Чиновник для особых поручений - Каменский Юрий

«Пожалуй, верно. Если решат, что спим, не будут спешить. Глядишь, секунду-две подарят».

Давно миновали Ястшембе-Здруй, минутная стрелка нудно проползла три четверти, а гости всё не приходили. Изредка, в отсвете случайных фонарей, он различал лицо спутницы с открытыми глазами. Она лежала неподвижно, как сфинкс. Или как кошка, стерегущая добычу.

«Каждый считает добычей другого», — мысленно усмехнулся он.

Тихий звук заставил его превратиться в слух. Он бросил взгляд на Ингу. Та тихо кивнула, показывая, что всё слышит, и, прижав палец к губам, прикрыла веки. Стас последовал её примеру, тихо посапывая для полноты картины. Полированная дверь стала тихонько приоткрываться, и в неё почти бесшумно проскользнула тёмная фигура. Постояв секунду, ночной визитёр шагнул к оперу.

Он скорее почувствовал, чем увидел замах. Спасибо Сашке, их динамовскому тренеру. Стас резко прянул в сторону, прижавшись к стенке купе, ветерком мазнуло по лицу — рука с ножом с силой ударила в то место, где только что было его горло. Крутанувшись по оси, он сверху левой рукой захватил вооружённую кисть, и стал выкручивать её наружу. И тут же почувствовал, что тот намного его сильнее. Правой Стас ударил в лицо, стараясь попасть ладонью в основание носа. Жилистая кисть стала выворачиваться из пальцев, вторая рука врага пыталась нащупать горло. Распрямившись, как пружина, опер ударил пяткой под колено. И вдруг убийца тихо охнул, и стал мешком валиться на него. А тёмная фигура напарницы, мелькнув, как призрак, исчезла за дверью.

Вырвав нож, он сбросил с себя тело, и тоже метнулся к выходу. Но тихий шёпот: «Стой!» заставил замереть на месте. В проёме чернела какая-то тёмная бесформенная масса.

— Ты долго будешь таращить свои глаза? — послышался тихий голос Инги. — Затаскивай внутрь этого борова.

Сообразив, что это напарница держит второго убийцу, он сгрёб его за одежду и заволок внутрь. Тело было тяжёлым и совершенно безвольным. Ай, да напарница! Он почувствовал неловкость — пока возился с одним, она управилась с двумя. Впрочем, эта мысль мелькнула и пропала, не до того сейчас.

— Чем ты их? — тихо спросил он.

— Много будешь знать, быстро станешь стариком, — тихо огрызнулась Инга, прибавляя света в рожке. — Быстро обшарь карманы.

При свете сразу стало ясно — оба трупы. У «коммерсанта» на виске синеватое углубление, словно ударили чем-то тупым и тонким. Такое же пятнышко, сноровисто выворачивая карманы, он обнаружил на сонной артерии того, который пытался его зарезать.

— У тебя кровь, — спокойно сказала она. — На руке.

— Чёрт! — он облизнул мизинец.

Порезался, когда нож отбирал. Ну, это ерунда, конечно. Всё, что нашёл в карманах, он сложил на столик и на свой диван, чтобы не путаться — где чьё. Инга, тем временем, сильным мужским движением открыла окно.

— Туда, — коротко сказала она.

Не прошло и минуты, как оба трупа перекочевали на улицу. Два глухих шлепка о землю — и всё. Инга быстро просмотрела вещи убитых, паспорта сунула в ридикюль, деньги — в кошелёк, расчёски, портмоне и прочие мелочи, тщательно обтерев платочком, швырнула в окно.

— А теперь — спать! — скомандовала она, уворачивая рожок.

— Как скажешь, — покладисто отозвался он, укладываясь на диван.

И в самом деле — ночь на дворе. Ну, чуть не убили. Так, что ж теперь, не есть, не спать, и в туалет не ходить?

Глава 14. Дым отечества

— Да что же это такое, нас уже за людей не считают, — большевик Михаил Лебедев [28] был возмущён до крайности. — За что арестовали товарищей наших?! Будевица, Вязового, Марцынковского, Думпе? К какому-такому бунту они нас подстрекали?

По мере перечисления фамилий членов стачечного комитета толпа рабочих возмущённо загудела.

— Тихо, тихо, товарищи! — поднял руки Лесной, тоже один из членов забастовочного комитета. — Мы должны соблюдать спокойствие и не поддаваться на провокации! Разве вы не видите, что эти живоглоты спят и видят, чтобы мы взбунтовались! Тогда постреляют, кто уцелеет — на каторгу, и дело с концом!

