Охота за наследством Роузвудов - Рид Маккензи

Она одета в рваную футболку, рекламирующую музыкальную группу, которую я впервые вижу – судя по их виду, они поют в стиле скримо [7], – и обута в потертые черные кеды «Вэнз» с неоново-зелеными шнурками. Это ужасный прикид, но почему-то на ней он выглядит классно. На ее лице, как всегда, застыла недовольная гримаса. Несмотря на фотографию на туалетном столике, на которой она улыбается, сейчас я не могу представить на ее лице улыбку.

– Ты что, хочешь сфоткать меня? – спрашивает она в ответ на мой слишком пристальный взгляд.

– Ага, подумываю об этом, – отвечаю я. – Не обижайся, но я не понимаю, почему бабушка отдала этот кусок карты тебе.

С Лео хоть что-то понятно. У них с бабушкой была связь, и пусть я никогда ее не принимала, это не делает ее менее реальной. Но Куинн никогда не была знакома с бабушкой, по крайней мере, насколько мне известно.

– Этому должно быть какое-то объяснение, – говорит ей Лео. – Ты ведь все так же работаешь на свою мать, верно? В «Плюще»?

Ноздри Куинн раздуваются.

– И что с того?

Либо Лео действительно ничего не замечает, либо намеренно игнорирует ее едкий тон.

– Я знаю, что бабушка часто посещала проводившиеся там мероприятия. Вы с ней когда-нибудь разговаривали?

Куинн щурится и, кажется, готова броситься на него, чтобы свернуть шею. И, прежде чем она ринется в атаку, я поворачиваю разговор в нужное русло:

– Я не знаю, в чем тут дело и что означает эта карта, но нам необходимо понять закономерность. Очевидно, что есть еще кто-то, у кого находится последний кусок карты, стало быть, мы должны найти этого человека. Если, конечно, этот человек не найдет нас сам. – Я снова начинаю ходить взад-вперед по комнате. Когда отец был жив, это его раздражало, но я ничего не могу с собой поделать. – Характер моей связи с бабушкой очевиден. Характер ее отношений с Лео тоже, в общем-то, можно понять. Но пока ты сама не расскажешь, я не знаю, какого рода отношения связывали ее с тобой.

Она отводит взгляд от меня и устремляет его на фотографию, на которой улыбается вместе с Дэйзи. Быстро подойдя к туалетному столику, она хватает рамку и пялится, будто не может поверить своим глазам. Я пытаюсь зайти с другой стороны.

– Я знаю, что этой ночью ты искала Дэйзи, но, должно быть, ты знала, что я тоже нахожусь в этом доме. Я слыхала, что в городе уже разошлась новость о том, что доступ в особняк нам закрыт. Ты собиралась исполнить просьбу бабушки и найти меня?

Она отрывает глаза от фотографии – они у нее темно-карие, цвета эспрессо, и выглядят мягче, чем все остальное в ее облике.

– Не знаю. Я думала, что, может быть, сначала спрошу об этом Дэйзи. Чтобы выяснить, что известно ей. Мне казалось, что отправиться прямиком к тебе будет плохой идеей, ведь я знаю, как Дэйзи тебя ненавидит, так что она была бы в бешенстве. – Куинн переводит взгляд на Лео, и он делается ледяным. – Но теперь, когда я узнала, что слухи о романе Дэйзи с Кевом правда, я надеюсь, что она будет вне себя.

Я знаю, что кузина не любит меня, но теперь, когда Куинн сказала это вслух, боль вспыхивает в душе, хотя мне казалось, что я похоронила ее еще несколько лет назад.

– Я знаю тебя только по рассказам Дэйзи, – говорит Куинн, поставив фотографию обратно на туалетный столик. – Возможно, я просто хотела посмотреть, что собой представляет великая Лили Роузвуд.

– Не такая уж великая в данный момент, – честно отвечаю я, прислоняясь к туалетному столику. Я совершенно измотана, что наверняка заметно и по лицу, и по спине, которая обычно прямая, как стрела. Но сейчас я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не скукожиться. – Мне стало бы гораздо легче, если бы я поняла, почему бабушка решила вовлечь в это дело тебя.

Куинн молчит, неотрывно смотря на фото, пока мы с Лео переглядываемся.

«Ничего не говори», – приказывает мой взгляд. Она явно не хочет его слышать.

Наконец Куинн вздыхает и отворачивается от фотографии.

