил свой еврейский говор и разговаривал общепринятыми фразами.

Уже из ювелирной лавки Константин вышел с головной болью и ощущением чего-то неправильного. Вроде все было сделано как надо, в кармане лежало очень красивое кольца, а настроение оказалось испорченным.

В цветочной лавке он столкнулся со знакомой дамой, супругой нотариуса Приходько. Дама была сильно надушена, очень навязчиво расспрашивала, как у него личные дела и для кого это господин Мирошников среди дня покупает такие великолепные цветы. Константин с трудом вынес разговор, чуть было нее расчихался от навязчивого тяжелого аромата духов и покинул лавку в состоянии легкого бешенства. Веточки зелени, которыми цветочница украсила прекрасный букет роз, согласно кивали пушистыми макушками, соглашаясь, что неприятные встречи отравляют даже самое радужное настроение.

То, что рядом с коляской, стоявшей у лавки, топтался и подпрыгивал от нетерпения мальчишка – посыльный, радости не добавило. Посыльный передал ему записку, что судья Дорохов срочно приглашает господ судебного следователя и полицмейстера для серьезного разговора. Даже гадать не стоило. Тема совещания была ясна: все те же странные недоограбления. Видимо, Бориса Ивановича снова посетили или газетчики, или дамы из женсовета, и тому пришлось дать обещание, что все службы будут немедленно задействованы, а негодяй пойман и предан справедливому суду.