Нефритовые четки - Акунин Борис

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140

– Ну и что, если молоды? Билли Кид прожил всего двадцать лет, а успел угрохать двадцать человек. Великий Джесси Джеймс устроил первое побоище, когда ему едва сравнялось семнадцать. – Машинист взял у кочегара бутылку, тоже отпил. – Фуу, ну и гадость ты пьешь! Молодые бандиты, они самые опасные. У них мозгов нет. Смерть им нипочем. Что чужая, что своя.

– Не в том дело, босс, – возразил кочегар. – Это все из-за истории с фотографией. Великие грабители Сандэнс Кид и Батч Кассиди с товарищами сделали в ателье снимок на память, а теперь по этой карточке их ищут все шерифы и «пинки» штата Вайоминг. Урок для бизнесмена с большой дороги: не показывай рожу – целее будешь.

Дорога сделала крутой поворот, огибая холм, и стал виден весь недлинный состав. С площадки между салон-вагоном и пассажирским высунулся голый Маса, помахал рукой.

– П-поразительно, – пробормотал Эраст Петрович.

– Что живы остались? Это уж точно. Нате-ка, сэр, хлебните.

Кочегар совал свою бутылку. Обижать человека не хотелось, хоть из горлышка несло самой незамысловатой сивухой.

Фандорин сделал вид, что отпивает, а сам не сводил глаз с вагонов.

Пассажирский и почтовый были совершенно целы, ни единого пулевого отверстия. Зато чудо-вагон походил на золоченое ситечко для заварки – весь в дырках.

До Круктауна он так и доехал на паровозе. Возвращаться в расстрелянный вагон, где на полу валялся труп несчастного стюарда, не хотелось. К тому же разговор с паровозной бригадой обогатил Эраста Петровича кое-какими полезными сведениями.

Так, он узнал, что Круктаун – последний оплот цивилизации. Назван в честь победителя индейцев великого генерала Крука. Железная дорога там кончается, дальше только горы, у подножия которых разбросаны крошечные городки, где нет ни закона, ни порядка, а жители немногим лучше краснокожих дикарей. Нормальные люди без крайней необходимости в те места не заезжают.

Про потенциального клиента, Мориса Стара, железнодорожники говорили с уважением. Человек огромного богатства, на него работают тысячи людей, и все довольны – хорошо кормит, хорошо платит. Настоящий джентльмен. Если б захотел, стал бы губернатором, но не хочет, потому что все время в разъездах: в Блэк-Хиллз у него угольные шахты и золотодобыча, в Скалистых горах – серебряные копи.

За разговором остаток пути пролетел незаметно. Один раз наведался Маса, по-прежнему в чем мать родила – чтоб не испачкать об уголь одежду. Принес бутылку вина и чудесный окорок, сбоку немножко забрызганный кровью покойного стюарда. Эраст Петрович от такого угощения воздержался, а паровозные ничего, обрезали краешек ножом и с аппетитом поели.

Наконец впереди появился огромный щит с гордой надписью: «САМАЯ БОЛЬШАЯ СТОЛИЦА ГРАФСТВА В ВАЙОМИНГЕ. 2132 ЖИТЕЛЯ», а дальше уже виднелись дома и станция.

На платформе стояла густая толпа – очевидно, все население «самой большой столицы». Поездной почтальон отправил с полустанка телеграмму о банде, и круктаунцы высыпали поглазеть на подвергшийся нападению поезд.

– Как героев встречают, – приосанился машинист, надел поверх комбинезона сюртук, выпустил из кармана часовую цепочку.

Кочегару принарядиться было не во что – он просто подкрутил усы и сдвинул набекрень замызганную шляпу.

– Сам мистер Стар пожаловал. Пускай полюбуется, как Черные Платки ему вагон разукрасили. Да вы на мэра смотрите, а полковник – вон он, в сторонке от всех, видите?

Вокруг человека, на которого кочегар тыкал своим черным пальцем, действительно, сохранялась почтительная дистанция, которой он, казалось, не замечал.

Высокий, худой, с седой козлиной бородкой, Морис Стар был вылитый «дядя Сэм» с плаката, разве что очки лишние. Скрестив длинные руки, он сосредоточенно разглядывал изуродованный вагон, на Фандорина даже не посмотрел. Оно и понятно. Кому бы пришло в голову, что чумазое чучело, торчащее на ступеньке паровоза, и есть знаменитый бостонский сыщик?

Зато Маса, сошедший на перрон с важностью царственной особы, успел и умыться, и приодеться. Он был в песочном клетчатом костюме, соломенном канотье, белых гамашах, а в руке нес трость своего господина.

