Холод в Берлине - Чиро́вици Эуджен Овидиу

– В войсках. Был танкистом.

– Звание?

– Оберштурмфюрер.

– Где он служил? На Восточном фронте?

– Нет, на Западном. Во Франции и Бельгии.

– Вы хоть представляете, что подобные ему творили в моей стране?

Женщина промолчала. Офицер отвернулся от нее и заговорил с полицейскими.

Я вышел на улицу и закурил сигарету, прикрывая ее от моросящего дождя ладонью. В дверях соседних домов стояли люди, в основном женщины, опасливо поглядывая на два грузовика, припаркованные у здания. Один из солдат что-то крикнул зевакам, и те мгновенно попрятались. Парень отпустил шутку, рассмешившую его товарищей.

Когда я вернулся, Экхарт спросила меня, понизив голос:

– Если вы американец, то зачем привели сюда их?

– Я пересек границу между секторами, пытаясь найти телефон, чтобы позвонить в полицию, и меня задержали. Послушайте, в коридоре было тело девушки. Ее избили и, вероятно, задушили. Я…

– Эй, вы! Американец!

Я повернулся на голос, и меня на мгновение ослепила вспышка фотоаппарата в руках русского журналиста.

– Какого черта?! – возмутился я, однако мужчина лишь ухмыльнулся и вышел на улицу.

Я последовал за ним.

Моросящий дождик уже превратился в ливень, и солдаты облачились в длинные плащи пшеничного цвета. Теперь мужчины расслабились, их автоматы висели на плечах, вместо того чтобы угрожающе целиться в людей.

– Зачем вы велели меня сфотографировать? – требовательно спросил я у офицера.

Он сделал вид, что не услышал вопроса, и заявил:

– Вы мне солгали.

Его голос звучал менее дружелюбно, чем прежде.

– Я не лгал.

– Здесь нет никакого трупа, а ребенок не подтвердил ваш рассказ.

– Девочка напугана. Но все равно завтра я заявлю о случившемся в полицию.

– Почему?

– Потому что я доверяю своим глазам. Здесь была убитая девушка.

– Ах, точно: некий пьянчуга написал пальцем адрес на окне. Ну да. А теперь почему бы вам не рассказать, что в действительности вы делали в нашем секторе?

– Искал телефон.

– Как я уже заметил, неподалеку расположен отель «Меркурий». Несомненно, там на стойке регистрации есть телефон.

– Я не знал об отеле.

– Возможно, та девушка просто спала. А потом проснулась и ушла.

– Исключено. Она была мертва.

Офицер курил причудливую на вид сигарету, у которой картонный фильтр почти в два раза превышал длину куцей трубочки табака.

– Интересный вы человек, – сказал он, бросая окурок на тротуар. – У меня есть предчувствие, что совсем скоро мы увидимся вновь. Если вам понадобится помощь, какая бы то ни было, смело обращайтесь ко мне. Я – майор Бойко Тищенко. Запомните. Мое имя открывает множество дверей в этом городе. Доброй ночи.

Военные забрались обратно в свои грузовики и уехали. Я выкурил вторую сигарету, обдумывая события вечера. Вернувшись в дом, наткнулся на сердитый взгляд.

– Так зачем вы привели сюда русских? – накинулась на меня фрау Экхарт. – Это американский сектор!

– Простите. Они захотели увидеть тело.

– Не было никакого тела!

– Кто-то его убрал до вашего возвращения. Лиза тоже видела. Спросите ее вновь.

– Вы слышали ее ответ. Она не умеет врать.

– Девочка, верно, напугана. Спросите завтра, и она скажет вам правду.

Я предложил женщине сигарету, и Экхарт чуть остыла.

– Давайте выйдем из дома. Дочка, наверное, уже заснула.

Теперь, когда исчезли солдаты, грузовики и любопытные соседи, улица выглядела пугающе покинутой.

– Что за продовольственные карточки, о которых вы говорили? – поинтересовался я.

– Есть пять категорий. По пятой положена лишь тысяча калорий в день на человека. Никаких яиц, мяса, масла и сахара. Такие карточки называются «голодными».

– Вам определили худшую категорию, потому что ваш муж служил в СС?

– Да. Вы здесь давно?

– Около трех недель.

