Левиафан - Акунин Борис

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49

– Что ж, идемте. Доктор, сообщите о случившемся вахтенному начальнику, пусть выставит у двери часового. И присоединяйтесь к нам. Кроме нас вести расследование больше некому.

– Какой злосчастный рейс! – ахал Труффо, семеня по коридору. Бедный «Левиафан»!

В «Виндзоре» расположились так: мадам Клебер села за стол лицом к двери, остальные, не сговариваясь, разместились с противоположной стороны.

Лишь Фандорин занял стул рядом с убийцей.

– Господа, не смотрите на меня так, – жалобно произнесла мадам Клебер. – Я убила его, но я ни в чем не виновата. Я все-все вам расскажу, и вы увидите… Но ради Бога, дайте мне воды.

Сердобольный японец налил ей лимонаду – после завтрака со стола еще не убирали.

– Так что же произошло? – спросила Кларисса.

– Translate everything she says. – строго проинструктировала миссис Труффо вовремя вернувшегося мужа. – Everything – word for word. [32]

Доктор кивнул, вытирая платком вспотевшую от быстрой ходьбы лысину.

– Ничего не бойтесь, сударыня. Говорите всю правду, – подбодрил Ренату сэр Реджинальд. – Этот господин не джентльмен, он не умеет обращаться с дамами, но я гарантирую вам самое уважительное отношение.

Эти слова сопровождались взглядом в сторону Фандорина – взглядом, исполненным такой жгучей ненависти, что Кларисса обмерла. Что такое могло произойти между Эрастом и Милфорд-Стоуксом со вчерашнего дня? Откуда эта враждебность?

– Спасибо, милый Реджинальд, – всхлипнула Рената. Она долго пила лимонад, шмыгая носом и подвывая. Потом обвела своих визави умоляющим взглядом и начала:

– Гош никакой не блюститель закона! Он преступник, сумасшедший! Тут все посходили с ума из-за этого мерзкого платка! Даже комиссар полиции!

– Вы сказали, что хотите сделать ему какое-то признание, неприязненно напомнила Кларисса. – Какое?

– Да, я утаила одно обстоятельство… Существенное обстоятельство. Я непременно во всем призналась бы, но сначала я хотела уличить комиссара.

– Уличить? Но в чем? – участливо спросил сэр Реджинальд.

Мадам Клебер перестала плакать и торжественно объявила:

– Ренье не покончил с собой. Его убил комиссар Гош! – И, видя, как потрясены слушатели этим сообщением, зачастила. – Это же очевидно! Попробуйте с разбегу разбить себе голову об угол в комнатке размером в шесть квадратных метров! Это просто невозможно. Если б Шарль решил убить себя, он снял бы галстук, привязал его к вентиляционной решетке и спрыгнул бы со стула. Нет, его убил Гош! Ударил по голове чем-нибудь тяжелым, а потом инсценировал самоубийство – уже мертвого ударил головой об угол.

– Но зачем комиссару понадобилось убивать Ренье? – скептически покачала головой Кларисса. Мадам Клебер несла явную галиматью.

– Я же говорю, он совсем свихнулся от жадности! Во всем виноват платок! То ли Гош разозлился на Шарля за то, что тот сжег платок, то ли не поверил ему – не знаю. Но Гош убил его, это ясно. И когда я прямо, в глаза заявила об этом комиссару, он и не подумал отпираться. Он выхватил свой пистолет, принялся размахивать им, угрожать. Говорил, что если я не буду держать язык за зубами, то отправлюсь вслед за Ренье… – Рената снова захлюпала носом, и – о чудо из чудес! – баронет протянул ей свой платок.

Что за таинственное превращение, ведь он всегда сторонился Ренаты?

– …Ну вот, а потом он положил пистолет на стол и стал трясти меня за плечи. Мне было так страшно, так страшно! Я сама не помню, как оттолкнула его и схватила со стола оружие. Это было ужасно! Я бегала от него вокруг стола, а он за мной гонялся. Я оборачивалась и жала на крючок не помню, сколько раз. Наконец, он упал… А потом вошел господин Фандорин.

И Рената разрыдалась в голос. Милфорд-Стоукс осторожно гладил ее по плечу – словно дотрагивался до гремучей змеи.

В тишине раздался гулкие хлопки. От неожиданности Кларисса вздрогнула.

– Браво! – Фандорин насмешливо улыбался и хлопал в ладоши. Б-браво, мадам Клебер. Вы великая актриса.

– Как вы смеете! – захлебнулся от возмущения сэр Реджинальд, но Эраст остановил его жестом.