Полковник с любезной улыбкой двинулся ему навстречу, да вдруг остановился и поправил очки – не ожидал, что «мистер Фэндорин» окажется азиатом.

Эраст Петрович разрешил затруднение клиента, подойдя и представившись.

– I beg your p-pardon for this attire, – присовокупил он со смущенной улыбкой. – You can see for yourself, that the final leg of my journey was not exactly a picnic. [14]

Стар обернулся к непрезентабельному Фандорину и вдруг на чистейшем русском языке произнес:

– Батюшки-светы! На кого вы похожи! Простите, не знаю, вашего отчества.

– Петрович. Эраст Петрович, – ответил тот после секундного замешательства. – Вы, вероятно, долго жили в России?

Полковник засмеялся.

– Я русский. «Морисом Старом» сделался только в Соединенных Штатах. В этой стране человека не могут звать Mavrikyi Christophorovich Starovozdvizhenskyi. Пока представишься, тебя уже обскакали, а то и пристрелили. Тут рассусоливать времени нет.

Он сделал несколько быстрых шагов вперед, окинул состав острым, моментально все схватывающим взглядом.

– Я вижу, телеграмма не совсем точна. Бандиты напали не столько на поезд, сколько на мой вагон. Наверное, думали, что в нем еду я. Полагаю, выкуп за самого себя обошелся бы мне в кругленькую сумму… – Маврикий Христофорович Старовоздвиженский покаянно приложил руку к груди. – Виноват. Из-за меня вы чуть не лишились жизни. Я учту нанесенный вам ущерб при расчете.

Фандорин собирался сказать, что безвозвратно загубленный костюм стоил 99 долларов, но сейчас это прозвучало бы некстати – из вагона выносили беднягу стюарда. Зеваки придвинулись ближе, жадно разглядывая мертвеца.

– Жалко Стэнфорда. – Полковник снял цилиндр. – Трое детей… Я, конечно, позабочусь о них, но отца деньгами не заменишь…

Однако настроения у этого господина менялись стремительно. Только что чуть слезу не уронил, а в следующую секунду уже с любопытством разглядывал Масу.

– Это, должно быть, ваш помощник? Читал о вас в газетах, сударь. Вы понимаете по-русски?

Он пожал камердинеру руку. Тот с важным видом приподнял канотье и поклонился.

– Ладно, господа. Поспешим. Нас ждет коляска.

Было видно, что бывший Маврикий Старовоздвиженский, в самом деле, рассусоливать не привык.

– Вы хотели нанять именно меня, потому что я тоже русский? – спросил Эраст Петрович, когда они отъехали от станции.

– Дело не во мне. – Маврикий Христофорович правил открытым экипажем сам, это получалось у него очень ловко. – Я на национальность внимания не обращаю, лишь бы человек хорошо знал свое дело. Но жители Дрим-вэлли – другое дело. К американцам они относятся подозрительно. Поверят только своему брату, природному русаку. Однако про Дрим-вэлли я вам объясню чуть позже. Сейчас мы заедем ко мне. Потолкуем, пока вы будете умываться и переодеваться. Про себя можете не рассказывать. Осведомлен – благодаря газетам. Если позволите, скажу несколько слов о моей скромной персоне. Чтоб вам были понятны мои мотивы.

Пока ехали, Стар рассказал про себя. Коротко, но ясно. Начал с неожиданного вопроса:

– Чернышевского читали? Роман «Что делать?»?

– Да. Еще в г-гимназии.

– А я впервые только здесь, в Америке. И поразился – будто про меня написано. Как Лопухов в Америку уехал, помните? А про «разумного эгоиста»? Я для себя эту формулу еще будучи студентом вывел. Что хорошо житься на свете мне будет только тогда, когда вокруг не станет сирых и обездоленных. И нужно это не им, а мне самому. Для морального комфорту. Иначе кусок в горло не полезет, сколько его маслом ни намазывай. – Полковник усмехнулся. – Славный я был юноша, только очень уж арифметический. Всех людей мечтал в одно уравнение выстроить, под формулу «свобода-равенство-братство» подогнать. Собирался посвятить свою жизнь борьбе с крепостным рабством. Но крестьян царь-батюшка и без меня освободил. Тогда я отправился в Америку, сражаться за освобождение чернокожих рабов. Не смейтесь, – сказал он, хотя Фандорин и не думал смеяться. – Двадцать лет мне было. Величайшей книгой в те годы я почитал «Хижину дяди Тома», слезы над ней лил.