Смерть куртизанки - Монтанари Данила Комастри

Аврелий согласно кивнул. Он знал могущество вольноотпущенников Клавдия, которые сосредоточили в своих руках больше власти, чем консулы и сенаторы.

— Империя могла бы управляться хуже, — примирительно сказал он.

— Конечно! Что может быть хуже, чем сейчас, когда внуки Ромула униженно ползают у ног целой своры восточных слуг, желая добиться их милости! — Руфо опять вышел из себя. — И ты в их числе! — с презрением заключил он.

— Я не унижаюсь перед вольноотпущенниками императора, но не потому, что речь идёт о бывших рабах или греках, — ответил Аврелий, задетый за живое. — Я не стал бы так поступать, даже если это были бы знатные римляне самого древнего рода. Просто моё воспитание и моё состояние позволяют мне не делать этого. Вот и всё.

— Выходит, ты римлянин, Аврелий Стаций? — спросил Руфо почти с издёвкой. — Иными словами, римлянин — кумир светских салонов, игрушка не слишком щепетильных матрон. Любимец греческих прихвостней и восточных шлюх?

Гай и Марция испуганно переглянулись. Довольный Квинтилий зло ухмыльнулся.

— Я — римский гражданин, и не из худших, — возразил Аврелий, вставая. — Если опасаешься, что моё присутствие может осквернить твой уважаемый дом, Руфо, не разделяй со мной свой обед, — решительно заявил он, намереваясь уйти.

Сенатор тоже поднялся со своего места и удержал его:

— Нет, останься, прошу тебя. Ты мой гость и оказал мне величайшее уважение. Я же иногда бываю чересчур резок на словах. Слишком многое в нынешнем Риме выводит меня из себя. Но кому нужны нравоучения старика?

— Мне, Руфо, если пообещаешь не требовать, чтобы я претворял их в жизнь, — смеясь, ответил Аврелий.

На лице Руфо мелькнула еле заметная улыбка. Гай и Марция, слушавшие всю эту перепалку затаив дыхание, облегчённо вздохнули.

Напряжение спало. Квинтилий поднял глаза и с любопытством посмотрел на человека, который посмел возразить его грозному свёкру и даже получил нечто похожее на извинение.

— Муций, Криспий, принесите финики! — приказал хозяин дома и, обратившись к гостю, завёл дружеский разговор о законе, который предстояло одобрить в сенате, пытаясь восстановить согласие во взглядах, сложившееся у них во время прошлого голосования.

Аврелию только это и нужно было. Он надкусил финик и спокойно продолжил беседовать на безобидную тему.

VIII

— Ты должен доплатить мне… — спокойно, без всякой просительной интонации произнёс Кастор.

Аврелий притворился, будто не слышал, принял скучающий вид и молча отпил глоток старого фалернского, внимательно разглядывая инкрустированные кессоны потолка.

В небольшом кабинете слуга и господин были одни.

— Помнишь брадобрея из Субуры, столь щедрого на городские сплетни? — продолжал грек.

— Ну как же. Его дешёвые духи целый день терзали моё тонкое обоняние!

— Ну, не суди о нём так плохо. Это весьма осведомлённый тип, в своём кругу, разумеется… Ему очень хочется поговорить, обменяться впечатлениями… К сожалению, его жалкая клиентура не даёт ему такой возможности. Поэтому, когда он встречает умного, находчивого человека с широкими взглядами…

— Тебя, надо полагать.

— Вот именно. Он вызвал у меня такое сочувствие, что я взялся порекомендовать его интересным людям, то есть доставить ему более утончённых клиентов: прислугу из богатых имений, секретарей, домашних учителей… из тех слуг, что желают облагородить свой облик.

— И всё это от чистого сердца.

— Разумеется. Конечно, пришлось согласиться на некоторый процент от его дохода, но только для того, чтобы этот добрый человек не чувствовал себя должником. Пустяк, чисто символический, лишь бы заставить умолкнуть его совесть.

— Примерно половину заработка, надо полагать.

— Не преувеличивай. Только треть. С другой стороны, с клиентурой, которую я предоставлю ему, он сможет удвоить цены.

