Иоанна Хмелевская (Избранное) - Хмелевская Иоанна

Тут только до Юстинки дошло, что, высидев с хозяином до конца ужина, она вместе с ним вылакала бутылку вина, причём пила наравне с дядей, а пьяной себя не чувствовала. Должно быть, благодаря жирным греночкам. Ну и угорь тоже себя дал знать. И ещё о чем-то ей нужно было подумать… о чем же? Ага, она вроде как удостоилась от дядюшки комплимента. Тоже мне, подумаешь, награда.

Хотя именно подумать и надо бы. Особенно тётке. Что ей стоит иногда посидеть за столом молча, без её вечных стенаний, вздохов, жалоб и ехидных высказываний? А также слез и сморканий. Вот и сейчас сверху доносится шмыганье.

Дядя пожелал ещё бутылку французского вина. Если в запасе такой не имеется, миновать нового скандала. Чувствуя себя в некоторой степени виновной в чрезмерном истреблении дорогого вина, девушка огляделась и обнаружила поднос с нужной бутылкой в термосе со льдом, а также бокал и штопор. Отнести, что ли, поднос дяде в гостиную? Пока она колебалась, Хелена, убиравшая со стола грязную посуду, проходя мимо, шепнула:

— Лучше паненке этого не трогать, хозяйка что-то задумала.

И тут из своей спальни наверху выплыла Марина… в парандже. Правда, это была не настоящая паранджа, а длинный вечерний шарф, чёрный с серебряной ниткой. Хозяйка так намотала его вокруг шеи и головы, что видны были лишь глаза, сильно намалёванные. Выглядела она при этом завлекательно и страшновато.

Прокравшись на цыпочках за спиной супруга, увлечённого прогнозом погоды, хозяйка взяла в руки поднос и плавными движениями хорошо откормленного лебедя, не очень грациозно скользя по ковру, приблизилась к журнальному столику у телевизора и осторожно поставила поднос.

Откупорив бутылку и профессионально, не хуже официанта лучшего варшавского ресторана, наполнив бокал мужа, она безмолвно застыла у столика.

Кароль никак не отреагировал на появление жены, однако руку за бокалом протянул, к сожалению, столкнув при этом пепельницу. Та не разбилась, упав на ковёр, но её содержимое высыпалось. Хозяин и на это не прореагировал, если не считать не совсем понятное обращение к экрану телевизора:

— Идиотизм — болезнь неизлечимая.

Стоявшая в дверях Хелена вздохнула и вышла. Вернулась с совком и щёткой, по примеру хозяйки на цыпочках прокралась за спиной хозяина, скользя по ковру уже не таким откормленным лебедем, собрала мусор с ковра и выплыла в кухню. И сразу вернулась на прежнее место. Интересно же, чем все это кончится.

Тут Марина наконец осмелела. Пошевелилась и слезливо, силясь изобразить сарказм, проговорила:

— Видишь, я закрыла идиотскую морду, на которую ты уже смотреть не можешь. Но должна тебе сказать…

— Говорить ты ничего не должна, — перебил её муж. — Нет такого закона.

— …что деньги все вышли, — продолжала жена, сделав вид, что не слышит. — И уже послезавтра мне не из чего будет приготовить обед. Не будет обеда, слышишь?! — в голос заревела она и сделала попытку высморкаться, забыв про шарф на лице.

— Некоторым поголодать полезно, — наставительно заметил муж.

— Кто бы говорил! — не выдержала безответная Хелена в своём безопасном удалении.

— И завтрака не будет, — гнула своё Марина с решимостью приговорённого к повешению, которому все равно терять нечего. — Знаешь же, у меня своих денег нет, а долг Папроцкому пора отдавать, больше в кредит не даст.

Кароль тем временем принялся щёлкать пультом в поисках программы с биржевыми ведомостями. Наконец он перевёл взгляд на жену.

Нет, этот матёрый бизнесмен не вздрогнул, но на какой-то миг окаменел. Надо отдать ему справедливость, думал он недолго.

— Никак, собираешься пугать слабонервных на кладбище? — с неподдельным интересом спросил он.

Марине этого хватило, слезы потоком хлынули из разрисованных очей.

