Заговор Ван Гога - Дэвис Дж. Мэдисон

– Не уверена… Он напоминает того человека, которого мой отец называл «Шток».

Она чуть было не сказала «штандартенфюрер Шток», однако передумала, не желая вновь будить в них идею, что за всем этим стоит какое-то иностранное правительство.

– Надеюсь, сеть уже расставлена? – поинтересовался агент.

– Вы отлично знаете, что да, – огрызнулся Томас. – Мы выставили его описание через пятнадцать минут после стрельбы.

Все это время госдеповец, по-бычьи наклонив голову, разглядывал Эсфирь поверх очков.

– А вы можете дать гарантию, что мы не найдем этого Штока среди оперативников «Хамас» или «Аль-Каеды»? Или аналогичной организации? Нас ведь не ждут сюрпризы, что он охотится именно за вами?

– Не вздумайте все сваливать на меня! Я прибыла в Чикаго только для встречи с отцом! – закричала Эсфирь. – Немедленно вызывайте кого-нибудь из израильского консульства! Слышите, немедленно!

Она ударила кулаком по столу, и боль тут же пронзила грудь. Хенсон протянул руку и придержал ее за локоть. Девушка нехотя присела.

– Могу вас заверить, – сказал представитель госдепа, – что мои коллеги прямо сейчас общаются с вашим посольством. Посол лично поставлен в известность.

– Ах, простите! – насмешливо фыркнула Эсфирь. – Как-как вы сказали? Вы уж меня извините, но это я бы хотела сама от него услышать!

В наступившей после этой колкости тишине зазвонил телефон. Трубку подняла женщина, еще один агент ФБР. Закончив разговор, она отозвала своего коллегу в глубь комнаты. Он вернулся, покачивая головой, остановился и сердито посмотрел на Эсфирь с Хенсоном.

– Скатертью дорожка, – проворчал он и обернулся к Томасу. – А мы пошли заниматься этим Штоком.

И с этими словами без церемоний сгреб снимки со стола.

– Эй, нам хоть что-то оставьте! – возмутился детектив Томас. Он угрожающе выставил палец в сторону Хенсона. – А с вами двоими я еще не закончил. И министры мне не указ.

Госдеповец утомленно закатил глаза.

– Мне, наверное, лучше переговорить с первым заместителем госсекретаря. Свой паспорт, мисс Горен, вы получите в ближайшее время.

– Что?! – изумился Томас. – Эта женщина здесь явно замешана! Нельзя выпускать ее из страны!

– Так будет безопаснее для мирных чикагских обывателей, – заметил Хенсон. – Бьюсь об заклад, что ваш босс или даже сам мэр в эту самую минуту склоняется к такой мысли.

Брови Аарона Томаса задергались, словно вздумали улететь прочь.

– Может, для вас убитый официант – это просто пустое место. Но не для меня! Нет, не для меня, черт бы вас побрал!

Хенсон заметил, что в глазах Эсфири мелькнула тень боли и тут же исчезла, уступив место решимости. Если ей удастся найти убийцу этого официанта, то его жизнь станет измеряться секундами.

– Не ожидал, не ожидал… – проворчал Хенсон, поглядывая на озеро Мичиган через окно такси. На секунду он засомневался, знает ли водитель дорогу в международный аэропорт, но потом махнул рукой. Пускай себе накручивает счетчик, а тем временем останется побольше времени на разговор с Эсфирью. – Они тебя будто выпихивают отсюда, ты заметила?.. Прямо вестерн какой-то. Шериф приказывает бандитке убраться из города до захода солнца.

– Да, это что-то новенькое. Мне еще не доводилось быть персоной нон грата, – сказала Эсфирь.

Хенсон хмыкнул.

– Обычно так поступают только с дипломатами.

– Меня повысили? Как бы не заболеть звездной болезнью.

– Ничего, маленькая лесть не помешает. Ты ее заработала.

Детектив Томас с пеной у рта отстаивал свое право задержать Эсфирь в роли свидетельницы по делу. Городская же администрация (правда, не без намеков со стороны министра юстиции) решила держаться противоположной точки зрения. Посол Израиля, бегло обменявшись с Эсфирью вежливыми фразами по мобильному телефону, посоветовал ей побыстрее лететь домой, поскольку-де такое решение будет в общих интересах. Не прошло и двадцати минут, как государственный департамент объявил об отмене визы Эсфирь Горен.

– Я ведь только этого и добиваюсь – уехать, – запротестовала она. – Зачем же пинками гнать?

