Американский Шерлок Холмс (ЛП) - Картер Ник

— Нет. Рассмотрев остальное содержимое чемоданчика, я сразу догадался, что валики сообщат мне нечто необыкновенное. Вот почему я, собственно, и купил фонограф.

— То, что вы услышали, и побудило вас явиться ко мне?

— Именно.

— Говорили ли вы с кем-нибудь об этом деле?

— Никому я не сказал ни слова. Валики поведали мне такие ужасы, что я с тех пор стал как-то чуждаться людей. Я заперся в свою библиотечную комнату и перестал принимать даже близких друзей. Кроме вас, мистер Картер, никто не знает о моем открытии. Даже мой лакей ничего не знает. Я отсылал его каждый раз, когда слушал фонограф, так как присутствие другого лица казалось мне излишним.

— Где хранятся эти валики?

— В железном сейфе, рядом с кроватью в моей спальне.

Ник Картер встал.

— Собственно говоря, я хотел расспросить вас еще кое о чем и просить вас описать мне наружный вид чемодана и того, что в нем находится. Но, ведь я и сам могу осмотреть все это, когда прослушаю фонограф. Если вы согласны, мы можем сейчас же и отправиться к вам.

— Сделайте одолжение. Лакея своего я уже отпустил. Нам никто не будет мешать и вы спокойно можете выслушать страшную историю, которую вам расскажет фонограф.

Через полчаса Ник Картер вместе с Файрфильдом приехал в Мамонтову гостиницу.

— Прежде чем я пущу фонограф, — заявил Файрфильд, — я должен предупредить вас, что вы должны прислушиваться очень внимательно. Мне кажется, что несчастная девушка в то время, когда поверяла фонографу свое горе, находилась в ужасном страхе, опасаясь, что ее подслушают и убьют. Боясь, очевидно, приближения врагов, она, как только слышала какой-нибудь подозрительный шум, сейчас же прерывала свое повествование и начинала петь какую-нибудь песню.

— Понимаю, — ответил сыщик.

— Откровенно говоря, — продолжал Файрфильд, — мне иногда казалось, что я слышу бред сошедшей с ума бывшей актрисы. Но, вы сами убедитесь, что девушка была вполне здорова!

— Это я лучше всего узнаю после того, как прослушаю валики, — сказал Ник Картер.

Файрфильд отпер железную кассу и вынул оттуда картонную коробку с валиками фонографа и, вернувшись в библиотечную комнату, начал возиться с стоявшим на маленьком столике фонографом.

— Я купил лучший аппарат, какой только мог найти, — сказал он, — и вы видите, я не снабдил его трубой, а удовольствовался ушными раковинами и сделал это для того, чтобы никто другой не мог подслушивать.

— Мысль недурна, — одобрительно заметил Ник Картер, — скажите, валики были пронумерованы?

— Нет. Я долго возился и разбирался, пока установил надлежащую последовательность.

— Отлично! Ну что же, Файрфильд, начинайте.

Ник Картер весьма быстро приспособил свой слух к звукам, исходившим из фонографа.

Симпатичный женский голос говорил следующее:

— Я должна рассказать ужасную историю! История эта так запутана, так неправдоподобна и ужасна, что, вероятно, никто и не поверит тому, что я теперь проговорю в фонограф. Того, кто услышит мое повествование, я заклинаю всем святым поверить моим словам! Клянусь Всевышним, что я буду говорить сущую правду! Я молю Бога, чтобы тот, кто услышит мое повествование, отомстил за меня! Итак, я начинаю: я богата, владею и деньгами, и драгоценностями, и недвижимым имуществом, словом, меня называют богатой наследницей. Вероятно, я никогда не узнаю, как велико мое состояние, так как я никогда больше не выйду на свободу и должна погибнуть. Ужасна смерть в девятнадцать лет, мысль о ней леденит кровь в моих жилах! Тяжело умирать даже больной или нищей молодой девушке, тем более ужасно это для меня, так как я вполне здорова! Говорят, что я красива, я молода — и я должна умереть, потому что этого хотят гнусные преступники, жаждущие моих денег! Но, они не уйдут от заслуженной кары — Бог услышит мою молитву и эти валики попадут в руки того, кто сумеет заставить убийц покаяться в содеянном! Я оставила всякую надежду спастись бегством. Я пыталась бежать, но это мне не удалось. Как-то раз мне уже казалось, что я благополучно ушла от своих преследователей. Я проехала верхом верст двадцать среди глубокой ночи и все-таки меня настигла погоня; теперь я заперта здесь, в этом ужасном месте, откуда бежать невозможно. К несчастью, я даже не могу сказать, в какой именно местности находится моя тюрьма, так как…

На этом кончался первый валик.