— А что мне остаётся? — запричитала она. — Ты смотреть на меня уже не можешь, я твоей воле послушна — пожалуйста, не смотри. Ах, это невыносимо, невыносимо! — заломила супруга пухлые руки. — Как ты со мной обращаешься? Хуже, чем с собакой. Как с тараканом. Нет, хуже, чем с тараканом! Я изо всех сил стараюсь, кормлю тебя вкусно, экономлю на всем, а от тебя слышу одни придирки, одни оскорбления! Ах, я больше такого не выдержу! А дом без денег содержать никак невозможно.

— Что-то не припомню, чтобы хоть один таракан требовал у меня деньги, — задумчиво поделился Кароль своими мыслями с экраном телевизора. — А кроме того, сомневаюсь, что ты даже в Саудовской Аравии имела бы успех. Они любят баб жирных, это правда, но не нахальных…

Хорошо, что в последний момент Марина вспомнила — она мужа обожает. Это помогло ей вынести оскорбление и сдержать рвущиеся с губ проклятия.

— Я так стараюсь, — запричитала Марина на редкость фальшиво. — Я так хочу, чтобы у тебя было все, что пожелаешь! А денег у нас ничего не дают. Ладно уж, можешь относиться ко мне, как к… кому хочешь, но давай деньги! Деньги давай! Ты любишь дорогие блюда. И вино.

— Пызы! — услышала в ответ бедная женщина.

— Что — пызы? — оторопела она, сразу же перестав хлюпать носом.

— Не понимаешь? Пызы, оладьи, галушки. Блюдо недорогое, но вкусное.

— Хорошо, дорогой, сделаю тебе галушки, — сладким голосом пропела покорная супруга. И, не удержавшись, добавила:

— Но ты отлично знаешь, что пызы всегда хороши под красное вино. Откуда мне его взять? В доме совсем не осталось денег.

Кароль не откликался. На экране появились наконец биржевые данные, и он весь обратился во внимание. Тут бы Марине помолчать, переждать, но где там! Не для неё такие тонкости. До неё никогда не доходило, что муж может быть занят в ту минуту, когда ей как раз до зарезу нужно чего-то от него добиться. Почувствовать настроение другого, выждать подходящий момент — нет, такие вещи Марине были недоступны. Вот и теперь она плюхнулась в затрещавшее кресло и принялась стенать. Шарф на её лице вздувался и опадал. И очень отвлекал Кароля.

— Завтра, — бросил он, чтобы только отделаться от приставалы.

Вроде бы помогло. Шарф перестал вздыматься, Марина перестала подвывать. Она раздумывала. И, подумав, принялась за своё:

— Завтра? А почему не сегодня? И когда именно завтра? И сколько именно? И…

— Заткнись! — заорал муж. — Сказано — завтра, значит, завтра. И отцеписсссь!!!

Разъярённое шипение подействовало, до Марины дошло. Ясно, сегодня ей не добиться большего, так что разумнее и в самом деле отцепиться. Но не смогла. Униженная и обиженная, не могла она вот так сразу утихомириться и оставить в покое тирана и мучителя. И страдалица опять принялась рыдать, по сотому разу объясняя этому извергу, как она о нем заботится, а он её и в грош не ставит. Даже попыталась высечь из себя искры интеллекта, чтобы дошли до деспота все её мучения, должен же он понять — она права, она страдает по его вине… И добилась прямо противоположного эффекта.

Не выдержав больше, Кароль встал, выключил телевизор и удалился в кабинет, прихватив с собой бутылку. Все равно биржевые новости закончились.

Спрятавшись от ненавистной супруги, попивая винцо, он постепенно успокоился и даже испытал нечто вроде угрызений совести. Почему, и в самом деле, не дать ей денег сегодня? У него всегда были с собой наличные, не говоря уже о чековой книжке. Он же не сомневался, что у Марины действительно вышли все деньги, а питаться чёрствым хлебом ему вовсе не улыбалось.

А все из-за проклятого Новака. Домой Кароль вернулся разъярённым, поскольку сорвалась весьма выгодная сделка, причём уже на финальной стадии. Кароль сразу понял причину — его предали, сообщили конкурентам планы фирмы. И даже точно знал, кто предал. Зигмунд Новак. Подумать только, этого финансиста он сам привлёк в фирму и очень ценил! Вот что обиднее всего. Собственные ошибки Кароль так и не научился признавать, это было унизительно и позорно. К тому же беспокоила мысль: а не выболтал ли паршивец Новак ещё какие секреты?

Надо было все обдумать в спокойной обстановке; возможно, предпринять кое-какие меры, чтобы не допустить проколов в будущем. Короче, Кароль Вольский вернулся в дурном настроении, к тому же был зверски голоден…