– В прошлом году на ежегодном Балу Гиацинтов, который проводится в «Плюще» в последнюю пятницу июня, мать здорово достала меня, – говорит она. – В этот вечер она всегда становится очень напряженной, поскольку на бал являются все богачи Роузтауна. Она все изводила и изводила меня на кухне из-за того, что я недостаточно быстро наполняла стаканы водой, так что я разозлилась и ушла. Гавань находится недалеко от «Плюща», и всякий раз, когда мне нужна передышка, я хожу туда и останавливаюсь на ее краю. Там есть только один фонарь, а дощатый тротуар просто обрывается возле прибрежных камней, так что в этом месте нет ничего, кроме воды.

Она делает глубокий вдох, как будто не может поверить, что рассказывает все это нам. Я помалкиваю, ожидая продолжения.

– Я не слышала, что за мной кто-то идет, но ко мне вдруг приблизилась твоя бабушка. Она чертовски меня напугала и чуть было не заработала удар локтем в лицо. Я думала, что она наорет на меня за то, что я оставила работу, но вместо этого мы просто… – На лице Куинн мелькает выражение странной меланхолии, прежде чем оно снова становится непроницаемым. – …поговорили. Мать всегда поливала ее грязью, скорее всего, она просто завидовала ее деньгам. Особенно в последнее время, ведь мы потеряли кучу инвестиций, когда разорилась компания твоего отца.

Я чувствую, как шею и лицо заливает краска, но Куинн просто продолжает говорить, не обращая на меня ни малейшего внимания:

– Думаю, мать надеялась, что твоя бабушка вложит деньги в ремонт второго бального зала, но, очевидно, из этого ничего не вышло. Так что я всегда полагала, что она просто стервозная старая богачка, ну, ты меня понимаешь. Но оказалось, что на самом деле она была очень приятной. И забавной. – На ее лице мелькает улыбка. – Думаю, ей было так же тошно на этой вечеринке, как и мне.

– Это был твой единственный разговор с ней? – спрашиваю я.

– Да. Я сказала, что Роузтаун убивает меня, что кажется, будто я никогда не смогу из него выбраться. Она ответила, что иногда чувствует себя точно так же.

Мне странно представлять, как Куинн и бабушка стоят вместе там, где заканчивается дощатый тротуар, разговаривая о жизни и ее тайнах. Я никогда не думала, что бабушке было плохо в Роузтауне. Мне больно это слышать. Как бы мне хотелось, чтобы она поделилась этим со мной, а не с Куинн.

Лео хмурит брови, смотря на карту.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– А что, если бабушка хочет объединить нас ради пропавшего наследства? – Он показывает на себя. – В общем, мне… очень нужны деньги. С тех пор как «Ледовый зал» обанкротился и отец потерял инвестиции, моя семья по уши в долгах. Ко всему прочему, за два года все мои три сестры вышли замуж, что тоже усугубило дело. Я как-то сказал об этом бабушке, просто так, вскользь, не ради подачек или чего-нибудь в этом роде.

Он делает глубокий вдох. То, что ему хватило духу признаться в этом, вызывает некоторое уважение. Хотя я никогда не скажу этого вслух, для меня настоящее облегчение – узнать, что не только я отчаянно нуждаюсь в деньгах.

– Я сказал бабушке, что вряд ли поступлю в университет, – продолжает он, глядя куда-то в сторону. – Родители не откладывали деньги на обучение, ведь мы все думали, что мне не придется платить за него как члену хоккейной команды. Но я не получил приглашения, а со школьными оценками у меня полный швах, и… в общем, как-то так.

Он не покраснел, но я вижу, что от признания ему неловко. В школе он ведет себя так, будто ему все нипочем. Много месяцев я слышала, как утром по понедельникам он смеется, рассказывая о проходивших на выходных вечеринках, на которых он и его друзья напились до потери сознания. Он улыбается, когда перед ним кладут проверенные тесты, испещренные красными пометками, будто получать ужасные оценки – это какая-то награда. И мне никогда не приходило в голову, что это уязвляет его сильнее, чем кажется.

– Возможно, я тоже что-то упоминала об учебе в университете, – нехотя говорит Куинн. – Мать вложила все деньги в «Плющ». Всякий раз, когда я пытаюсь поговорить с ней об университете, она злится. Она думает, что я останусь здесь с ней навсегда, но я хочу уехать. Я никогда не смогу оплатить учебу в университете, тем более что от отца нет ни слуху ни духу. – Она смотрит на Лео, и теперь в ее взгляде уже меньше ненависти. – Похоже, в клубе тех, кому не хватает денег на высшее образование, нас уже двое.