– Сядьте и слушайте. Я расскажу вам, как было дело. – Фандорин был абсолютно спокоен и, кажется, ничуть не сомневался в своей правоте. – Мадам Клебер не т-только выдающаяся актриса, но вообще особа незаурядная и талантливая – во всех отношениях. С размахом, с фантазией. К сожалению, главное ее дарование лежит в сфере криминальной. Вы соучастница целой череды убийств, мадам. Точнее, не соучастница, а вдохновительница, г-главное действующее лицо. Это Ренье был вашим соучастником.

– Ну вот, – жалобно воззвала Рената к сэру Реджинальду. – И этот свихнулся. А был такой тихий, спокойный.

– Самое п-поразительное в вас – нечеловеческая быстрота реакции, как ни в чем не бывало продолжил Эраст. – Вы никогда не защищаетесь – вы наносите удар п-первой, госпожа Санфон. Ведь вы позволите называть вас настоящим именем?

– Санфон?! Мари Санфон?! Та самая!? – воскликнул доктор Труффо.

Кларисса поймала себя на том, что сидит с открытым ртом, а Милфорд-Стоукс поспешно отдернул руку от ренатиного плеча. Сама же Рената смотрела на Фандорина с состраданием.

– Да, п-перед вами международная авантюристка Мари Санфон, легендарная, гениальная и безжалостная. Ее стиль – масштабность, изобретательность, д-дерзость. Еще – отсутствие улик и свидетелей. И, the last but №t the least [33], – полное пренебрежение к человеческой жизни.

Показания Шарля Ренье, к которым мы еще вернемся, содержат п-правду пополам с ложью. Я не знаю, сударыня, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с этим человеком, но не вызывают сомнения две вещи. Ренье искренне любил вас и пытался отвести от вас подозрение вплоть до самой последней минуты своей жизни. И второе: именно вы побудили сына Изумрудного Раджи заняться поисками наследства – иначе вряд ли он стал бы ждать с-столько лет. Вы познакомились с лордом Литтлби, раздобыли все необходимые сведения и разработали п-план. Очевидно, поначалу вы рассчитывали выманить платок хитростью, п-прибегнув к обольщению – ведь лорд не подозревал о значении этого куска ткани. Однако вскоре вы убедились, что задача невыполнима: Литтлби был просто помешан на своей коллекции и ни за что не согласился бы расстаться ни с одним экспонатом. Выкрасть платок тоже не представлялось возможным – возле витрин постоянно дежурили вооруженные охранники. И вы решили д-действовать наверняка – с минимальным риском и, как вы любите, не оставляя следов. Скажите, вы знали, что лорд в тот роковой вечер никуда не поехал и остался дома? Уверен, что знали. Вам нужно было повязать Ренье пролитой к-кровью. Ведь слуг убивал не он – это сделали вы.

– Невозможно! – вскинул ладонь доктор Труффо. – Чтобы женщина, не имеющая медицинского образования и большого навыка, сделала девять уколов за три минуты? Исключено.

– Во-первых, можно было заранее п-подготовить девять снаряженных шприцов. А во-вторых… – Эраст изящным жестом взял из вазы яблоко и отрезал от него кусочек. – Это у господина Ренье не было опыта обращения со шприцем, зато у Мари Санфон такой опыт есть. Не забывайте, что она воспитывалась в обители винсентианок, серых сестер. Известно, что этот орден ставит своей целью оказание медицинской помощи беднякам, и винсентианок с раннего возраста готовят к служению в госпиталях, лепрозориях и богадельнях. Все эти монашки – высококвалифицированные сестры милосердия, а юная Мари, помнится, была одной из лучших.

– В самом деле, я забыл. Вы правы – доктор покаянно склонил голову.

– Но продолжайте. Больше я вас перебивать не буду.

– Итак, Париж, рю де Гренель, вечер 15 марта. В особняк лорда Литтлби приходят д-двое: молодой смуглый врач и сестра милосердия в опущенном на глаза сером монашеском капюшоне. Врач предъявляет б-бумагу с печатью мэрии, требует немедленно собрать всех, кто есть в доме. Вероятно, говорит, что время позднее, а работы еще много. Уколы делает монашка ловко, быстро, безболезненно. Впоследствии патологоанатом не обнаружит в местах инъекции ни одной г-гематомы. Мари Санфон не забыла уроки своей богоугодной юности. Дальнейшее ясно, посему п-подробности опускаю: слуги засыпают, преступники поднимаются на второй этаж, короткая схватка Ренье с хозяином. Убийцы не заметили, что в руке лорда остался золотой значок «Левиафана». Впоследствии вам, сударыня, пришлось отдать соучастнику свою эмблему – вам легче было отвести от себя подозрения, чем первому помощнику капитана. И еще, п-полагаю, в себе вы были уверены больше, чем в нем.