Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
Алексей выглянул в окно. Внизу у крыльца управления переминался с ноги на ногу плотный широкоплечий человек с заметным брюшком и с красной, изрядно вспотевшей лысиной, которую он то и дело вытирал носовым платком. Одет он был по-европейски, но в лакированных сапогах, а в руках держал котелок и тяжелую трость черного дерева. Алексей тотчас узнал его. Это был известный в городе спиртозаводчик Полиндеев, по многим причинам полицию не любивший. Поэтому Иван правильно заключил, что только из ряда вон выходящее событие могло привести Карпа Лукича в здание, с которым у него был связан целый ряд грустных воспоминаний.
Иван свесился в окно и весело прокричал:
– Неужто в гости, Карп Лукич?
Полиндеев вскинул голову и с испугом посмотрел на Вавилова, но, видимо, узнал, потому что развел руками и глухо ответил:
– Все пути господни! Коли бы не нужда...
– Что ж, поднимайтесь на второй этаж и сказывайте, что за нужда такая объявилась, – приказал Иван уже более строгим голосом и посмотрел на Алексея. – Будь ласков, встреть его на лестнице, а то дежурный докопается, куда да зачем...
Алексей кивнул и молча вышел, а Иван прошел за стол, аккуратно разложил бумаги, поправил пресс-папье, переставил чернильницу на ее исконное место, пригладил волосы и усы, натянул форменную фуражку и с самым важным видом стал ожидать появления неожиданного визитера.
Глава 2
При близком рассмотрении Карп Лукич Полиндеев был выше ростом и гораздо тучнее, чем казался из окна второго этажа. Он тяжело отдувался после подъема по лестнице. Его жесткие усы топорщились, а лицо выражало крайнюю степень испуга и растерянности. Ему было прилично за пятьдесят, но двойной подбородок, виски в густой проседи и обширная лысина делали его еще старше. Руки его неприкрыто тряслись, и поначалу спиртозаводчик даже не понял, что ему говорит Иван. И только после третьего приглашения он наконец осознал, что ему предлагают присесть на стул, придвинутый Алексеем с этой целью к столу, за которым важно восседал Вавилов.
– Нуте-с! – произнес строго Иван. – Какие скорбные дела привели вас в полицию, Карп Лукич? Рассказывайте! Сегодня я замещаю господина Тартищева, и мне решать, насколько ваш вопрос интересен для уголовного сыска.
Спиртозаводчик не ответил, лишь с обреченным видом посмотрел на Вавилова, затем перевел взгляд на Алексея и следом опять на Ивана.
– При Алексее Дмитриче можно говорить все, что угодно. Он старший агент сыскного отделения, один из лучших сыщиков, так что если ваше дело и впрямь очень серьезно, то скорее всего он будет им заниматься, – сказал Иван, словно не замечая весьма красноречивого взгляда «одного из лучших сыщиков».
Спиртозаводчик тяжело вздохнул, вытер вспотевший лоб платком и заговорил с явным надрывом в голосе и с безмерно тоскливым выражением в заплывших жиром глазках.
– Мы будем первой гильдии купцом, Карпом Лукичом Полиндеевым, – важно сообщил он, обращаясь теперь уже к Алексею, – владеем своим домом в Североеланске, бакалейной торговлей и винокуренным заводом в двенадцати верстах от города. – Он болезненно скривился и махнул рукой. – Впрочем, это не имеет теперь никакого значения. Перед вами, господа начальники, не человек, а живой пока труп.
– Труп? С чего бы это? – переглянулись в удивлении Алексей и Вавилов. Полиндеев походил на кого угодно, только не на человека, готового отдать богу душу.
– Очень даже просто, господа! – Губы купца затряслись, он прикрыл глаза скомканным платком и глухо произнес: – Какой я живой человек, если завтра лютую смерть приму!
Иван тотчас подобрался, бросил быстрый взгляд на Алексея. Но тот был весь внимание и приказал визитеру:
– Говорите яснее! Вам кто-то угрожает, или вы запутались в делах и решили покончить счеты с жизнью?