– В прошлом году, сразу после войны, нам велели заполнить анкету с более чем сотней вопросов.

– Вы были нацисткой?

– Что? Я состояла в партии, если вам это интересно. Работала в юридической конторе. Все состояли в партии. В то время это было само собой разумеющимся.

– Само собой разумеющимся? Партию возглавлял Адольф Гитлер, фрау Экхарт. Вас это не беспокоило?

Она не ответила. Светло-зеленые глаза казались почти прозрачными.

– Как вы теперь выживаете?

Экхарт пожала плечами:

– Если вам нечего обменять на черном рынке или если вы не работаете на них, то приходится голодать. Мне повезло отыскать жилье, где не нужно платить за аренду.

– Как так вышло?

– Хозяйка, фрау Леманн, переехала в Магдебург. Мы жили в округе Целендорф, а в марте всех без предупреждения выставили вон. Вдова военного и ее пятилетняя дочь оказались на улице. Как вы думаете, это справедливо?

– Не знаю.

– Не знаете?

– У вас есть родители, родственники?

– Родители погибли год назад, когда в дом попала бомба. У меня есть сестра в Вюртемберге, во французской зоне, но ее семья едва сводит концы с концами. Даже не знаю, как мы переживем эту зиму без угля.

Порывшись в сумке, я протянул ей запасную пачку сигарет. Фрау уставилась на мой подарок.

– За что?

– Просто так. Пожалуйста, возьмите.

Она наконец приняла пачку и положила ее в карман.

– Доброй ночи, фрау Экхарт. И простите за беспокойство.

– Доброй ночи.

Я успел сделать всего пару шагов, когда она меня окликнула, заставив повернуться.

– Да?

– Вы назвались журналистом. Вам известно, сколько некогда составлял размер штрафа за изнасилование немки?

– Штрафа? В каком смысле?

– Да, изнасилование каралось лишь штрафом, если только не было отягчающих обстоятельств.

– Я не знал.

– Штрафом в шестьдесят восемь долларов. Месячная зарплата джи-ай [5], как мне сказали. Спокойной ночи. И благодарю за сигареты.

2

Ранним утром меня разбудил громкий стук в дверь. Я выбрался из постели, накинул поверх пижамы пальто и взялся за ручку – она казалась липкой и холодной, как и все, к чему я прикасался в этом городе.

Вошел капитан Боб Гарднер и положил на столик в кухоньке объемистый бумажный пакет. Капитан со школьной скамьи приятельствовал с моим редактором в Чикаго, который попросил помочь мне с журналистским удостоверением и ввести в курс дел.

– Доброе утро, – поздоровался я, взглянув на часы: они показывали без двадцати девять.

– Вообще-то, не такое уж и доброе, – буркнул Гарднер, выуживая из пакета газету. – Прочтите-ка, а я сварганю завтрак. – Он постучал пальцем по одной из заметок. – Кстати, в следующий раз не забудьте улыбнуться в камеру.

Пока мой гость возился на кухне, я открыл окно и, присев на край кровати, прочитал статью из «Немецкой народной газеты», которая издавалась в советском секторе и служила официальным рупором поддерживаемой СССР Социалистической единой партии Германии.

– Насколько все плохо? – поинтересовался я, закуривая предпоследнюю сигарету в пачке.

– Довольно плохо, – ответил Гарднер, разливая в кружки кофе из термоса. – А теперь давайте перекусим.

Я выпил кофе и докурил сигарету, после чего мы молча жевали под аккомпанемент скрежета баков, которые мусорщики тащили по улице.

В материале сообщалось, что накануне вечером была изнасилована и убита неизвестная девушка, скорее всего немка. Предположительно, преступление совершил американский патруль. Далее называли мое имя и заявляли, будто, случайно наткнувшись на тело, я обратился за помощью к советским солдатам, якобы из опасения, что американские власти постараются скрыть убийство, как поступали в других схожих случаях. К сожалению, доблестные советские блюстители закона прибыли на место преступления слишком поздно и злоумышленники успели спрятать труп.

Гарднер оглядел мое пристанище неодобрительным взглядом. Смуглый, с глубоко посаженными темными глазами и зачесанными назад черными волосами он больше походил на военного из голливудских фильмов, чем из настоящей жизни.