Неизвестная говорила быстро и невнятно, но Ник Картер все-таки разобрал все дословно. С нетерпением он стал ждать сообщений второго валика.

Файрфильд пристроил второй валик и снова раздался тот же мягкий голос:

— Я даже не знаю на каком расстоянии находится то место, где меня держать в плену, от моего дома, из которого меня увезли в бесчувственном состоянии. Негодяи усыпили меня каким-то наркотическим средством. Мое имя Наталья Деланси. Не считаю нужным распространяться о моем семейном положении, так как мое имя известно всем, кто живет в нашей родной местности. Опасаюсь, что меня уже теперь считают умершей, или принимают за помешанную, увезенную в психиатрическую лечебницу. Кто знает, какими ложными слухами было обмануто общество. Порою я удивляюсь, почему убийцы не довершают своего злодеяния — ведь я нахожусь вполне в их власти. Но, какой-то внутренний голос говорит мне, что они не осмелятся привести в исполнение свое преступное намерение, прежде чем…

Тут послышалось какое-то пение, по-видимому рассчитанное на то, чтобы ввести кого-то в заблуждение, и валик кончился.

Третий валик сообщил следующее:

— Боюсь, что часы мои сочтены. С минуты на минуту ожидаю смертного приговора…

Опять послышалось пение, которое однако оборвалось столь же внезапно, как и началось. Затем снова следовал рассказ несчастной девушки:

— Вероятно, он ушел. Кажется Рудольф подслушивал у двери, но я думаю, что перехитрила его. На мою жизнь покушаются Рудольф, Макс и Оливетта, мои собственные братья и сестра. Кроме того, кажется, заинтересовано еще какое-то четвертое лицо — девушка или женщина, не знаю. Когда мои братья явились ко мне и хотели заставить меня подписать ту бумагу, она стояла у дверей снаружи, но я увидела только подол ее юбки.

Следующий валик передал:

— Прошлой ночью, часов в двенадцать, я проснулась от шума шагов в соседней гостиной. Дело в том, что кроме спальной мне отвели еще вторую комнату. Я не смела пошевельнуться и стала прислушиваться, затаив дыхание. Сначала я подумала, что настал мой смертный час, но спустя некоторое время шаги удалились и кто-то осторожно закрыл наружную дверь. Они зорко следят за мной. Опасаюсь, что они заподозрили меня, так что приходится быть еще более осторожной. Но, так как я вожусь с фонографом с утра до ночи, то они, вероятно, думают, что я помешалась на этом.

Вдруг опять послышалось пение.

Неизвестная пропела старинную, грустную балладу. Ник Картер был тронут до глубины души.

Следующий валик передал слова:

— Не убьют ли меня сегодня ночью? Кажется, так оно и будет! Только что ко мне заходил Рудольф. Он держал в руке какую-то бумагу и обещал тотчас же выпустить меня на свободу, если я подпишу ее и дам обещание повиноваться ему до конца жизни. Негодяй! Я-то ведь знаю, что в тот самый момент, когда я подпишу бумагу, они задушат или отравят меня! Я рассмеялась ему в лицо. Не знаю, откуда у меня взялась храбрость на это — ведь здесь я только плакала до сих пор! Затем он, злорадно хохоча, показал мне подделку моей подписи, сделанную так искусно, что я и сама не знала, я ли подписала или кто-либо другой. Он присовокупил, что отныне они уже не вынуждены больше упрашивать меня. Затем он ушел.

Снова послышалось пение.

— Погодите немного, — попросил Ник Картер, когда Файрфильд хотел поставить шестой валик, — я никогда еще не слышал столь потрясающей повести. Какая жалость, что несчастная девушка не обозначила точнее место своего жительства. Очевидно, она и не подумала о том, что эти валики передадут ее грустную историю кому-нибудь, находящемуся за тысячи верст от ее родины там, где имя Деланси решительно никому неизвестно.