Аврелий улыбнулся. Кастор определённо был человеком, обладавшим неистощимым запасом изворотливости. За долгие годы службы при помощи подарков, щедро оплаченных поручений патриция и мошенничеств он скопил состояние, которому позавидовал бы любой римский всадник [51].

— Ты не представляешь, скольких людей знает этот славный брадобрей, — продолжал тем временем раб. — Его услугами пользуется один старый нищий, когда хватает милостыни. Этот бедолага уже давно живёт на улице, с тех пор как несчастный случай оставил его без правой ноги. У него цепкий ум, отличная память, а сколько всего он перевидал за эти двадцать лет!

— Ближе к делу, Кастор.

— Разыскать старого попрошайку не составило труда. Братство нищих определило ему место недалеко от храма Сатурна. Я предложил ему выпить и получил полный отчёт об истории Субуры.

Разумеется, мне пришлось возместить ему недополученную милостыню. Я не сомневался, что ты разрешишь мне так поступить.

Аврелий понадеялся, что сумма, на которую Кастор собрался ограбить его, не превысит месячного заработка хорошего рабочего, но промолчал, желая услышать конец рассказа.

— Старик прекрасно помнил эту красавицу — дочь владельца прачечной. За ней бегали все парни в округе, но её интересовали только те, у кого имелись хоть какие-то деньги. Оказался среди них и молодой плотник, некий Энний, который готов был в огонь броситься ради того, чтобы жениться на ней. Но у девушки были другие планы. Ах, люди никогда не умеют довольствоваться тем, что имеют! — вздохнул Кастор. — Представляешь, Клелия, её младшая сестра, охотно отдала бы глаз, лишь бы выйти замуж за этого парня! Ну, а в один несчастливый день Цецилия ушла, оставив Энния с разбитым сердцем, настолько, что даже её сестра не могла утешить его. Ах, эта любовь…

— Молодец, Кастор. И как дальше сложилась судьба этого Энния?

— Он работает всё там же, в двух шагах от прачечной. Интересно, узнал ли он, что случилось с его былой любовью. Говорят, он хороший мастер, без тараканов в голове. Входит в ту же, что и Клелия, секту последователей Хреста, Христа или как его там, не знаю…

— Прекрасно, Кастор. Единственное, что мне не нравится в тебе, счета, которые ты выставляешь.

— Кстати, господин… — скромно произнёс грек, почтительно протягивая ему листок. — Я позволил себе добавить сюда и плату за вино…

— О, богиня Диана! Кастор, но на эти деньги можно напоить целую когорту преторианцев! — возмутился Аврелий.

— Видишь ли, мой господин, в таверне было много народу, все нищие, приятели старика, и я решил, что нужно угостить вином всю компанию, знаешь, чтобы поблагодарить такого замечательного осведомителя…

Смирившись, Аврелий вздохнул: Кастор никогда не перестанет жульничать. И хотя получал немалую оплату, добывать что-нибудь ещё обманным путём доставляло ему слишком большое удовольствие, чтобы он мог отказываться от него.

— Вернуться в Субуру, господин?

— Нет, отправимся туда вместе. А сейчас тебе нужно сделать ещё кое-что.

— Только скажи, будет исполнено!

— Постарайся отыскать эту старую сводню, Гекубу, и разговори её.

— Ох уж эта старая ворона! Она ведь просто сожрёт меня!

— А ты позволь ей очаровать тебя, козлище, и выведай всё, что можешь, о клиентах Коринны.

— Мне жаль, но я отказываюсь от этой задачи. Шла бы речь о какой-нибудь хорошенькой служанке…

— Повинуйся, осёл, и помни, что, худо-бедно, ты всё ещё мой раб! — прикрикнул на него Аврелий. — Кстати о служанках. У Коринны они, конечно, были. Наверняка и молодые, и красивые…

— Я готов, мой господин! — широко улыбаясь, воскликнул слуга, направившись к двери, и с порога предупредил: — Старуха будет стоить тебе дополнительной платы! — И исчез, не дожидаясь ответа.

Наутро он уже явился с докладом.

— Мне повезло! Мегера скрылась. Исчезла на другой день после убийства, словно те же адские силы, что исторгли её, теперь поглотили старую каргу обратно.