– Всем хочется поскорее убрать этого Штока из-под своей юрисдикции. Слишком много кругов по воде. Взял и устроил на тебя охоту по какой-то причине…

– Я его видела, – сказала Эсфирь. – Могу опознать, если надо.

– Да нет. Дело, мне кажется, не в этом. Уж больно он прыткий. Исчезает и появляется, когда и где захочет. Конечно, поиск человека – это уравнение со многими неизвестными, но ведь его приметы стали известны сразу после убийства твоего отца. Кстати, «узи» нашли в мусорном баке неподалеку от Дирксен-Билдинга, на бульваре Джексона. Такое впечатление, он специально издевается над местными федералами. Трудно сказать, где он достал автомат, но полиция и ФБР рыщут наперегонки. Что-нибудь да всплывет.

– Он всерьез решил меня прикончить. Или тебя.

– О, нет-нет, ему нужна только ты. И ты права: он хочет тебя всерьез. Не терпится ему. Готов был попытать удачу в людном месте, с массой видеокамер. Наверное, следил за нами до самой гостиницы. Помнишь, пока ты лежала в больнице, он рискнул о тебе справиться? Мы обработали изображение, снятое охраной возле срочной хирургии, и получили довольно неплохое личико. Не исключено, что он попробовал бы еще раз до тебя добраться, если бы не металлодетекторы и полиция на каждом шагу. Как только пришел запрос из чикагского управления, мы решили сыграть с ним в наперстки.

– А, так вот зачем меня тасовали из комнаты в комнату! – сообразила Эсфирь. – Но почему мне об этом не сказали? Я вам что, игрушка для забавы?

– Извини. И не сердись. А что было делать? Или ты хочешь с ним вновь повстречаться тет-а-тет?

– Надо было ловить на живца! Вот тогда бы все вышло.

Хенсон ухмыльнулся.

– Ох и широкая у тебя натура… Ни дня без пули в голове, а?

– Нет, серьезно! Давай ловить его на меня! Прямо сейчас!

– Знаешь, мне кажется, именно поэтому тебя хотят поскорее выпихнуть из Штатов.

Она сложила руки на груди.

– С такой внешностью он в Израиле сразу засветится. Будет торчать, как алый зад у бабуина. Нет, он в жизни туда не сунется.

– Волосы можно перекрасить. – Хенсон коснулся ее руки. – Но послушай, здесь главное понять, почему он за тобой гоняется. Не думаю, чтобы он просто боялся, что ты его опознаешь. Ван Гог тоже не ответ. Он ведь не у тебя, а забрать его обратно невозможно. Нет, тут что-то другое… А ты взяла что-нибудь с собой из отцовского дома?

– Нет. – Эсфирь пожала плечами. – Просто сунула пару снимков в карман, и все. Скажем, детское фото. – Она вздохнула. – Со мной.

– Что-нибудь особенное?

Она отрицательно покрутила головой.

– А второй снимок?

– Это который ты мне дал. Где моя мать стоит возле лагеря беженцев в Триесте. Худющая, как я не знаю что, но все равно красивая, даже после всего того, что с ней вытворяли.

– А можно еще раз взглянуть?

Из кармашка своей сумочки Эсфирь достала сложенную вдвое картонку, которая защищала сам снимок. На нем Хенсон увидел тоненькую женщину в черном. Слева и чуть позади нее стояли двое мужчин, а справа – итальянский карабинер с сигаретой, которую он явно секунду назад вынул изо рта.

– Что за люди?

– Про них ничего не написано.

Он перевернул карточку и увидел надпись по-немецки: «Триест, 17 марта 1946».

– Это почерк твоей матери?

– Вполне возможно. Она писала как раз таким курсивом и ставила палочки на семерках. Очень похоже.

– А почему ты взяла именно этот снимок, а не другой?

– Здесь моя мать, – ответила Эсфирь, и Хенсон пожал плечами, словно говоря «ну, ясно».

Он посмотрел карточку на просвет, ища какие-нибудь водяные знаки или иные особенности.

– Может, это кто-то из мужчин? – спросил Хенсон, водя пальцем по снимку.

– Да ты посмотри на них, – сказала Эсфирь. – Вот этому лет семьдесят. Явно побывал в лапах нацистов. Лицо как у скелета, кожа да кости. Если это март сорок шестого, значит, его освободили задолго до того, как был сделан снимок. Он, наверное, сильно болен. Видишь, какое истощение?