– Что вы! Что вы! – Спиртозаводчик покрутил головой. Его лицо от напряжения налилось кровью, и он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – В какой грех вы меня ввергаете! Я не самоубийца, дела у меня с каждым годом идут все лучше и лучше, семья тоже крепкая, супруга и две дочери. Нет, здесь другое! Я вам все как на духу расскажу. За тем и шел. Одна на вас надежда, оградите меня от напасти. Не оставьте своей помощью! – Он вдруг сложил молитвенно руки, глаза и лицо его покраснели, и купец принялся рассказывать о том, что вынудило его обратиться в полицейское управление.
«И надо же было так случиться, чтобы Иван оказался в тот самый момент возле окна...» – думал Алексей, глядя на перепуганную физиономию купца и слушая его дрожащий от страха голос.
– Вчера-с я, как и кажный день, запер в девятом часу лавку, отпустил приказчиков, подсчитал выручку, приказал сторожу закрыть окна и двери изнутри и направился в контору. Там я переговорил с моим новым управляющим завода, он привез для торговли партию водки и красного вина. С ним я задержался до десяти часов вечера, затем оба спустились в трактир, выпили по чарке, поужинали. Потом я направился домой, а управляющий обратно на завод. Обычно он у нас ужинает, но вчера у него были срочные дела, поэтому мы разъехались. У нас собственный выезд, да и живем мы в двух кварталах от конторы, так что через четверть часа я уже сидел с моей супругой Катериной Савельевной в гостиной за самоваром и пил чай. Выпили мы с ней стаканчика по три, с вареньем, с пирогами, и мне что-то невмоготу стало. И понять не могу: почему? Вроде не болит ничего, а дурно, просто спасу нет! Катерина Савельевна женщина умная, четыре класса образования имеет, сразу заметила, что нам не до разговору, а до чаю тем более! «Карпуша, голубчик, – говорит, – дай подолью тебе свеженького». А я ей: «Нет, Катенька, что-то не пьется сегодня. Не по себе как-то: сердце ноет, и под ложечкой сосет». – «Это ты окрошки перекушал за обедом», – отвечает она. «Нет, окрошки я съел в плипорции. Не в ней дело. Душа у меня ноет, свербит прямо. Кабы беды не случилось». – «Типун тебе на язык, Карпуша!» – Супруга даже сплюнула, так рассердилась. А тут вдруг звонок на двери – звяк, звяк! Мы с ней переглянулись. Господи, кого это несет в такую пору? Свои все дома, значит, чужие? А по ночам в гости только злые вести являются! Тут входит в столовую кухарка и подает письмо. «Откудова?» – спрашиваем. «Да какой-то малец занес, – отвечает, – сунул в руку и был таков». Чудно нам это показалось. По коммерции своей я часто письма получаю, но утром и по почте, а это – на ночь глядя, и без марки к тому же. Забилось у меня сердце, ищу очки – найти не могу, а они рядом на столе лежат. Катерина Савельевна говорит: «Давай, Карпуша, я распечатаю и прочту. Глаза у меня помоложе». И правда, ей еще и тридцати пяти нет. «Сделай одолжение, – говорю, – а то мне как-то боязно!» Катерина Савельевна раскрыла конверт, вытащила письмо, развернула да как закричит: «Господи-святы! С нами крестная сила!» И листок отбросила, а сама побелела, слова сказать не может и только крестится, крестится... Я всполошился, сердце в груди трепещет, весь потом покрылся. «Что с тобой, душенька? – спрашиваю. – Отчего переполох?» А у самого руки трясутся, хотел воды испить и чуть стакан не разбил. «Смотри, Карпуша, – говорит мне Катерина Савельевна и пальцем в бумагу тычет. – Смотри, а то я со страху помру!» Я поглядел и тоже обмер. Свят! Свят! Свят! Страсти какие! На листочке слова написаны. А внизу-то, внизу... – Полиндеев побледнел, перекрестился и шепотом произнес: – Внизу листочка пририсован страшный шкилет, тут же черный гроб и три свечи... – Он полез трясущейся рукой в карман сюртука и извлек из него помятый, сложенный вчетверо лист бумаги. – Да вот, извольте сами просмотреть! – и протянул письмо Ивану.
Тот пробежал его глазами и передал Алексею.
– Прочитай вслух!
Строчки шли вкривь и вкось, словно писавший был пьяным или пребывал в сильном испуге. Но он явно был грамотным человеком и дружил не только с «ятями», но и с «ерами». [4] Алексей тотчас высказал по этому поводу свои соображения и зачитал письмо:
