Охота за наследством Роузвудов - Рид Маккензи

– Сюда вот-вот вернется мой дядя! – вру я, открывая окно. – И с ним полиция. Они будут здесь уже через несколько секунд.

Я собираюсь вылезти из окна, но вот черт. Металлическая москитная сетка.

Дрожащими пальцами я пытаюсь открыть защелки. Я вздрагиваю, когда слышится еще один оглушительный удар по дереву, похожий в тихой ночи на выстрел из пистолета.

Черт! Одну защелку заело. Я трясу ее, толкаю плечом. Ну же, давай.

У меня вырывается истошный крик, когда раздаются еще один удар и оглушительный треск дерева. Я оборачиваюсь и вижу, как кусок двери отваливается, и в дыру заглядывает лицо. Оно обтянуто черной балаклавой.

Это не взаправду. Это просто ночной кошмар, иначе и быть не может. Лицо отодвигается, и затем какая-то штука снова с треском врезается в дверь. Мои пальцы возятся с защелкой, я толкаю металлическую сетку, затем бью по ней изо всех сил. Наконец она с громким звуком рвется, и ладонь пронзает острая боль. В нос ударяет запах железа, и лопнувшая москитная сетка валится вниз.

И как раз вовремя. Нападающий проламывает в двери достаточно большую дыру и просовывает в нее руку.

В ушах пульсирует кровь. Я хватаю сумочку, засовываю в нее кусок карты, письмо и телефон и через окно вылезаю на крышу. Отсюда дальше до земли, чем я ожидала. Как же Дэйзи проделывает это каждую ночь? Если я спрыгну, то наверняка сломаю ногу или даже обе.

Услышав еще один удар, я скольжу вниз по скату крыши и вижу трельяж для вьющихся растений, спускающийся в сад за домом. Перекинув сумку через плечо, я начинаю спускаться, плача от боли в ладони. Но я не перестаю двигаться, пока не оказываюсь достаточно близко от земли, чтобы спрыгнуть. Я приземляюсь коленями и ладонями на траву, затем вскакиваю на ноги и пускаюсь бежать.

Но почти сразу останавливаюсь. У парадной двери, менее чем в тридцати футах от меня, стоит еще один мужчина. Высокий, широкоплечий и одетый во все черное. Услышав, как я непроизвольно резко втягиваю воздух, он поворачивается в мою сторону.

И бежит.

Я мчусь по подъездной дороге, и кроссовки едва не спадают с ног, поскольку у меня не было времени завязать шнурки. Ощущая на лице собственное горячее дыхание и прохладный ночной воздух, я выбегаю на дорогу и направляюсь к комплексу люксовых кондоминиумов, надеясь, что среди них преследователи в масках потеряют меня из виду. Начинает колоть в боку, но я продолжаю бежать, не зная даже, куда именно. До полицейского участка слишком далеко, а дядя Арбор сейчас в Бостоне. В какой же я жопе.

Приближающийся топот заставляет меня резко сменить направление и свернуть к детскому саду. Я бегу по игровой площадке, в кроссовку попадает гравий, как было всегда, когда я гуляла здесь маленькой. Я оглядываюсь. Никого не видно, хотя преследователи явно не могут быть далеко. Я прячусь за пластиковой скалой, пытаясь отдышаться, и достаю из сумки телефон.

Один процент. Среди избранных контактов по-прежнему первым значится отец. Я просто не могу удалить его, сколько бы времени ни прошло после его смерти. Следующей значится мама, что странно и нелепо, ведь она уехала, к тому же редко помогала мне, даже когда мы жили вместе. Наконец, прокрутив номера особняка и бывших друзей, которые, скорее всего, заблокировали меня, я звоню дяде Арбору. Слышится гудок, и я чувствую, как сдавливает грудь. «Давай же, давай, – мысленно прошу я, ощущая капли холодного пота на спине. – Давай, ответь».

На третьем гудке звонок обрывается. Я в ужасе смотрю на черный экран, и, сколько ни стучу по нему, он не оживает. Это был мой последний шанс, и я его потеряла.

Тихий звук шагов за пластиковой скалой заставляет меня подавить всхлип и обуздать страх. Я напрягаюсь и, как только вижу появившийся из-за стены носок ботинка, пускаюсь бежать со всех ног. И, как я и ожидала, преследователь настолько застигнут врасплох, что хлопает ладонью по пластику, чтобы не потерять равновесие, и ругается. Надо думать, это тот самый тип, чью руку я прищемила дверью. Вот и отлично.

Но второй продолжает гнаться за мной. Я зигзагами бегу по дворам и цветочным клумбам, чувствуя себя последней сволочью из-за того, что топчу прекрасные лилии, ирисы, гиацинты, петунии.

Внезапно это становится моим спасением, поскольку преследователь запутывается в садовой сетке, через которую я перескочила. Наверное, из-за балаклавы он ее не заметил.

Я продолжаю бежать, и несколько кусочков чересчур жирной пиццы, которые я съела, просятся наружу. Я поворачиваю за угол и останавливаюсь, чтобы выблевать их, затем пытаюсь понять, где очутилась.

Я нахожусь недалеко от дома Лео. Если мне удастся добраться туда, он сможет позвонить в полицию или отвезти в участок.

Я снова пускаюсь бежать, и в тишине ночи моя сумка слишком громко хлопает по бедру. Но я больше никого не вижу и не слышу. Возможно, я наконец смогла оторваться от них.

К тому времени, когда я добираюсь до дома Лео, легкие горят от недостатка воздуха. Стараясь держаться в тени, я пробираюсь на его задний двор, не забывая о любопытных соседях, хотя сейчас они наверняка спят. Теперь, когда оказалась вдалеке от уличных фонарей, я, щурясь, всматриваюсь в темноту, осторожно пробираясь по двору, пока не останавливаюсь перед дубом. Когда Лео слезал по нему, это казалось таким легким.

С улицы доносятся тихие голоса, и меня охватывает паника. Мне придется все-таки рискнуть и попытаться залезть на это дерево. Я осторожно подтягиваюсь, морщась от боли в раненой ладони. На дубе полным-полно изогнутых ветвей, но мои мышцы так ослабели, что подъем становится невыполнимой задачей. Возможно, если бы я почаще убегала из дома, как Лео и Дэйзи, это не составило бы мне труда, но, увы, в этом деле я новичок.

Наконец я взбираюсь так высоко, что могу спрыгнуть на крышу. Я с глухим стуком приземляюсь на нее и задерживаю дыхание, надеясь, что никто ничего не услышал. Голоса на улице затихают.

Я могу дотянуться только до одного окна и тихонько стучу в него. Проходит несколько секунд, но ответа все нет, так что я стучу громче.

– Пожалуйста, – бормочу я в темноту. И снова стучу по стеклю кулаком, боясь, что делаю это слишком громко…

Оконная рама поднимается так внезапно, что я едва не сваливаюсь с крыши. В последний момент я успеваю ухватиться за ставню, чтобы не потерять равновесие, и из окна высовывается голова с взъерошенными волосами.

– Лили? – Голос у Лео хриплый ото сна. Он прочищает горло и щурится, глядя на меня через открытое окно. – Мне казалось, что мы встречаемся только в десять.

– Я могу войти? – спрашиваю я, пытаясь подавить истерические нотки в голосе.

Не знаю, слышит он меня или нет, но он поднимает раму выше и жестом приглашает меня внутрь. Я влезаю, ощутив чувство вины, когда приходится в обуви наступить на его кровать.

– Что ты тут делаешь? – спрашивает он, понизив голос. Я понимаю, что он действительно спал, как любой нормальный человек в такой час. Он одет в черные боксеры с принтом из авокадо, а волосы, обычно уложенные в короткие волны, растрепаны. Должно быть, он чувствует мою неловкость, потому что выдвигает ящик комода и надевает спортивные шорты и старую хоккейную футболку. Я нарочно смотрю на пыльные спортивные кубки, стоящие на комоде, пока он одевается.

– На меня напали, – выдавливаю я, обхватив себя руками. – Они вломились в дом дяди и пытались взломать дверь моей спальни. Я… – Я задыхаюсь, как будто все еще продолжаю бежать. – Я едва-едва успела вылезти из окна, и они гнались за мной до самого твоего дома, и я не знала, куда еще пойти.

– Жесть, – говорит он, подойдя ко мне. Его теплые ладони обхватывают мои обнаженные руки выше локтей, и он поворачивает меня к себе. – Но теперь успокойся, все хорошо, и…

– Ничего не хорошо, – возражаю я.

Он опять пытается успокоить меня, но я продолжаю говорить и никак не могу остановиться:

– Они сломали мою дверь, и у них был пистолет. А когда я попыталась позвонить, чтобы позвать на помощь, телефон разрядился!