— Верно он говорит, — повысил голос Сидор Ерофеевич и зашёлся чахоточным кашлем.

Ерофеича на прииске уважали. Пять лет человек руду мантулил, здоровье всё, как есть, потерял в забое.

— Ну-ка тихо, вы, крысы забойные! — рявкнул Пётр.

Стоявшие рядом засмеялись. Обидеться никто и не подумал. У Петьки Чохова «крысы забойные» любимой присказкой было, давно все привыкли. Это не «делопут» какой присланный, свой, рудничный, плоть от плоти, что называется.

— Так, что скажете, господин инженер? — повернулся Лебедев к нервно потирающему подбородок инженеру Тульчинскому. — Вы-то видите, что здесь никаким бунтом и не пахнет.

— Да, я-то вижу, — с досадой отмахнулся инженер. — Вы это Белозёрову попробуйте объяснить.

— Поговорите с ним, господин инженер, — попросил Ерофеич. — Может, хоть вас послушают.

— Да, что вы, Сидор Ерофеевич, — грустно усмехнулся Тульчинский. — Кто я для него такой? Наёмник, как и вы. У них свои интересы.

— Англичан снова оттереть хотят, — резанул правду-матку большевик Слюсаренко.

— В акционерах-то кого только нет — и господин Витте, и даже из императорской фамилии кое-кто. Денег от них нахапались, прииск обустроили, а теперь на себя одеяло тянут. А мы — крайние. Вы же себя, вроде как, другом рабочих выставляете, вот и помогите. Преображенский с Трещенковым умышленно ситуацию обостряют, разве сами не видите?

— Братцы, — взгляд инженера вильнул в сторону. — Я полагаю, что самое лучшее для вас — приступить к работе, а свои права отстаивать установленным порядком.

— Каким порядком? — Слюсаренко чуть не выругался. — Преображенский все порядки в гробу видал! «Лензолото» тут хозяин, ему и губернатор не указ! «Тигра злая» [29], который без мата и кулаков с рабочим не говорит — это порядок? От «Зуба» [30], кроме ругани и штрафов, ничего не видим — это тоже порядок?

Толпа зашумела.

— А сами-то они лучше? — послышались выкрики из толпы. — Что Черных [31], что Белозёров [32] — одного поля ягода.

— Бабам от них проходу нет, — зло выкрикнула какая-то молодуха, — Так и норовят в кусты заташить, кобели.

— Танька от охальства ихнего в позапрошлом годе в петлю залезла!

Ещё немного, и хлестанут эмоции через край, понесёт людей, не остановишь. Тульчинский невольно втянул голову в плечи. Разойдутся, и ему несдобровать под горячую руку. Хорошо, что про его просьбу прислать казаков не знают — порвали бы тут же, как гнилой зипун. К арестам этим он тоже руку приложил. Ох, тяжек труд управителя — исхитрись-ка и нашим, и вашим. Да, ещё и уцелеть надо, когда и те, и другие недовольны и стукнуть норовят.

— Пошли к Преображенскому, пусть нас выслушает, — крикнул Попов, тоже уцелевший при аресте.

— Не ходите, товарищи, это провокация. Солдат не зря нагнали, — твёрдо сказал Баташев.

— Не пугай, пуганые, — презрительно процедил Попов. — Трещенков нас боится, поэтому и солдаты ему понадобились. Мы с мирными намерениями идём, не за что в нас стрелять.

— Но, помните, товарищи — порядок и дисциплина! — видя, что отговаривать людей бесполезно, сказал Лебедев. — Если что — ноги вверх!

В толпе послышался смех. У многих был свеж в памяти случай, произошедший пару недель назад на выселении рабочих в Старой Муе. Не найдя никого из тех, кого требовалось выселить, и. о. главноуправляющего Теппан и исправник Галкин, по сути, попали в дурацкое положение.

А вокруг бараков, тем временем, собрались рабочие. Прослышав про выселения и аресты, они были настроены далеко не добродушно. Ситуация стала накаляться, и Галкин уже подал команду: «Ружья на руку». Казалось, неизбежно кровопролитие. Но в этот момент большевик Григорий Черепахин, оказавшийся, на счастье, здесь же, скомандовал: «Все на землю. Ноги вверх». И сам первый лег в снег, подняв кверху свои худые, истоптанные пимы. Рабочие, услышав странную команду, растерялись, но, увидев его уже в снегу с поднятыми вверх ногами, последовали его примеру.